Фея придёт под новый год (СИ) - Лакомка Ната

— Всего доброго, мастер Берт, — сказала она с нажимом. — Поторопитесь, а то опоздаете к другим ученикам.

Ванесса вышла гордо, как каравелла, а мне только и оставалось, что пожать плечами и сказать юноше, который, прижимая к груди книгу, с тоской и обидой смотрел «каравелле» вслед:

— Не принимайте близко к сердцу. Сегодня у нас к столу квашеная капуста. Это всем портит настроение.

Глава 4

Отпрыски де Синдов совсем не обрадовались, когда увидели, что приготовлено на обед. Ванесса сморщила нос, Эйбел от души обругал и капусту, и кашу, заявив, что такими помоями не кормят даже арестантов в королевской тюрьме. Нейтон помрачнел, как туча, и мрачно вгрызся в ломоть хлеба, даже не притронувшись к ложке, и принялся ворчать, что капуста воняет. Близнецы, воспользовавшись тем, что я отвернулась, вывалили содержимое своих тарелок в чашку Черити, которая тут же возмущенно завопила.

— Прекрати кричать! — одернула её Ванесса. — От тебя уже голова болит!

— Не буду есть эту гадость, — ответила Черити, хмуря брови. — Мертин — хитренькие!

Какой Мертин? Где она увидела Мертина?

Я была совершенно задергана, подавая к столу то воду, то ячменный чай, принося чистые ложки и вилки взамен упавших на пол — и справедливо полагала, что падают столовые приборы вовсе не случайно. А тут ещё Черити со своим Мертином, и Эйбел, всё время норовивший ухватить меня за юбку, когда я проходила мимо.

В конце концов, Ванесса бросила ложку на стол и заявила:

— Обед был отвратительный. Так и скажу тётушке, когда она вернётся.

— Мне очень жаль, барышня… — начала я, но Эйбел перебил.

— Да брось ты, сестрёнка, — сказал он вальяжно, — будто вчера и позавчера нас кормили вкуснее, — и он подмигнул мне, словно невзначай проведя пальцем по губам.

Сразу видно — избалованный, настырный, невоспитанный юнец. Я не прониклась его защитой и начала молча собирать тарелки со стола. Дети разбежались, Ванесса гордо удалилась, и только Эйбел и Нейтон сидели за столом. Эйбел развалился на стуле, лениво поглядывая на меня из-под ресниц, а Нейтон хмуро догрызал корку. Я подумала, что он не уходит, потому что не желает оставлять меня наедине со старшим братом. Судя по взглядам, которые бросал на меня мастер Нейтон, я ему совсем не нравилась. Вряд ли он остался, чтобы заступиться за меня, если Эйбел начнёт ухаживать. Возможно, беспокоится за брата? Чтобы служанка его не соблазнила, такого влюбчивого? Отчего-то я была уверена, что Эйбел-Рэйбел не одну меня удостоил своим вниманием.

— Могу я спросить… — сказала я, стараясь не замечать слишком явной симпатии одного и неприязни другого.

— Говори, — тут же поставил локти на стол Эйбел, подперев голову и расплывшись в улыбке.

— Признаться, даже в моём монастыре так строго не соблюдали пост, — начала я осторожно вызнавать порядки этого дома. — А здесь — маленькие дети… Разве им не полагается послабление?

— А что, перед Богом мы делимся на маленьких и больших? — съязвил Нейтон. — Перед Богом все равны, и все должны соблюдать правила!

— Да погоди ты, — добродушно одёрнул его брат и сказал мне, состроив жалобную физиономию: — Отец и тётя у нас такие правильные — просто до оскомины…

Нейтон свирепо дёрнулся, но Эйбел только расхохотался и продолжал:

— Поэтому мы лопаем эту отвратительную кашу и эту мерзкую капусту. Для поддержания духовных сил. Но если хочешь, могу сводить тебя в одно чудное местечко, там даже в пост можно отлично поесть…

— Вот я всё расскажу отцу! — вспылил Нейтон вскакивая. — И донесу на этого гада Вилсона! Чтобы не торговал мясом в пост!

— Что ты так разволновался? — Эйбел и бровью не повел. — И с чего решил, что Вилсон продает мясо? Всего-то раковые шейки.

— Ага, ага! — презрительно скривился Нейтон.

