Средь бала лжи (СИ) - Сафонова Евгения

— Да ну? — усомнилась Таша: в ожидании Орека, всё ещё собиравшегося, она нервно прохаживалась перед зеркалом, окидывая отражённое критическим взглядом. — Сколько же у них носильщиков?..

— Не знаю. — Алексас, стянув сапоги, потянулся — с кошачьим изяществом — и вальяжно развалился на диванных подушках. — Но, полагаю, лучшим одёжным лавкам… а какие же ещё мы могли удостоить своим посещением… волне доступно содержать множество слуг. Мне, право, даже неудобно стало отказывать им в выполнении своего долга. Зачем, действительно, отбирать у людей их законное право? Я ведь, как-никак, твой камердинер, а не чей-либо ещё.

Прикусив обиженно дрожащую губку, Лавиэлль направилась в свою комнату. Слуги покорно проследовали за ней, чтобы спустя некоторое время, вернувшись, откланяться Алексасу и покинуть апартаменты. Служанки кинулись в спальню разбирать пакеты, другой слуга со шваброй наперевес бросился на борьбу с грязью — знать и не думала разуваться перед спальней, лишь перед кроватью, оставляя слугам денно и нощно сражаться за чистоту в доме, — однако, едва переступив порог, все они испуганно вылетели прочь из комнаты.

Герцогиня не кричала, нет. Пусть даже её шипение Таша почему-то расслышала без труда.

Но стоило полагать, что прошипленные угрозы вполне могли привестись в действие, пробудь слуги подле девушки ещё пару мгновений.

— Что ты с ней сделал? — поинтересовалась Таша, когда они с Алексасом остались одни.

— Присаживайся. — Её рыцарь одними глазами указал на место рядом с собой, и Таша охотно примостилась на диване по соседству. — Ничего особенного. Метод «лёд и пламя».

— Хм?..

— Джеми — пламя. Страсть, восхищение, поклонение и прочая любовная чепуха. Ну а я, соответственно, лёд. Уважение, но ничего более. При этом щедрое расточение обольстительных улыбок всем встречным девушкам. И если бы я оставил свой адрес всем, кому успел вскружить голову — думаю, бедняжки вполне смогли бы взять гостиницу штурмом.

— Не льсти себе, — фыркнула Таша.

Хотя прекрасно знала, что Алексас прав. Если он этого хотел, барышни валились к его ногам штабелями.

Какой удар по женской самоуверенности юной герцогини…

— Джеми, конечно же, рвал и метал, но я убедил братца, что всё для его же блага. Когда бразды правления вернутся к нему, он снова будет мил, нежен и ласков — он иначе не сможет, дурачок, — но Лавиэлль это лишь больше с толку собьёт. А потом снова вернусь я…

— Представляю, — оценила Таша, ощущая к герцогине смутную жалость.

И вдруг поняла, что Алексас смотрит на неё как-то слишком задумчиво.

— Таша, — произнёс он внезапно.

— Что? — подозрительно спросила она; странное лукавство в его прищуре и голосе заставило её ждать подвоха.

— А можно я в тебя влюблюсь?

…и пусть Таша ожидала подвоха — но от такого вопроса уставилась на своего рыцаря, забыв выдохнуть.

— Что? — на всякий случай уточнила она, желая убедиться, что не ослышалась.

— На публику, конечно, — безмятежно пояснил Алексас. — Знаешь ли, стоит женщине увидеть, что их кавалер засматривается на другую…

— Ты не её кавалер, — с облегчением откинувшись на спинку дивана, напомнила Таша. — И Джеми тоже.

— Потенциально — вполне.

— Хочешь сказать, я на публике буду не только невестой Леограна, но и твоей возлюбленной? Активная у меня личная жизнь, однако!

— Ради Джеминого счастья, Таша. Уверен, когда мы добьёмся своего и Лавиэлль из неприступной гордячки превратится в обычную влюблённую дурочку, он сразу увидит её во всей красе и поймёт, что… да, да, конечно, это любовь всей твоей жизни, я тебя понял! Глупый мальчишка, — вздохнул Алексас, вновь обращаясь к ней. — Так ты согласна?

Таша растерянно натянула атласные перчатки, облившие её руки до локтей.

— А можно ещё подумать?

— Можно. Но спрашивал я исключительно для проформы.

— Вот как? А если твоя королева прикажет этого не делать?

— Моя королева не будет столь жестока, я же знаю.

— Всё-то ты знаешь, — буркнула Таша, расправляя складки юбки.

Двери слева от них плавно отворились.

— Готовы, Таша-лэн? — изрёк герцог.

— Как всегда, — вздохнула Таша, поднимаясь с диванчика; глядя на Орека, великолепного в изумрудном с золотом костюме, она в который раз отметила, что рыжим невероятно идёт зелёное. — До встречи… Джеми.

— Удачи, Таша, — улыбнулся Алексас. — Мы… все мы — с тобой.

Таша взглянула в синие глаза своего рыцаря… и когтистая лапка неясной тревоги царапнула душу.

Седьмое чувство, какое-то животное чутьё — вдруг закричало «стой».

…стой, зашептало что-то внутри; стой, не уходи…

— …Таша?

— Да. — Она мотнула головой, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. — Спасибо…

…ты должна быть здесь, должна остаться рядом…

— Что такое? — посерьёзнев, спросил Алексас.

Что такое? Хороший вопрос…

Просто нервы, подумала Таша. Это просто нервы. Из-за грядущего допроса. Всё в порядке.

Всё будет хорошо…

— Ничего. — Она вымученно улыбнулась — и повернулась к Ореку. — Идёмте, Ваша Светлость.

До кареты шли молча. Впрочем, ехали тоже в тишине. Орек был тем более мрачен, что в княжеский дворец ему пришлось отправиться пассажиром: положение обязывало.

Таша, уставившись в окно, смотрела на светлячки проплывавших мимо фонарей, пёструю толпу и яркие витрины, в которых порой проскальзывало отражение её бледного лица.

— Прекрасно выглядите, Таша-лэн, — Орек наконец решился нарушить молчание. — Платье вам очень идёт. Простой фасон, но сколько изящества…

— Спасибо.

Стук копыт по мостовой бил по ушам.

— Сиреневый вам к лицу, — предпринял вторую попытку герцог. — С лета вы ещё больше похорошели.

— Спасибо.

Впрочем, на сей раз её «спасибо» было и правда благодарным. Таша сама думала, что за последние полгода отражаемое в зеркалах изменилось в лучшую сторону. Веснушки, широковато расставленные глаза и сердцевидная форма позволяли назвать её лицо если не хорошеньким, то интересным, а хозяйка этого лица… скажем так, пополнела. В нужных местах.

Не так давно Таша поймала себя на том, что проводит у зеркала куда больше времени, чем летом, и куда с большим удовольствием. Пожалуй, теперь любоваться можно было не только гривой золотистых локонов.