Елена Жаринова - Сестра звезды
— Дорога в лесу одна. Не мешай лошади, она вывезет, — пробормотал охотник, погружаясь в сон. Я пыталась еще некоторое время посидеть с вожжами в руках, но, во-первых, в этом действительно не было необходимости — Белка уверенно трусила по заснеженной дороге — а во-вторых, я тоже не могла больше бороться со сном: как всегда, по неумению, я израсходовала слишком много сил, применяя звездный огонь. Теперь я не могу без смеха вспоминать эти первые свои опыты, но тогда каждый шаг давался мне с трудом, ибо у меня не было других учителей, кроме самой жизни. Мерное движение саней быстро укачало меня, и я уснула, чувствуя под боком теплую шкурку керато, доверчиво сопевшей рядом.
В течение двух последующих недель пути через лес сон был для меня единственным и сладостным утешением. «Ты мечтала о свободе? — горько усмехалась я. — Так на вот, получи эту свободу и узнай, что она заключается не только в том, чтобы делать все, что захочешь. Свобода — это содранные в кровь руки, когда ты пытаешься помочь лошади вытащить телегу из сугроба. Свобода — это противный запах еды, сваренной твоими неумелыми руками…»
Все было именно так. А еще мне надо было продолжать лечить Рейдана. Уже на следующее после кровавой стычки с керато утро я поняла, что накануне мои усилия принесли моему другу лишь временное облегчение: и лоб, и кожа вокруг ран снова горели. Но я не стала останавливать Белку и на этот раз повторила свой вчерашний подвиг прямо на ходу. Потом я остановила повозку, развела огонь, долго пыталась понять, что к чему в Рейдановых мешочках со съестными запасами, и сварила свою первую в жизни похлебку. Я не питала особых иллюзий, но голод и мороз — лучшая приправа к пище, и все едоки: я сама, Рейдан, которого я растолкала и накормила с ложки, керато, получившая куски хлеба, размоченные в моем вареве, — одним словом, никто не отказался от еды.
Теперь я понимаю, что с больным мне повезло. То ли силы Келлион оказали благотворное воздействие, то ли организм Рейдана был сильным от природы и закаленным в суровом климате здешних мест, но очень скоро приступы жара перестали тревожить раненого охотника. Однако он был еще очень слаб и покидал телегу только по нужде, сердито отказываясь от моей помощи. В те дни, когда он был без сознания, мне приходилось обтирать его снегом и выбрасывать одну за другой шкуры-подстилки. Могла ли я представить себе что-либо подобное, когда легкомысленно покидала храм?! Удивительно, что брезгливость не изменила моего чувства к Рейдану. Напротив, беспомощность этого большого, сильного мужчины заставляла мое сердце сжиматься от жалости.
Когда Рейдану стало лучше, он впервые увидел, как происходило его лечение. Он не пытался мне помешать, хотя я этого боялась, долго прислушивался к собственным ощущениям, а потом похлопал меня по руке:
— С тобой не пропадешь, Шайса!
Похоже, его забавляло мое «волшебство»! Что ж, мне оставалось только улыбнуться ему в ответ. Охотник поправлялся, и это было самое главное.
Гораздо труднее было справиться с маленькой керато. Первые несколько дней зверушка боялась высунуть нос из-под одеяла, еду брала с опаской и, очевидно, тосковала по матери. Но освоившись, керато начала шалить, да так, что я не успевала за ней присматривать.
В поисках чего-нибудь вкусненького она распотрошила мешочек с сушеным мясом. Ничего не съела, но растрясла все содержимое по саням, а мне пришлось все это собирать: Рейдан еще не мог охотиться, и сушеные припасы были нашей единственной пищей. Будь Рейдан здоров, глупой, проказливой кошке попало бы по первое число, я же лишь расплакалась от досады.
Потом, на привале, она всю ночь не давала спать Белке, игриво набрасываясь на нее и тут же стремительно отпрыгивая в сторону. Она была уверена, что лошади нравится такая игра. Надо ли говорить, что заснуть не удалось не только лошади…
— Если она будет так бедокурить, придется ее пристрелить, — сказал Рейдан. Я понимала, что он прав: со дня на день мы должны были подъехать к Кромельчикам. Вблизи человеческого жилья с ней не оберешься хлопот. Рейдан велел мне достать со дна телеги старые вожжи и сделал из них поводок и ошейник для керато. Как ей это не понравилось! Когда я в первый раз спустила ее на землю на привязи, она рванулась в одну, в другую сторону, придушенно замяукала, упала на спину и стала кататься, стремясь сбросить путы. Однако я пока еще была сильнее ее и терпеливо, но строго требовала своего. Я надеялась, что через пару дней, идя со мной рядом по сельским улицам, керато не будет шарахаться во все стороны, пытаясь устроить охоту на какую-нибудь домашнюю птицу. Пытаясь приручить шаловливого котенка, я, сама того не замечая, привязалась к нему. Керато, Рейдан и Белка стали моей семьей.
Но труднее всего, пожалуй, было с Рейданом. Я напрасно думала, что он будет чувствовать благодарность за мои заботы. Охотник даже не сказал мне спасибо, посчитав, видимо, что я беспокоилась не столько о нем, сколько о себе, боясь лишиться провожатого. В этом была доля правды, и я не обижалась. Гораздо обиднее было то, что Рейдан за все эти дни едва разговаривал со мной. В храме я привыкла вести долгие беседы с подругами и наставницами. Разумеется, это было поучительное времяпровождение: благодаря этим разговорам мы, юные сестры Келлион, старались яснее понять свое высокое предназначение. Когда кто-то из нас произносил особенно удачную фразу, все искренне выражали восхищение, так как искусство ясно и изящно облачать свои мысли в слова ценилось в храме очень высоко. Рейдан же вовсе не владел этим искусством. То и дело я слышала от него отрывистые приказания: — «Набери воды!», «Вытри лошади спину!» Но меня удивляло не это — в конце концов, именно такими были описаны люди, населяющие мир, в старинных книгах. Меня удивляло, что, понимая все это, я продолжала испытывать к Рейдану непреодолимую тягу. Однажды он все-таки завел со мной разговор. Это было вечером накануне прибытия в Кромельчики, когда Рейдан впервые после болезни принес из лесу дичь. Мы вкусно поели — как быстро я стала считать мясо вкусной едой! — а потом продолжали сидеть у догорающего костра.
— Скажи мне, Шайса, а для чего вас всех приносили в храм? — спросил Рейдан.
Его вопрос застал меня врасплох. Я попыталась объяснить, казалось бы, очевидные для меня вещи, но, чем больше говорила, тем больше запутывалась.
— Нет, насчет служения звезде Келлион я понял, — прервал меня Рейдан. — Но вам, наверное, говорили, зачем ей служить? Какой от этого прок?
— Как это зачем? — возмутилась я. — Келлион — это свет и красота, это наша сестра, которая любит нас…
Тут я запнулась. Все это время ночи стояли беззвездные, и меня это радовало: я боялась, что не выдержу осуждающего взора Келлион. Мне ли рассуждать о ее любви…
