Хранительница его сокровищ (СИ) - Кальк Салма
— Магия жизни никогда не бывает единственным даром, даже основным — очень редко. Но в вас я не чувствую никакой иной силы. Вы такая родились или же утратили другие части дара в процессе жизни?
— Вы, наверное, просто не знаете, но я чужеземка, и там, откуда я родом, нет никакой магии, — блин блинский, это же теперь придётся всем на стопятьсот раз объяснять!
Хоть объявление пиши: «Лизавета, 45 лет, приблудная чужеземка, маг жизни, почему так — НЕ ЗНАЮ».
— Но постойте, вы хотите сказать, что ощутили себя магом недавно? Очевидно, сила спала в вас, и никак не проявлялась?
— Именно так, — кивнула Лизавета преувеличенно вежливо. — И я ничего не ощущала, мне об этом сказали. Когда я начала видеть то, чего не видела раньше.
Целитель Вителлио всё понял и тихонько смеялся, прячась за чашкой.
— Изумительно. Я хочу послушать историю о том, где Фалько вас отыскал, — дед мешал сахар ложечкой и не сводил с Лизаветы глаз.
— В Обители Сияния, — фыркнула Лизавета. — Но эту историю лучше рассказывать ему, и не только из-за меня, — как там бедняга Астальдо поживает?
Эх, была бы она нормальным магом, связалась бы и узнала.
— Хорошо, так и поступим, — не стал настаивать маг. — Скажите, как давно пробудился ваш дар?
— Полторы декады. Я почти ничего о нём не знаю и ничего не умею, — надо сразу же расставить всё по местам.
— Неумелый маг жизни, — вздохнул дед. — Скажите, госпожа, а вы как-нибудь ощущаете излишек вашей силы?
— Никак, — помотала она головой и потянулась налить ещё кофе, но брат Василио с ворчанием забрал чашку и налил ей сам, и ещё положил новое пирожное на блюдце, добрый человек. — Я надеюсь, что когда у господина Фалько появится свободное время… если так случится, конечно, то он расскажет мне наконец, что к чему с моим даром.
— Ох, про свободное время у господина Фалько я вам ничего не могу сказать. Вы знаете о его брате, его милости Гульэльмо? О том, что дни его сочтены?
— Да, — кивнула Лизавета. — И что ждёт Фалько?
— Полагаю, долгое и успешное правление, — сообщил дед.
Эх. Она так не договаривалась! Она не обещала выходить замуж за здешнего правителя!
— А раз он собирается жениться на мне, — и судя по лицу деда, это для него не новость, — скажите, каковы обязанности супруги здешнего правителя?
Дед удивился — кажется, впервые за весь их разговор.
— Обязанности? Вы о чём, госпожа? Традиционно, супруга Великого Герцога должна выносить и произвести на свет наследника, — начал он, но она перебила.
— Только у нашего кандидата в правители уже достаточно детей, да и мой организм вряд ли отнесется к такой идее с пониманием.
Врач и Тилечка переглядываются и кивают друг другу, брат Василио дремлет, а мальчишки смотрят на все происходящее огромными безумными глазами.
— Да, наверное, — соглашается дед.
— Вот поэтому я и хочу знать — чем вообще занимается супруга герцога? Что говорит об этом ваш придворный протокол? Какие мероприятия она традиционно проводит? Где обязательно присутствует? Может быть, она патронирует какие-то организации? Или как-то ещё приносит пользу?
Не то, чтобы Лизавета рассчитывала получить ответ, она не знала деталей, но уже внятно представила себе здешний менталитет и его соответствие земной эпохе. Какой уж там протокол, не перетравили бы.
— Супруга герцога может заниматься, чем ей угодно. У вас, конечно же, будут придворные дамы.
— А для чего они мне, если у меня нет никаких обязанностей, которые можно с ними разделить?
— Как же, во-первых, они будут выполнять ваши поручения. Ведать вашим гардеробом, помогать в бытовых нуждах, развлекать вас.
— Развлекать? Это как? Понимаете, я никогда не была супругой герцога. И никто из моих близких тоже не был супругой герцога. Но мне хотелось бы больше знать о том, что меня ждёт.
