Книга (СИ) - Ефимия Летова
— Вы не понимаете! — взвывает Вертимер, и его подростковая внешность как нельзя более кстати подходит этому жалкому тону. — Вы не понимаете, я же хотел как лучше! Я нашёл демиурга, посмотрите на меня, на мою кожу, она всё может изменить, она всех вас может излечить, она же… — он захлёбывается собственными словами, видимо, получив ещё одну затрещину от невидимого мага-метаморфа. Лавия вдруг резким, отточенным движением — полтора столетия неподвижности, голода и бездействия никак не сказались на её силе и реакции — пинает бывшего союзника ногой, и не ожидавший этого маг оступается — и катится вниз, в образовавшийся после выхода духа-хранителя провал. Разумеется, не падает, останавливается за несколько метров до него и силится подняться, но к этот момент прямо ему на грудь прыгает средних размеров лизар — и вцепляется то ли в нос, то ли в подбородок. Вертимер кричит и отбрасывает тварь воздушной волной, но ей на смену приходит двое других. Двое… трое… десятки и сотни, словно из-под земли возникших тварей наваливаются на уже изрядно покусанного, даже погрызенного окровавленного мага, и через полшага его уже трудно увидеть в гуще извивающихся тел жадно чавкающих рептилий и членистоногих. Ещё миг — и омерзительный живой комок скатывается в чёрную дыру вместе со своей жертвой.
Никто не делает и попытки его спасти.
— Забудьте об этом предателе и безумце! — Девятая как ни в чём ни бывало улыбается. — Он заявлял, что сходил по мне с ума, что ненавидит вас за ваше бездействие, но на самом деле просто завидовал. Тому, что ваши уродства казались ему лучше его собственного. Милостивая Шиару…
Лавия вдруг материализуется передо мной — Тельман обнимает меня защитным жестом, прижимает к себе, но огненная магичка в нашу сторону и не смотрит — всё её внимание поглощено безмолвно взирающим на происходящее духом-хранителем. Лавия склоняет голову и опускается на колени, последние метры преодолевая в этой столь не свойственной ей смиренной позе подчинения.
— Милостивая Шиару, я признаю свою вину и умоляю тебя…
Тельман вздрагивает, а я открываю рот, чтобы закричать — и не успеваю.
Пламя, обжигающее настолько, что кажется ледяным, охватывает нас с Тельманом — и тут же опадает, а представшая моим глазам картина кажется невероятной, невозможной — и в то же время сотую долю шага назад я уже знала, что всё случится именно так. Оказавшаяся поблизости Лавия вскидывает левую руку — ту самую, с сохранившимся острым каменным осколком-лезвием, превращавшим её руку в подобие меча киборга. И это самое лезвие — не менее метра в длину — она с силой втыкает в чернильно-золотой глаз духа-хранителя Криафара.
* * *
Сила Огненной, её пламя, сжигающее, опаляющее дотла, устремляется по каменному острию, и Шиару хрипит, стонет, пятится, падает на спину, пытается стряхнуть охватившее её жадное пламя, густые золотые слёзы катятся из проткнутого глаза по каменной морде — кровь это, сукровица или что-то другое?
Всё остальное тоже происходит почти мгновенно — я не успеваю ни испугаться, ни ужаснуться, ни огорчиться, вообще ничего. Сильнейший порыв ветра, вдавивший меня в Тельмана, предшествует появлению огромной чёрной тени. Шамрейн опускается стремительно, как подбитый истребитель, только без свиста и гудения, во всяком случае, я ничего не слышу. Миг — и тело огненной магички с восторженным и почти мечтательным лицом оказывается перекушенным пополам, перемолотым в пасти разъярённого дракона. Настолько быстро, что никакие тошнотворные физиологические подробности не остаются в моей памяти — кости, мясо, кровь, ничего этого я не вижу, перед глазами словно надувается и лопается огненный шар. Она не кричала — не успела крикнуть, как и я, а может быть, её крик в этот момент был бы криком торжества — не такого ли исхода она и хотела? В тот же момент голова Тельмана бессильно запрокидывается назад, и я, преодолевая собственную слабость, пытаюсь подняться.
Изображения древних рун вновь проступают на его коже, вот только теперь они почти чёрные. Шамрейн выплёвывает то, что осталось от Лавии — не хочу ни знать, ни видеть, что именно. Накрывает потемневшим крылом внезапно застывшую, неподвижную, словно бы до конца окаменевшую драконицу.
Я пытаюсь оттащить Тельмана подальше, но он, такой стройный, даже худощавый, сейчас удивительно тяжёлый, почти неподъёмный, особенно для меня.
А Шамрейн… ревёт. Я не знаю, как ещё можно назвать эти рваные болезненные звуки, булькающие и хрипящие стоны, разносящиеся по пустыне, отражающиеся от камня. Они невыносимы, на каком-то ультразвуковом уровне — невыносимы, кажется, вот-вот кровь из ушей пойдёт. Тельман сдавливает голову руками, а Шамрейн, не переставая реветь и выть, вдруг взмывает в воздух.
Глава 64. Криафар и наш мир
Мне нет необходимости спрашивать о чём-либо Тельмана, нет необходимости даже смотреть на него, мучительно сжавшего голову руками, чтобы понять: боль и ярость потерявшего пару каменного дракона, считываемыми моим слишком чувствительным к ним Виратом, слишком велики, чтобы Шамрейн мог прислушаться к чему бы то ни было.
Слишком непомерны для Криафара — и на этот раз от него не останется даже песка и камня, даже пепла. Но я, я знаю, что нужно сделать, что я могу сделать и должна! И я высвобождаюсь из объятий Тельмана.
— Куда ты? — он пытается встать, смотрит недоуменно на чёрные руны, проступившие на его предплечьях и кистях. — Стой… Нам надо… Он уничтожит Охрейн, он хочет уничтожить Охрейн, ты понимаешь, Крейне?! Я должен ему сказать… Остановить…
Тельман снова отчаянно сжимает голову, очевидно, мысли Шамрейна, полные ненависти и отчаяния, полностью его дезориентируют — и в других обстоятельствах я думала бы только о нём. О моём Тельмане.
Но не сейчас.
Шамрейн словно натыкается на невидимую сеть, растянутую на небе, и я понимаю, что пятёрка магов пытается его сдержать. Дух будто бьётся в сетях, а Тельман прокусывает губу, и ниточка крови тянется по подбородку.
Отсюда, с земли, до каменного хранителя он не докричится. Да и что бы он мог ему сказать? Экспресс-психотерапия для драконов?
— Пусти меня! — я уже не просто выпутываюсь из рук Тельмана. — Мне надо… Пусти!
— Крейне, куда ты? — он не понимает, он думает, что у меня с головой непорядок,
