Замок ледяной розы (СИ) - Снегова Анна

Я упрямо сжала зубы и смотрела. Я же смелая. Я же сказала Рону, что ничего не боюсь.

…Двое сошлись в беспощадном поединке. Будто наяву слышала я лязг стали и предсмертный хрип того, чью грудь пронзали мечом.

Так вот как выглядели эллери!

Почти человеческая фигура. Доспех из светлого металла. И тело чудовища.

Весь заросший густой чёрной шерстью, монстр смотрел мне прямо в душу ярко-синими глазами, полными ненависти. Лишь они одни выделялись яркими огнями на плоской морде. Я не могла назвать это лицом.

Изо рта высовываются острые клыки. Он будто тянется с гобелена – тянется к людям в последней попытке достать кого-нибудь из нас. Но лапа с длинными изогнутыми когтями уже разжимается, из неё в окровавленную траву выпадает меч. Чудовище пало на одно колено – ещё немного, и отлетит последний вздох последнего из эллери, знаменуя собой окончательную победу Великого Завоевания.

Остроконечный щит с эмблемой – роза в круге – не смог предотвратить решающего удара, распоровшего доспех на груди чудовища и расцветившего гобелен ярко-алым. И удар этот нанёс недрогнувшей рукой человек. Герой, прославленный в легендах. Тот самый, что основал когда-то род Винтерстоунов. Не зря этот гобелен хранился в замке и передавался из поколения в поколение в роду графа.

Теперь он принадлежит Рону и Эду. Они наверняка очень ценят эту жуткую вещь, от вида которой у меня подкашиваются ноги и сбивается с ритма сердце. И, наверное, с особенной гордостью смотрят сейчас на неё…

Нет, Рон смотрел только на меня. Прямо мне в лицо. Пристально и как будто выжидающе. Неужели он стоял так всё время, а я даже не заметила?

- Ну что, Рин, ты по-прежнему утверждаешь, что ничего не боишься? – в голосе была вечная насмешка, но глаза… Глаза были обеспокоенными.

Я через силу улыбнулась. Хотя получилось, наверное, так себе.

- Конечно. Я же прочитала ту твою книжку.

Его взгляд немного смягчился.

- Можешь не возвращать. Рад, что тебе она понравилась.

- Я не сказала, что понравилась, - возразила я, отпуская его рукав, пока никто не заметил.

Рон хмыкнул и снова вернулся к гостям.

В толпе меж тем раздались разрозненные хлопки, которые быстро подхватили почти все, устроив лорду Винтерстоуну и его гобелену настоящие овации.

Чему они радуются? Крови и смерти на этой картине?

У меня жутко разболелась голова, и я попросила папу увести меня спать. Но всю дорогу до комнаты мучилась от ощущения, что чего-то не заметила на том гобелене. Чего-то важного. Эта мысль зудела и не давала покоя, как заноза, которую никак не можешь вытащить.

Я вертелась и крутилась в кровати полночи, и только когда уже начинала засыпать, наконец, поняла.

У воина, пронзающего чудовище, были черты лица Рона.

Ну да, ничего удивительного… Это же его предок…

Если я думала, что после того стояния рядом и почти держания за ручки хоть что-то изменится, то это была очень глупая надежда. Рон по-прежнему меня не замечал.

После бала-открытия потянулись обычные мирные развлечения скучающей знати. Прогулки по саду, пикники, музыкальные вечера, чтения вслух и длительные беседы, трапезы с изысканными блюдами за длинными-предлинными столами… Все гости разбились в конце концов на небольшие группы. И только я чувствовала себя одинокой и никому не нужной.

Папа быстро нашёл себе компанию таких же солидных джентльменов и вечера напролёт играл в карты или вёл разговоры о политике. С детьми моего возраста мне было скучно. Старшие меня игнорировали – да я и стеснялась сама с кем-то заговаривать.

Моё одиночество скрашивал только Эдди. Добрый он, всё-таки. Не то, что некоторые. Вот его мне иногда удавалось украсть у компании старших ребят, и мы часами болтали о каких-нибудь пустяках, пропадали на конюшне и на фехтовальной площадке, искали для меня самые красивые цветы… Гости-то не решались рвать «ледяные розы Винтерстоунов». Которые к тому же поддавались, только если срезать стебли какими-то особыми ножницами из старого-престарого металла чуть ли не эпохи Завоевания. А вот Эдди было всё можно. Вернее, ему никто был не указ. Так что ножницы эти он украдкой таскал у Торнвуда, хотя тот жутко сердился, - и тогда мне доставался цветок, а то и не один.Однажды я всё же рискнула спросить Эдди, как бы невзначай, что это за девушка такая вьётся около Рона.

