Клятвы мертвых птиц - Елена Кондрацкая
– Хочешь? – спросил он неуверенно.
Волк склонил голову набок и снова облизнулся. Кирши отломил кусочек сыра и положил на раскрытую ладонь. Волк шумно принюхался.
«Есть из рук? Я что – дворовый пёс?» – пробурчал Атли, смущаясь.
Волку было всё равно, кем его считал Атли. Он сцапал кусок жирного, ароматного и очень вкусного сыра, проглотил не жуя и облизал протянутую руку.
«Эй, прекращай!»
– Фу, щекотно! – засмеялся Кирши, отдёрнул обслюнявленную руку и принялся вытирать её о рубаху.
Атли замер. Он ещё ни разу не видел, чтобы Кирши улыбался.
«Ему понравилось? Ему понравилось! – воскликнул он. – Давай оближем его ещё раз!»
Волк фыркнул, повернулся мордой к озеру и сел, не собираясь ничего повторять.
– Ты откуда такой взялся? – спросил Кирши. – Никогда тебя тут не видел.
«Никогда? Так ты не в первый раз тут?» – подумал Атли.
Волк ничего не ответил. Кирши тоже больше ничего не говорил, молча доедал сыр и смотрел на воду, иногда подкидывая кусочки лакомства Волку. Так они просидели несколько часов, пока Кирши не замёрз и не отправился обратно в замок.
Так начались их странные встречи. Атли караулил ночные вылазки Кирши – обычно это происходило пару раз в месяц, – выжидал с полчаса и выбирался следом, перекидываясь в Волка. Они сидели вдвоём на берегу, глядя на луну. И во время этих коротких безмолвных встреч Атли чувствовал гораздо больше тепла и доверия, чем за сотни часов, проведённых им с Кирши в облике человека. Это одновременно печалило его и делало счастливым, и Атли с замиранием сердца ждал каждой новой вылазки. А ещё он чувствовал, что Кирши тоже их очень ждал.
– Сегодня мой день рождения, – в одну из осенних ночей Кирши нарушил молчание.
Волк ничего не ответил, а у Атли защемило сердце. Он понял наконец, отчего друг весь день был задумчив и печален.
– В этот день мама всегда пекла брусничный пирог, – продолжил Кирши и бросил в воду камешек. – Большущий – мы никогда не могли его съесть за один день. Тут, в замке, иногда тоже пекут брусничный пирог, но он совсем не такой на вкус. Каждый раз ем его и не понимаю, почему он не такой. Это же просто пирог.
Голос Кирши задрожал, губы сжались. Он нахмурился и швырнул ещё один камень в воду.
– Я отлично помню запах пирога, помню его вкус. Он был очень сладкий, но я… – Кирши шумно выдохнул. – Я почти не помню её лица. Каждый раз я пытаюсь вспомнить её лицо… Почему я не могу вспомнить?
Кирши повернулся к Волку, будто надеялся, что у того был ответ. В его синих глазах не было слёз, только глубокая, тягучая печаль, которую никто не мог унять.
«Помоги ему, – взмолился Атли. – Прошу, помоги ему. Пожалуйста, пусть ему будет не так больно».
Волк подался вперёд и ткнулся лбом в грудь Кирши. Тот замер на мгновение, а потом вдруг протяжно вздохнул, обхватил мощную волчью шею и зарылся лицом в белую шерсть. Кирши не плакал, только тихонько скулил, как брошенный щенок. За него плакал Атли.
С тех пор их встречи стали для Атли ещё более настоящими и драгоценными, и он втайне надеялся, что они будут продолжаться вечно. Постепенно Кирши становился всё более и более разговорчивым, а Атли любил слушать его голос, и Волку он тоже нравился.
А потом наступил тот роковой день. День, когда Вегейр пытал Кирши на глазах Атли в попытке выведать его истинное имя. День, когда Атли впервые обратился в Волка на глазах друга. День, когда всё закончилось. Кирши ничего не сказал Атли, ни в чём не обвинял и не смотрел косо.
К озеру он больше не приходил.
* * *– Рад видеть, что ты жив. – Вегейр появился в чертогах сна, разогнав дымку забытья Атли. – Выбирался дольше, чем я надеялся, но, пожалуй, и этот результат можно назвать успехом.
Атли не старался скрыть своего раздражения и уколол отца холодным взглядом:
– Убирайся из моей головы!
Вегейр вскинул брови, и шрам на его лице побелел.
– Это что, обида в твоём голосе? Уж не думал ли ты, что я брошусь тебя спасать?
– А разве не так делают отцы? – хмыкнул Атли.
Вегейр расхохотался, запрокинув голову, и этим вдруг напомнил Зорана. По спине Атли пробежал липкий холодок.
– Я вожак стаи, король Северных Земель и только потом отец, – отсмеявшись заговорил он. – А ты, Атли, будущий вожак стаи, наследник престола и только потом – мой сын. А вожак должен сам справляться с трудностями, чтобы доказать свою силу, иначе вожаком ему не быть.
Атли усмехнулся и спрятал лицо в ладони:
– Так ты решил устроить мне проверку? Достойный вожак или мёртвый щенок? И что? Ничего не дрогнуло, когда ты узнал, что я в плену? Или решил, что помру, так родишь нового?
Вегейр пожал плечами и погладил шрам:
– Дрогнуло или нет, не важно. Если бы ты умер, то да, пришлось бы подумать о новом наследнике. Тем более что договор с Радомиром меня больше не связывает, упокой Великий Волк его душу.
– Будто бы мама тебя к себе подпустила, – уколол Атли.
– А при чем здесь твоя мать? – хмыкнул Вегейр. – Старуха уже давно ни на что не годна. Но это не значит, что я хранил своё семя. Щенки на твоё место, поверь, найдутся.
У Атли свело зубы от отвращения. Он никогда не питал иллюзий о верности отца, но слушать о подобном не мог.
– Ты за этим пришёл? Рассказать, скольких шлюх обрюхатил?
Вегейр даже ухом не повёл.
– Пришёл убедиться, что с тобой всё в порядке, – невозмутимо сказал он. – Я проверял каждую ночь, с тех пор как узнал, что случилось в Даргороде, но не мог пробиться, решил, что тебя сковали серебром. Сегодня получилось, и я этому рад.
Атли в ответ только кивнул, глядя в сторону, – смотреть на отца ему не хотелось.
– Что ж, думаю, на этом можем попрощаться, – сказал Вегейр после недолгого молчания.
– Как мама? – вдруг спросил Атли, понимая, что другого шанса задать этот вопрос ему скорее всего не представится.
Вегейр пожал плечами:
– О тебе не спрашивала, если ты об этом. Я сказал ей, что ты в плену, но она всё по братишке убивается, будто не Радомир подложил её под «грязное северное чудище», – хохотнул он. – Молится Морене за его душу и просит, чтобы та и её поскорее забрала. Ещё вопросы?
Атли покачал головой:
– Нет, можем прощаться.
– Вот и славно. Кстати, поздравляю с новым украшением. – Вегейр коснулся своего шрама, кивнул Атли, ухмыльнулся в бороду и исчез.
Атли провёл рукой по неровной шершавой ложбинке, что одним широким росчерком
