Яркие краски для Бесполезной - Юлия Галл
— Готова вернуться?
— Готова.
Поднявшись, вернулась на кровать. Ложась на подушки, невольно улыбнулась, скоро я увижу своих людей и Эйрана. Мое сердце сжалось в груди, и я судорожно вздохнула. Ну и как уснуть в таком волнении?
— Спи, детка, — Богиня присела рядом, подоткнула одеяло, погладила по голове. — Слушай свое сердце, оно подскажет тебе правильный путь. И ничего не бойся, ты больше не одна.
Я закрыла глаза и услышала колыбельную, подхватив мое сознание, она наполнила его покоем и, затихнув, сбежала легким ветерком по щекам.
Эйран
Прошло четыре дня, как мы вернулись в «Тихое Место». Смотря вокруг, я поразился тому, насколько сильно оно изменилось, и все это благодаря Миле. Речь не шла о природе, хотя буйство красок, разнообразие растений поражало. Я думал о людях.
Я помнил стариков, помнил худеньких мальчишек, что нервно поглядывали на свою госпожу, но сейчас… Крепкие и сильные мужчины и юноши окружили Милу заботой. Не прошло и часа, как у Плакальщицы поставили кровать, Шаир принес укрепляющий настой. Никто из жителей «Тихого Места» не тревожил покой госпожи, но рядом со мной постоянно кто-то дежурил. Все ждали, когда госпожа проснется, и эта вера в нее передавалась и мне.
Гаремник заставил меня помыться и переодеться. Гордон заставил есть. Вильям приносил новости и тихо сообщал, что в поместье прибыли герцог и его люди, а еще сюда стекаются мастеровые, покидая столицу, они тащат к поместью всё свое добро и согласны жить в пустыне рядом, но не покидать это место.
Пришло сообщение от брата, он захватил Прибрежное и несколько городов рядом. Теперь территория поместья принадлежит Островам, и рядом с нами разбил лагерь один из личных отрядов теней самого императора.
Вокруг кипела жизнь, велись переговоры, строились планы. В прошлом я бы стал самым активным участником всего этого, но сейчас, пока жизнь Милы висела на волоске, не мог позволить себе уйти, не мог позволить расслабиться или отвлечься. Магией, что так щедро снабдила меня Мила, сейчас я поддерживал жизнь в ее теле. Все, что мы могли, это спаивать ей отвары целебных трав. Но тело все еще находилось в шоке, пережив сильнейший магический всплеск, который не позволял девушке очнуться.
Тициана, магическое создание, часто молилась за Милу, и я следовал ее примеру, понимая, что простыми человеческими силами тут не справиться. Бабушка верила в богиню, в ее силы. После нашего побега из столицы, в этой силе я уже не сомневался. Видел все своими глазами, сам ощутил божественную магию, которая исцелила и вернула меня к жизни. Или это все же была Мила?
— Мой принц, вы должны поесть, — Вильям принес поднос, но есть не хотелось, поднявшись с кресла, отошел чуть в сторону, чтобы не тревожить девушку.
— Убери это, я уже ел.
— Это было вчера утром, — нахохлился мой помощник. — Что я вашим родителям скажу? А императору? А госпоже Миле, когда она очнется.
— Вильям, ты мой секретарь, а не нянька.
— Именно, поэтому заканчивайте капризничать и поешьте.
— Не хочу.
Тихий смех заставил меня замереть на месте, а вот Вильям, заглянув мне за спину, довольно заулыбался.
— Госпожа Мила, вы очнулись! — сунув мне в руки поднос с едой, он затараторил, — Вы себя хорошо чувствуете? Нигде не болит? Кушать хотите? Принц, покормите госпожу, а я пойду, скажу всем, что она очнулась. Наконец-то!
Вильям убежал, а я медленно обернулся. Столько раз представлял этот момент: как она откроет глаза, как узнает меня. А сейчас, видя ее улыбку, не мог тронуться с места. Сердце билось в груди как оглашенное, все, что мог делать, только наблюдать, как она откидывает одеяло, оглядывается и опускает ноги на траву. Довольно зажмурилась, пошевелила пальцами ног и поднялась.
— Долго я спала?
А я не находил слов. Все они застряли в глотке и, кажется, перекрыли кислород.
— Эйран, — на ее лице мелькнуло беспокойство, и девушка шагнула ко мне.
Поднос отлетел в сторону, я слышал звук бьющейся посуды, но было плевать на это. Обнять, прижать ее к себе, почувствовать ее тепло, дыхание — стало необходимым как жизнь. Она застыла у меня в объятьях, немного шокированная моим порывом, но я не мог отпустить рук, не мог отступить, понимая, что сойду с ума, вновь потеряв это тепло.
Она подняла руки. Уже готовился к тому, что меня оттолкнут, попросят отойти, но они обвили меня, прижались еще теснее и любимый голос прошептал:
— Не смей больше умирать, слышишь? Никогда!
— Если только от старости, — засмеялся я, вспоминая, что на мой рабский ошейник она поставила такое же ограничение. Чуть отстранившись, перехватил ее лицо ладонями, поднял, желая заглянуть в глаза. Теплые слезы тут же пощекотали пальцы, и я замер. Она плачет из-за меня?
— Я серьезно!
— Обещаю.
Коснулся ее щеки поцелуем, стирая слезу, потом так же стер вторую. Коснулся губами ее лба, носа, глаз, щек. Больше не мог остановиться, покрывая поцелуями все, что было передо мной, старательно избегая губ. Чувствовал, что потеряю голову, ощутив ее дыхание. Мила закрыла глаза, не ворчала и не вырывалась. Улыбка манила почувствовать вновь вкус ее поцелуя, и я замер, боясь разрушить это наваждение.
Открыв глаза, Мила растерянно посмотрела на меня.
— Я… — из горла от волнения вырвался хрип, и замолчал, подбирая слова, в попытке объяснить свои чувства.
Не вырываясь, Мила скользнула взглядом вверх.
— Ты знаешь, листья стеколки очень похожи на огни фейерверков, особенно сейчас, когда в них играет солнце, — произнесла она, разжимая свои руки. Скользнула ими по плечам, коснулась моей шеи, запустила пальцы в волосы. Её глаза вглядывались в мое лицо.
А я осознал, что так же было и в Императорском саду. Те же нежные краски разноцветных огней, играющие у нее на щеках, та же нежность во взгляде. Только здесь было много солнца и света. И не было дурмана, что мог вскружить голову.
Нежный румянец окрасил ее щеки, и она постаралась спрятать свое лицо, уткнувшись мне в плечо. С тихим вздохом я обнял ее. Рано. Она только проснулась, еще будет время для откровений и признаний.
Мы стояли, обнявшись, но от этого меня охватывала странная эйфория счастья. Разжимать руки и отпускать это сокровище я был не готов.
— К-хм, не хочу вам мешать, но буквально
