Муж-озеро - Ирина Андрианова
На следующий год она не стала дожидаться полного схода снега, и уже в начале марта развернула палатку. Ей было страшно представить, чтобы кто-то мог прийти на Озеро раньше ее. И дело было даже не в том, что этот кто-то мог оставить мусор или срубить живое дерево — нет, она боялась, что чужой человек мог навредить Озеру одним своим присутствием. А еще она хотела, чтобы первой, кого Ионушка увидит, когда проснется из-подо льда, была она, а не кто-то чужой. Ей думалось, что он может встревожиться, если не увидит ее на привычном месте; или, того хуже, он может подумать, что она его покинула.
Первые посетители появились на стоянках в праздник 8 марта. Дальше народ стал приезжать сначала раз в две недели, потом раз в неделю, а начиная с майских праздников наведывался и на будних днях. Жизнь на Озере потекла своим чередом, как на множестве других лесных озер области. Стоянок становилось все больше, тропинки расширялись. Появлялись уже люди, уверенные, что это не чья-нибудь, а «их» стоянка, из-за чего случались скандалы. Тех, кто удивлялся, обнаружив Озеро, было все меньше. А те, кто когда-то удивлялся, уже забыли об этом, уверенные, что знали о нем всегда. Со временем Озеро появилось и на интернет-картах — сначала неуверенно, как заболоченная территория, а потом — как полноценное голубое пятно. Правда, официального названия у него не было, и в разных источниках использовались разные фольклорные варианты. В основном они были типовые — Белое, Голубое, Черное (хотя вода в нем была светлая), Глубокое, Прохладное (хотя оно было не холоднее, чем другие), Круглое (это было похоже на правду) и т. п. Танюша пыталась внедрить в народную традицию свое, правильное название. Она долго думала, как следовало бы называться Озеру для внешнего мира, и, наконец, решила, что оно будет Дубоссарским — по названию его родного города. Ее душу приятно ласкало, что она одна знает, почему Озеро именно Дубоссарское; самый звук этого слова прокладывал мостик между нею и Ионом, и давал надежду, что поможет им когда-нибудь свидеться. В то же время она никогда бы не назвала его, например, Ионовым: это выглядело бы так, будто она выдает его, сдает на растерзание толпе. Нет, никто не должен осквернять своим губами его имени. Она одновременно и боялась раскрыть тайну об Ионе, и хотела, чтобы о нем знали. Но привить народу Дубоссарское она так и не смогла. Название с непонятной этимологией превратилось в устах отдыхающих в Дубовое, хотя на берегах Озера не росло ни одного дуба. В конце концов Танюша решила, что это тоже хорошо, просто разгадка ребуса, почему Дубовое, будет спрятано еще глубже, через промежуточную остановку в Дубоссарах. Впрочем, большинство публики все-таки склонялось к простому и бессмысленному названию Белое.
С тех пор, как Озеро окончательно стало достоянием широкой общественности, около него стала появляться самая разношерстная публика, и иногда попадались даже туристы-знакомые Танюши. Она не хотела с ними встречаться; не хотела трудиться объяснять, зачем она здесь живет и зачем непрерывно убирает мусор. Она не бывала в походах с прошлого лета, не отзывалась на приглашения на посиделки. Зимой, во время своих лыжных пробежек до Озера, она пару раз встречала старых походных товарищей, но всегда делала вид, что страшно спешит, и убегала в противоположную от Озера сторону — боялась, как бы у них не возник соблазн последовать за нею. Но сейчас спрятаться было невозможно. Ей волей-неволей пришлось принять на себя образ слегка повредившейся умом старой девы, которая настолько любит лес, что решила в нем поселиться. На какое-то время — правда, небольшое — Танюша стала героем сплетен и шуток, но потом про нее забыли. Она никогда не была ярким членом компании. Самые близкие приятельницы, Оля и Ксеня, иногда приезжали и ставили палатку рядом с нею. У нее было удобно: тихое, уединенное место (благо, что рядом была болотинка, поэтому по соседству никто не вставал), дрова запасены, костер и тросик с котлами всегда наготове. В благодарность за гостеприимство они привозили еду и всякие вкусности, которые у Танюши были редкостью, и помогали заготавливать дрова. Вот только уговорить их помочь с уборкой хозяйке долго не удавалось. Оля солидно изрекала, что не собирается убирать за всякими свиньями, а свой мусор она и так вывозит. «Я тебя очень уважаю, — притворно добавляла Ксеня, — но не вижу смысла делать бесполезную работу. Они все — Ксеня обводила рукой дальний берег, где поутру уже дымились костры и доносились первые тумс-тумс автомагнитол, — гадят быстрее, чем мы можем убрать. Какой же смысл тратить на это время?»
«Смысл просто в том, чтобы делать это», — вздыхала про себя Танюша и шла убирать одна. Она догадывалась, что старые подруги вовсе не ленятся, просто им тяжело общаться с «быдлогопами». Ей тоже было тяжело, вдвойне тяжело, но еще тяжелей было ничего не делать. В этом бессмысленном труде она видела служение ему, а в унижениях, причиненных отдыхающими, она робко (боясь себе в этом себе признаться) надеялась выкупить желанную награду — возможность когда-нибудь соединиться с ним.
— Ты точно на походы забила? — спрашивала Оля, хотя в душе не хотела бы, чтобы Танюша вдруг стала проситься в поход — она была слабовата, и от ее отсутствия группа точно ничего не потеряла.
— Точно, — улыбалась Танюша. — Зачем мне? Я и так большую часть года, как в походе.
— Ну, все-таки тут однообразно, — замечала Ксеня. — И эти гопники вокруг со своим музоном! Один раз приехать — нормально, но жить тут с весны по осень — это, извини, мазохизм.
Гораздо чаще на Озеро наведывалась другая танюшина знакомая — Эмма, руководительница туристического кружка в подростковом клубе. Она расторопно заняла для своих школьников удобную стоянку,