- Эмбер? – на лице Эда появилось восторженное выражение. Я вдруг подумала, что лучше бы, наверное, не спрашивала. – О, это королева школы Эбердин! Учится с Роном на одном курсе и сохнет по нему уже года два. Так что у меня, к сожалению, ни единого шанса.

- Да я не о том спрашивала вообще-то, - пробурчала я, от души пиная камушек, некстати попавший под ноги. Мы шли по уложенной гравием дорожке меж розовых кустов, погода была отличная, щебетали птички, которые как оголтелые слетались к замку со всей округи, чтобы не мёрзнуть в зимнем лесу… Вот только настроение моё как-то стремительно ухудшалось.

- А о чём? Ну, могу тебе про неё ещё сказать, что она из Сильверстоунов. Семейка в родстве у самого короля, денег куры не клюют. Завидная невеста, короче. Думаю, скоро от женихов отбоя не будет. Так что, если Рон со своим дурацким характером упустит такой лакомый кусочек, я, пожалуй… А хотя о чём это я! Нашёл тему для разговора с ребёнком. Не слушай меня, Кэт. Просто это… когда речь заходит об Эмбер Сильверстоун…

И он мечтательно вздохнул. А я смертельно обиделась на него за «ребёнка». Ну что же они помешались-то так на этой Эмбер!

Потом я подумала, что уже слышала где-то её фамилию. А, ну да… Лорд Сильверстоун – это же тот самый всадник на белом коне, разговор которого с графом я подслушала тогда, прошлой зимой! Дядя самого наследного принца. Да уж, приданое у невесты с такими-то родичами будет нехилое…

Но тут мои мысли неожиданно потекли в другое русло.

От того, что я вернулась в то утро и будто наяву услышала звуки надменного голоса лорда Сильверстоуна, мне неожиданно ярко и остро вспомнилось, что они с хозяином замка говорили о каком-то обряде. И провести его собирались, судя по всему, именно на Празднике ледяной розы.

Так что же это такое? Что они затеяли? Пока я не замечала ничего необычного.

Но чем быстрее бежали дни, чем меньше оставалось времени до отъезда, тем сильнее меня грызла тревога.

(3.3)

Вот и наступил день накануне моего отъезда. Понятия не имею, почему время в замке всегда так быстро летит… Кажется, не успеешь приехать – а уже снова прощаться до следующей зимы. И бесконечно переживать, чтобы она действительно случилась – эта зима. Чтобы никакие вьюги не замели пути к месту, где хочешь быть больше всего на свете.

Иногда я думала – каково это, жить здесь всегда? Знать, что в любую минуту чудеса Замка ледяной розы под рукой, когда ни пожелаешь? Мне было очень сложно такое представить. Начинаешь воспринимать их как обыденность, как будто ешь самые вкусные пирожные каждый день – или наоборот, еще сильнее врастаешь в замок так, что он становится частью тебя? Может, я ошибалась – но почему-то мне казалось, что в братьях Винтерстоунах воплотились оба варианта. И я знала, кто из них готов на всё, что угодно, только бы спасти Замок от увядания. Мне даже трудно было выразить, почему я так решила – просто знала, и всё.

Этим вечером лорд Винтерстоун собирался дать самый пышный бал – бал-кульминацию праздника. А наутро мы с отцом уедем. Если обряд не проведут сегодня – значит, я всё прозеваю и так ничего и не узнаю. Поэтому нужно держать ушки на макушке и внимательно смотреть по сторонам.

Напряжение внутри меня с такой силой закручивалось и натягивалось, что я не то, что не могла ничем заниматься в ожидании вечера, - я просто-напросто не могла посидеть спокойно и пяти минут.

После обеда попыталась немножко успокоиться и позаниматься в своей комнате какой-нибудь ерундой, но поняла, что не получается. Тогда я махнула рукой и отправилась просто бродить по замку туда-сюда. Особенно интересовал меня второй этаж, который я знала так мало.