— С вашего позволения, мне ещё отнести обед Логану, — я забрала поднос и поскорее ушла, чтобы не присутствовать при ссоре братьев.

Голос Нейтона — недовольный, ломающийся — был слышан даже на первом этаже. Значит, мастер Нейтон — поборник нравственности. И свято уверен, что и его отец — такой же.

— Ага, ага, — прошептала я сама себе, невольно вспомнив последнюю встречу с господином де Синдом.

По телу сразу прошли сладкие токи — от самой макушки до пяток. Как будто я снова оказалась у окна, подставляя лицо солнцу… Я искала тихий, богатый дом и добрых хозяев, чтобы спрятаться на зиму, а оказалась… совсем не в тихом доме, и у странных хозяев. Впрочем, господин де Синд не производил впечатление странного. Но впечатление он производил…

Размышляя об этом, я спустилась в кухню, заново наполнила поднос и отправилась на чердак, чтобы покормить малыша Логана. Почему он на чердаке? Наказан?

Я совсем запыхалась, пока добралась до чердака — по сути, он был четвертым этажом этого дома, и ступенек в лестнице, ведущей наверх, было очень, о-очень много!

Дверь противно заскрипела, когда я толкнула её плечом.

— Логан? — позвала я от порога, потому что на чердаке было полутемно — треугольные маленькие окна были закрыты деревянными ставнями, и сиротливо горел один только крохотный светильничек под стеклянным закрытым колпаком. — Логан, я принесла тебе поесть…

Чердак был огромным, и здесь было ещё холоднее, чем в доме. Я поёжилась и оглянулась в поисках ребёнка. Даже если он наказан, слишком жестоко заставлять его сидеть здесь полдня — в холоде и без солнца.

Я чуть не наступила на мальчика — он сидел на разложенной на полу постели, поджав ноги и сгорбившись, словно старик. Он даже не поднял голову, чтобы посмотреть на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Что же ты не отвечаешь? — спросила я ласково, хотя мне стало жутко и от молчания Логана, и от его обреченного вида.

Что такого должен был натворить маленький мальчишка, если он так переживает?

Встав возле постели на колени, я поставила рядом поднос, взяла чашку с кашей и ложку, и протянула Логану.

Я была почти уверена, что он откажется есть, но мальчик схватил чашку с такой жадностью, что часть каши выплеснулась на постель. Глядя, как он уплетает это невероятно неаппетитное блюдо, я только покачала головой. Логан казался мне слабым, бледным и почти прозрачным — такого надо откармливать крепким куриным бульоном и вкусными пирогами, чтобы щеки округлились и на них появился румянец. А чечевица… Нет, это слишком суровый пост.

— Когда тебе разрешат спуститься, — продолжала я, — приходи в кухню, расскажу тебе сказку, как храбрый мальчик победил троллей…

— Он не спустится, — услышала я пронзительный голосок Черити.

Оглянувшись, я увидела и её саму — девочка тоже поднялась на чердак и теперь стояла на расстоянии шагов пяти от нас с Логаном, заложив руки за спину и посматривая на нас сверху вниз. Она по-прежнему была в ночной рубашке, с неприбранными локонами, и походила на рождественского ангелочка, каких делают из марципана.

— Логану не разрешают спускаться, — повторила она и улыбнулась — холодно, почти с ненавистью.

Было странно видеть подобную гримасу на милом детском личике. И я невольно положила руку Логану на плечо, словно пытаясь его защитить.

— Тётя говорит, что он будет сидеть здесь до самой смерти, — продолжала болтать вздор девчонка, — а если попробует сбежать или станет шуметь — придут чердачные тролли и съедят его. Даже косточек не оставят.

Пустая чашка вывалилась из рук Логана, и я поспешила сделать Черити внушение, приобняв малыша, который снова затрясся, как осиновый лист.

— Тролли не трогают тех, кто хорошо ест, — сказала я, поглаживая Логана по вихрастой голове. — Логан съел свою порцию, и теперь ему ничего не страшно. А как пообедала ты, Черити?

Девочка явно смешалась, но тут же выпятила подбородок:

— При чем тут это? — произнесла она мрачно и усмехнулась совсем не по-детски. — Чердачные тролли приходят за преступниками…

— Но Логан не преступник, — возразила я.