Я тебя придумала - Анна Шнайдер
Я подняла руку и вытерла мокрые щёки.
— Просто отпусти её, Линн. Она сама выбрала этот путь.
Вздохнув, я кивнула, и только тогда Дарида, улыбнувшись, отпустила моё плечо.
— Ты не обидишься, если я помолюсь здесь… не тебе?
Богиня рассмеялась.
— Конечно же, я не обижусь.
Я слабо улыбнулась ей и, отвернувшись, секунду поколебалась прежде, чем опуститься на колени. Сложила пальцы в замок и прижала их к губам.
Я уже упоминала, что никогда не была истово верующей. Но сейчас я хотела обратиться именно к Нему — к тому, кто видит абсолютно всё… и кого мне никогда не постигнуть. Не увидеть и не понять.
Самое забавное, что Ему это и не нужно. И теперь я точно знала — Он слышит.
— Пожалуйста, дай мне мужества, — шептала я в свои сложенные руки, наклонив голову. — Дай мне мужества, чтобы принять решение, и силы, чтобы смочь осуществить всё. А больше ничего не попрошу у Тебя за себя. Пожалуйста, не оставляй в трудные минуты брата моего младшего, когда ему будет так же плохо, как мне, мужа моего, пусть он так и не узнает меня, и Вейна… Дай ему прощение. И верни сестру. Пожалуйста…
Я вытерла набежавшие на глаза слёзы и продолжила:
— Я знаю, что это невозможно, но всё же — подари Ленни жизнь. Больше ничего не нужно, остальное она найдёт сама. Только жизнь ей подари. Ты же знаешь, она её заслуживает.
Моя первая молитва оказалась странной. Я не помнила слов канонических молитв, поэтому говорила то, что было у меня на сердце.
И когда подняла глаза, то увидела, что огонёк свечи в руке статуи-Дариды стоит ровно, как солдат на параде, словно слушает мои слова.
— Прости меня, — прошептала я, глядя на это маленькое пламя, — прости за то, что переносила реальную жизнь в свои фантазии, за злые слова и отчаяние, за уныние, за ненависть к самой себе. Теперь я понимаю — всё имеет значение. Всё… даже то, что ты сочиняешь, даже то, что не выпускаешь из глубин души. Всё может воплотиться. Теперь я понимаю — ты никогда не отнимал у меня брата. Ты только подарил мне его. Его и силу Творца — не знаю, за какие заслуги, и наверное, не узнаю никогда. Прости меня. И знай, что сегодня и я себя простила.
Когда я замолчала, гром не грянул и мир не содрогнулся. Только огонёк свечи, на которую я смотрела, чуть шелохнулся, словно кто-то невидимый пощекотал его ласковым дыханием.
Я не знала, будет ли мне когда-нибудь даровано прощение, но я постараюсь его заслужить.
А ещё я верила — Ему важно, чтобы я простила саму себя. И сегодня я наконец смогла это сделать. После десяти лет нескончаемой ненависти.
Конечно, у меня не было и нет оправдания. Кроме одного — все люди совершают ошибки.
Но это, на самом деле, не имеет никакого отношения к прощению.
.
Когда я вышла из храма Дариды и поднялась по лестнице, раздумывая о том, где мне теперь искать Рыма и остальных, то неожиданно столкнулась с императором.
Я смотрела под ноги, боясь оступиться — утром я надела платье с непривычно длинным подолом, купленное накануне специально для визита во дворец — и не видела совершенно ничего, кроме узора на дорогом шерстяном ковре, пока, наконец, не уткнулась макушкой в чью-то грудь.
Я едва не умерла от ужаса и смущения, когда подняла глаза — прямо передо мной стоял Эдигор, рассматривающий меня с откровенным любопытством.
Так, что там полагается делать по этикету…
— Ваше величество, — пролепетала я и попыталась сотворить элегантный, глубокий поклон, но покачнулась и начала заваливаться набок. И непременно бы свалилась под ноги императору, если бы он не подхватил меня под локоть, отчего я смутилась ещё больше.
Подняв голову, я увидела, что Эдигор ласково и понимающе улыбается.
— Кажется, почтительные поклоны — ваше слабое место, леди, — сказал он, и от его мягкой, чарующей, но при этом такой величественной улыбки мне стало жарко. А ещё захотелось бежать как можно быстрее. Потому что, с одной стороны, император безумно напоминал мне Игоря, а с другой — отличался от него так же разительно, как небо отличается от земли. — Поэтому я освобождаю вас от любых поклонов по отношению ко мне. Если хотите, можете просто кивать головой, леди.
Он замолчал, видимо, ожидая моей реакции, но у меня словно язык к нёбу прилип.
Чёрт побери, как полагается разговаривать с императорами?!
— Спасибо, — наконец, пискнула я, дёрнув рукой, чтобы высвободить локоть из железной хватки Эдигора, но он, кажется, этой попытки даже не заметил.
Ещё бы, слоны тоже не замечают комариных укусов.
— Как ваше имя, леди? — спросил император, улыбаясь по-прежнему понимающе-ласково, но при этом ни капли не снисходительно.
— Линн.
Несколько секунд Эдигор просто смотрел на меня, а потом повторил:
— Линн… Вы позволите называть вас просто по имени, леди?
И тут меня прорвало:
— Какая же я леди, ваше величество! Даже если взять мою причёску… Разве у настоящих леди бывают такие волосы? Называйте меня просто по имени, конечно.
Император негромко рассмеялся, и я вздрогнула.
Он смеялся почти как Игорь. У моего мужа тоже был такой смех — тихий, деликатный, даже робкий. Правда, сейчас этот смех произвёл на меня совершенно иное впечатление. Робости в нём точно не имелось, зато имелось такое внутреннее достоинство, что я немедленно поняла…
Господи… Даже если император вспомнит свою любовь, то бишь, меня, неужели он вновь меня полюбит? Ведь Эдигор — совершенно другой человек, это уже не мой простой, добрый, но такой незатейливый муж. И рядом с императором я смотрелась, как… ну, как взъерошенный воробей рядом с павлином.