Карин Эссекс - Влюбленный Дракула
— Но мне не нужно расслабляться, — возразила я. — Я и так целый день дремала.
— Слабость и расслабленность — это совсем не одно и то же, — заявил граф.
Я сочла за благо не спорить и осушила бокал, после чего проспала четырнадцать часов.
Столь продолжительный сон подкрепил меня, и на следующий день мне удалось встать. Правда, ноги мои дрожали, и я ощущала легкие приступы тошноты, которые не прошли даже после того, как я выпила три чашки имбирного чая и съела несколько тостов. Но золотистые солнечные лучи, впервые со дня нашего приезда пробившиеся сквозь тучи, помогли мне воспрянуть духом. Одевшись, я отправилась на поиски графа.
Однако его нигде не оказалось. Заглянув в кухню, я увидела миссис О'Дауд, и спросила, не известно ли ей, куда отправился граф. В ответ она пожала плечами.
— Откуда мне знать, сударыня.
Я выжидательно смотрела, надеясь, что у нее есть хоть какие-то предположения на этот счет, но домоправительница молчала, как камень. Я догадывалась, она знает о графе куда больше меня, но не считает нужным делиться со мной своими знаниями. Держалась она почтительно, но, судя по краткости, с которой она отвечала на мои вопросы, я не вызвала у нее доверия. Не исключено, я далеко не первая женщина, которую граф привозил в этот замок, пронеслось у меня в голове.
— Миссис О'Дауд, я родилась в Ирландии и хотела бы выяснить, остались ли у меня какие-нибудь родственники в этой стране, — сообщила я, решив, что подобный разговор поможет мне сблизиться с домоправительницей и завоевать ее расположение.
Я рассказала, что мать моя не имела ни братьев, ни сестер, а о семье отца мне ничего не известно. Но после того, как я перечислила все имена, сохранившиеся в моей памяти, миссис О'Дауд заявила, что ни одно из них ей не знакомо. Несмотря на мой приветливый и дружелюбный тон, от нее по-прежнему веяло неприязнью. Оставив все попытки разговорить суровую домоправительницу, я попросила подать мне карету с кучером, объяснив, что хочу взглянуть на дом, где прошло мое детство, и отыскать могилу матери.
— Вам надо посетить старое кладбище в Драмклиффе, — посоветовала миссис О'Дауд. — Скорее всего, ваша матушка похоронена там.
Она холодно взглянула на меня, и я ответила ей столь же ледяным взглядом. В то же мгновение перед мысленным моим взором домоправительница предстала в виде молодой женщины, какой она была когда-то. В той же самой кухне, где мы находились сейчас, граф, опрокинув ее на грубый сосновый стол, покрывал жадными поцелуями ее лицо и шею. Он выглядел в точности так, как сейчас, в отличие от миссис О'Дауд, которую прошедшие годы изменили почти до неузнаваемости. Открывшееся мне зрелище так поразило меня, что я едва не лишилась чувств. Должно быть, я побледнела, потому что во взгляде миссис О'Дауд мелькнуло беспокойство.
— Я почувствовала минутный приступ слабости, который уже прошел, — заверила я, предупреждая ее вопрос. — Вероятно, все это — последствия успокоительного средства, которое приготовил мне граф.
— Подобные последствия хорошо мне знакомы, — проронила домоправительница. — Вам нет нужды что-нибудь мне объяснять. А сейчас прошу меня извинить, я должна вас оставить, чтобы позаботиться о карете.
К тому времени, как кучер привез меня на кладбище и помог выйти из кареты, солнце уже клонилось к закату. Высокая сторожевая башня, стоявшая у входа на кладбище, бросала длинную тень на могилы. Древние каменные ворота венчал большой ирландский крест, украшенный изображениями библейских сцен. Должно быть, с тех пор как был установлен этот крест, прошло не меньше тысячелетия, подумала я. В глубине кладбища виднелась маленькая церковь в готическом стиле, резные двери которой были гостеприимно распахнуты. Мне хотелось заглянуть внутрь, но я понимала, что должна обойти кладбище, прежде чем сумерки начнут сгущаться.
Приказав кучеру ждать в карете, я двинулась по узкой дорожке между двумя рядами надгробий. Взгляд мой скользил по надписям, выискивая знакомые имена, в первую очередь имена моих родителей, Джеймса и Мейв Мюррей. Фамилии своей бабушки с материнской стороны я не помнила, знала лишь, что ее звали Уна. Мох и древесные грибы, наросшие на могильных плитах, затрудняли чтение надписей, многие из которых почти стерлись под действием времени. Ни на одной из могил я не увидела фамилии Мюррей, хотя в этих краях она является весьма распространенной. Я уже собиралась покинуть кладбище, когда взгляд мой упал на выбитое на камне имя, показавшееся мне знакомым. «Уинифрид Коллинз, 1818–1847», гласила надпись. Мне никак не удавалось вспомнить, где я видела нечто подобное.
Подойдя к могиле, я закрыла глаза и положила руку на камень. Разыгравшийся ветер дул в лицо, словно хотел помешать мне сосредоточиться. Тем не менее перед мысленным моим взором всплыла строчка, выведенная на медицинской карте, которую мне показал Джон Сивард. «Уинифрид Коллинз, год рождения 1818». Неужели передо мной могила Вивьен? Но она умерла в Лондоне, в 1890 году. Внутри у меня все болезненно сжалось, словно от дурного предчувствия. Нет, нет, это всего лишь совпадение, сказала я себе, пытаясь успокоиться.
Если это совпадение, значит, в 1818 году в графстве Слиго родились две девочки, имена и фамилии которых полностью совпадали. С другой стороны, Вивьен говорила, что родилась в Ирландии, но ни разу не упоминала о графстве Слиго. В любом случае почему у нее не могло быть полной тезки и к тому же ровесницы? В этом нет ничего невероятного. Уж кого-кого, а людей с фамилией Коллинз в Ирландии предостаточно. Правда, имя Уинифрид никак нельзя отнести к числу распространенных.
Бедная, бедная Вивьен, жертва жестоких и бессмысленных медицинских экспериментов. С поразительной отчетливостью я представляла ее мертвой и никак не могла избавиться от этого видения. Если бы доктора осуществили свои планы в отношении меня, я разделила бы ее участь. Я тоже лежала бы в подвале, покрытая простыней, ожидая, пока мое измученное тело предадут земле. Мысли о Вивьен, как живой, так и мертвой, выводили меня из душевного равновесия, но я ничего не могла с собой поделать. Я снова видела ее зеленые глаза, цветом поразительно напоминавшие мои собственные, слышала ее голос. Причудливая история, которую она рассказала, произвела на меня сильнейшее впечатление, недаром следующей ночью история эта ожила в моих снах, причем главной героиней была уже не Вивьен, а я сама. Наутро, разговаривая с Джоном Сивардом, я призналась, что вижу в несчастной старухе свое будущее и боюсь с возрастом утратить рассудок. Но возможно, я уже нахожусь в плену безумия? Совсем недавно я пережила события давнего прошлого, которые показались мне такими же реальными, как события сегодняшнего дня. Но, может быть, в моем сознании всего лишь проросли образы, которые заронила туда Вивьен, и я приняла чужие фантазии за собственное прошлое?