Ректорша со шпаргалкой - Ксения Мур
– Но ведь все уже нормализовалось? – быть Алиссией, кроткой, невинной овечкой оказалось намного сложнее, чем Алисой Виноградовой, твердо и уверенно отстаивающей свои позиции. – Прошу, не надо.
Звучал мой голос жалко, но ложиться в постель с абсолютно незнакомым человеком, да еще и совершенно не симпатичным лично мне, это уже было за гранью разумного. Как бы я не хотела скрыть подмену, но если он станет настаивать, то придется все выложить начистоту, только бы не спать с ним.
– Не надо?
Ингирис прошипел слова сквозь зубы, громко поставил стакан на стол, из-за чего жидкость расплескалась по гладкой поверхности, поднялся на ноги и медленно, как опаснейший хищник двинулся в мою сторону. Пусть только попробует протянуть свои лапы! За мной не заржавеет!
– Я тоже просил твоего папашу, – рыкнул мужчина, нависая надо мной, уперев руки по обе стороны от моей головы. – Умолял его, чуть не рыдал. И что? А ничего! Оказался связан по рукам и ногам, еще и с тобой!
– Как?! – невольно вырвалось у меня.
Гадский магический мир! Да ну его к чертовой бабушке с такими придурками живущими здесь! По словам Алиссии, ее муженек очень опасный человек, но после такого откровения, видимо тоже вырвавшегося у него не намеренно, а из-за моего “не надо”, считать его тираном не получится. Банальная жертва чужих интриг и каких-то своих грандиозных планов. Очередная шестеренка в неизвестном механизме, выполняющая определенную функцию. И что же за скотина тогда папенька Алиссии, если отдал дочь за нелюбимого человека, прекрасно осознавая, что тот возненавидит его дочь? Просто в уме не укладывалось!
– Ты еще скажи, что не знала, – хмыкнул он, осекся, разглядывая мое офигевшее лицо, покачнулся, выпрямляясь и уже совершенно другим тоном спросил: – неужели не знала?
Та мне даже врать не пришлось! Я как раз-таки и не была в курсе таких махинаций. Может сама барышня, чье место мне поневоле пришлось занять, и была осведомлена, но не я.
Искреннее возмущение и крайнее удивление отпечатались на моем лице, уверена, это было так. Потому что эмоции, после услышанного, просто разрывали изнутри, стремясь обрушиться на любого, кто окажется в опасной близости. Будучи всегда противников навязывания чужой воли, будь то родители или близкие друзья, желающие тебе наилучшего по их мнению, сейчас я просто готова была рвать и метать. Так нельзя! Неправильно, мерзко, отвратительно поступать так с любым живым, а тем более, умеющим думать и чувствовать. Не представляю, как могла Алиссия на такое вообще пойти? А хотя, да, специи в ее пище просто сделали из девчонки послушную марионетку.
– Успокойся! – Ингирис резко тряхнул меня за плечи, так, что аж зубы цокнули. – Не то и вправду потащу в спальню!
– А если успокоюсь не потащишь? – ухватилась за спасительную фразу, как утопающий за соломинку. Ярость как рукой сдуло, стоило только понять, что насильно спать меня не собираются заставлять.
– Нет, я не насильник, несмотря на то, что ты, вероятно, именно так и считаешь.
Ингирис окинул меня задумчивым взглядом, но по-крайней мере, больше не наблюдалось в его глаза откровенной враждебности. А это значило, что, возможно, только возможно, получится как-то обратить сие себе на пользу.
Вернувшийся в кресло мужчина, снова потянулся к стакану, хмуря брови и время от времени дергая себя за галстук. Молча, делая вид, что никого, кроме него самого в комнате нет, допил и также, не произнеся больше ни слова поднялся на ноги и направился на выход. Уже у самой двери обернулся, впился пронзительным взглядом и бросил сердито:
– Не теряй контроль, все чего я прошу.
Сказал и хлопнув дверью ушел, оставив меня переваривать свалившуюся снежным комом информацию.
– Алиса? – вдруг раздалось из зеркала и я уже знала, кто станет мишенью для выплеска той злости, которую пришлось подавлять.
– Ну привет, курица пустоголовая, – рыкнула на нее, огорошив подобным приветствием. – Не хочешь мне рассказать, как ты докатилась до такой жизни?
Девушка пораженно замерла, открыв в изумлении рот и хлопая ресницами.
“Ничего, сейчас ты у меня еще рыдать будешь, захлебываясь слезами!”, – зло думала я, выбирая с чего начать. Высказаться мне точно не помешает!
– Ректор и хранитель, да? Любят и уважают тут тебя, так ты мне тут рассказывала? Да тебя ни в грош не ставят, что персонал, что студенты! Магию использовать нельзя, из комнаты выходить нельзя, а жрать пищу с любопытными добавками, влияющими на мозг значит можно?! Ты вообще хоть что-то умела или тебя так, поставили на пост ради красивой картинки?
Все, что накопилось за столь короткое время, я с огромным облегчением вываливала на опешившую девицу, пытающуюся безуспешно вклиниться в мой громкий и крайне эмоциональный монолог. Я говорила обо всем и сразу, приправляя едкими комментариями о ее мыслительных способностях, наивности и неспособности банально себя защитить. Кричала так, что меня могли услышать пожалуй и в коридоре, если бы вдруг какой-то невольный слушатель вдруг там оказался.
– Ты знала, что Ингириса твой отец заставил на тебе жениться?
Задав вопрос, впервые за время монолога, замолчала, позволяя девушке наконец-то заговорить. И молилась Богу, чтобы она действительно не знала, потому что в противном случае я не представляла, как с ней дальше говорить.
– Я, – девушка запнулась, сглатывая слезы, как я и предполагала, – отец сказал, что так нужно. Что брак с тайром позволит направить мою магию на очаг академии, поддерживая ее на необходимом уровне.
– А, – издевательски, совсем, как недавно тот самый Ингирис, протянула в ответ, – то есть обшарпанные стены, заросшие мохом и плесенью, это нужный уровень? Ремонт в стиле “нафиг надо”?
– Академия в прекрасном состоянии! – спорила со мной дуреха, доказывая свою правоту.
– Я видела в каком она состоянии, хватит врать, – рявкнула на девчонку, заставив ее проглотить какую-то фразу. – И нечего мне сейчас тут распинаться, что я не должна была выходить. Ты не в том положении, дорогуша. Еще раз спрашиваю, как ты до такого докатилась и как мне теперь вернуться в свое тело?
Алиссия хлюпала носом, глотала текущие ручьем слезы и не могла придумать, что ответить. Хотя, оно в принципе, не удивительно. Что может ответить тот, кто ничего не решает? Угораздило же меня вляпаться по самое не балуйся! Видимо грести