— Чем занимаются придворные дамы? Помогают одеться и раздеться, встать утром, отойти ко сну вечером, могут для вас почитать и поиграть на музыкальных инструментах, сообщают новости — дворцовые и городские, сопровождают вас повсюду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Может быть, помогать раздеться и отойти ко сну будет муж? Хотя бы первое время, пока не наскучили друг другу? А сопровождают пусть мальчишки, от них, случись что, толку намного больше, чем от придворной дамы!
— А есть самой можно? — уточнила Лизавета как могла серьёзно.
— Вы о чём, госпожа? — о нет, он не понял.
— Ну, ложку-то дадут подержать? Или сами будут еду мне в рот складывать?
Тилечка хихикала — наверное, представила. Брат Василио, как оказалось, не дремал и тоже посмеивался. Галеотто выбрался в коридор и смеялся там.
И только целитель что-то заподозрил.
— Скажите, госпожа Элизабетта, а кем вы были дома? — спросил он.
И этот вопрос подразумевал ответ вовсе не о профессии или семейном положении.
— Знаете, у нас нет сословий, к которым принадлежат исторически по рождению. И титулов нет. У нас есть бедные, богатые, очень богатые и очень бедные. И всё. И моя семья находится на этой линейке где-то от середины в сторону бедности. У меня никогда не было прислуги, я всё в доме делала сама — исключая то, что делал мой бывший муж. Поэтому все представления о том, что может делать такой зверь, как супруга герцога, у меня из нашей истории, из книг, и немного — из сведений о жизни современных мне правящих домов, а в некоторых наших странах они ещё сохранились.
— Госпожа Элизабетта замечательно готовит еду, печёт необыкновенно вкусные пироги, и варит очень хороший арро, — сообщил брат Василио.
— А ещё она умеет хорошо шить, перевязывать раны, и командовать отрядом, — дополнила Тилечка.
— И вы забыли, что она музыкант и Сказительница, — известил просмеявшийся Галеотто.
— И всё это ни слова не говорит нам о том, чем я занималась дома, — завершила Лизавета. — Это всё у нас не считается, это так, или не нужно, или это делают все.
Целитель смотрел с интересом, дед ощутимо запутался.
— И чем же вы занимались дома? — нахмурился дед.
— Я преподаватель и музейный работник. То есть, профессиональный хранитель сокровищ.
— Никогда не слышал, чтобы магия жизни помогала что-то хранить, — усомнился дед.
— Фактически мне приходилось не сколько хранить, сколько изучать и систематизировать.
— Ладно, об этом мы ещё подумаем. Получается, вы кого-то чему-то учили?
— Именно. Истории и философии. Можно догадаться, что обе области знаний у нас с вами совершенно различны.
— Это не важно, — дед покачал головой. — Так вы, получается, много читаете?
— Стараюсь. Правда, в последнее время было некогда. Но я нормально читаю на вашем языке. И если во дворце есть библиотека, я бы в неё сходила и попросила книг.
— Я могу принести вам, — дед учтиво поклонился. — Какого рода книги вы предпочитаете?
— Землеописание и история. Здешние, ясное дело. Я успела прочитать до нашего похода сочинение некоего Гаэтано из Фаро, которое случилось под рукой у господина Астальдо. И начала ещё несколько, но не успела дочитать. И вообще, у меня много вопросов об устройстве вашего Фаро.
— Какого рода ваши вопросы? — дед сдался, прекратил придумывать про неё то, что вписывалось бы в его схему, и запасся терпением.
О да, вопросы. И есть человек, которому их можно задавать. Например, какова система правления? Каковы полномочия герцога? Кто принимает решения и каким образом? Кто издаёт законы, кто следит за их исполнением? Кто осуществляет судебное преследование и наказание нарушителей законов?
Дед не всегда сразу понимал, что именно ей нужно, но у Лизаветы был богатый опыт приёма экзаменов у самых разных студентов. Иногда нужно было постараться, чтобы вытащить из них то, что они на самом деле знают, но либо не могут сформулировать, либо не понимают вопроса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В итоге она выяснила, что власть у герцога практически абсолютная, и ограничена она Советом Десяти и Магистрами Орденов только в том случае, если герцог слаб и не может так или иначе навязать остальным свою волю. Тогда ему приходится лавировать между группировками и опасаться не яда, так кинжала. Но последние три поколения герцогов были люди сильные и властные, и неповиновения не возникало, даже если не все были согласны с мнением правителя. Скажем, в последние годы недовольных было много, но они молчали.