Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов (СИ) - Свадьбина Любовь

Всё же девчонки себе напридумывали. А кофе Санаду делает классный, у меня хуже получается. Причём намного.

– Что делать будем? – спрашиваю я, понимая, что скучающий Санаду разбудил меня не просто так, а для заполнения его досуга.

– Начнём подготовку к снятию щита.

– Хм! – Снова отпиваю кофе, смакую на языке сладость сливок. – И в чём состоит эта подготовка?

– Надо понять, в чём причина его появления.

– У вас есть предположения?

– Судя по тому, что я от вас услышал до купания в реке, – Санаду опускает взгляд в свою кружку. – Я бы поставил на то, что вы просто боялись чужих голосов в своей голове, как признаков безумия, и отгородились от этого.

Холодные противные мурашки пробегают по спине. Я тоже утыкаюсь взглядом в кружку:

– Не помню, чтобы слышала чужие голоса.

– Воспоминания можно заблокировать. На это способны даже обычные люди, что уж говорить о менталистах. Конечно, тут тоже есть сложности…

– Какие? – во рту неожиданно сухо, и сердце стучит слишком часто, но это не то приятное волнение, которым сопровождалось… приближение Санаду. Нет, это паническое, леденящее кровь учащение сердцебиения.

Его мягкий, низкий голос помогает вырваться из накатывающей паники:

– Воспоминания об особенно ярких эмоциональных событиях практически невозможно забыть бесследно: они будут биться изнутри, ломать преграды, пока не вырвутся, – Санаду вздыхает и, отведя взгляд в сторону, отпивает кофе. Один уголок его губ приподнят в скорбной усмешке. – Аналогичная проблема возникает с попытками убрать воспоминания об личностно образующих событиях.

– Разве не все события в нашей жизни влияют на нашу личность?

– Все, но некоторые из них – ключевые. Без них личность будет недостаточно стабильной.

– А как же всё то, что написано в «Этике менталистов» о возможности менять поведение даже психически нездоровых людей?

– Я полагаю, что у составившего её Ренашитура не хватало опыта в этом вопросе. Возможно, он никогда не занимался коррекцией глубоких психологических травм. В конце концов, он был придворным магом, его манипуляции в основном касались шпионажа и противодействия ему, а не лечения душевных проблем.

– Значит, у меня психологические проблемы?

– У любого менталиста, закрытого непроизвольным ментальным щитом, который никак не снимается даже в благоприятных условиях, явно психологические проблемы, – вздохнув, Санаду передвигается ближе к изголовью и мягко касается моего обнажённого плеча. – Подвинься

Сначала я сдвигаюсь, попутно приподнимая вторую подушку, чтобы привалиться к ней, потом соображаю: Санаду в одной рубашке и штанах заваливается ко мне в кровать.

Неужели это то самое, о чём мне говорили?

Сев удобнее, я искоса наблюдаю, как Санаду занимает нагретое мной местечко, чтобы развалиться на кровати в той же позе, что и я. Только поверх одеяла.

Он вопросительно смотрит на меня:

– Что?

– В кресле разве не удобнее?

– А тебе удобнее будет говорить о личном, глядя мне прямо в глаза?

Хочу ответить «да», но вспоминаю, как мой взгляд упорно соскальзывал с его лица, стоило только чуть затронуть личное.

– Удобнее делать это не глядя на собеседника, – признаю я и отпиваю кофе.

Санаду тоже отпивает из своей кружки. Смотрит на вязь узора на обоях напротив и тихо добавляет:

– Вообще… ещё более способствует откровенности физический контакт. Тепло чужого тела как символ защищённости и уюта.

Он как-то слишком поспешно приникает к своей кружке.

– Вы холодный, – напоминаю я. – Не как труп, но всё же.

Сдавленно кашлянув, Санаду опускает кружку на бедро:

– Я могу поднять температуру тела. До комфортной для человека.

– Это предложение или констатация факта?

– И то и другое.

И вот сидим мы на кровати, смотрим в стену, сжимаем свои кружки… Спазм сдавливает рёбра и живот. Фыркнув, я пытаюсь запить кофе надвигающийся нервный смех. Мне это даже удаётся!

– Стресс? – спрашивает Санаду.

– Угу, – хмыкаю я и утыкаюсь лбом в его плечо.

Тёплое плечо.

И это тепло…

Мне не удаётся сдержать порыв, я даже не осознаю его, пока не утыкаюсь носом в грудь Санаду. Он поднимает руку, и я послушно ныряю под неё, снова утыкаюсь ему в грудь, а он обнимает меня за плечи. Меня окутывает аромат кофе и можжевельника. И ощущение покоя… защищённости.

В мыслях всплывает смутная картинка: я уже сидела с Санаду подобным образом – когда была пьяна до беспамятства.

– Ты не сумасшедшая, – почти шепчет Санаду. Кажется, тогда он сказал то же самое. – И для менталистов непроизвольно ощущать чужие эмоции, слышать отголоски мыслей – нормально. Более того, здесь, в Академии, все обитатели защищены от считывания, так что после снятия щита тебе хоть и будет не совсем комфортно, но ударом по психике это не станет. Постороннее влияние здесь будет… сродни шёпоту. Лёгкому ветру чужих эмоций.

Санаду глубоко вдыхает.

Уплывает из его руки поднятая телекинезом кружка, и мою он тоже забирает, отправляет куда-то прочь, чтобы крепче обнять меня, плотнее прижать к себе, втянуть себе на колени.

Странные ощущения от его близости, от того, как пальцы зарываются в мои волосы и скользят по ткани сорочки. От того, как Санаду укутывает меня одеялом, прячет в тёплый кокон. И его дыхание щекочет лоб.

– Быть менталистом не так уж плохо, – в шёпоте Санаду мне чудится горечь.

– Я не хочу слышать чужие мысли, чувствовать других людей, – вдруг произношу я.

Почти непроизвольно.

Практически неосознанно.

И правда тепло и физический контакт чудеса творят – только произнеся это вслух, я понимаю, что действительно не горю желанием получить такие способности.

Вот телекинез – другое дело. Его прямо хочу, надо будет тренировки возобновить, а вот чужие мысли и чувства знать – нет, спасибо.

Прямо совсем-совсем не хочу. И напрягаюсь, предчувствуя уговоры, но Санаду только поглаживает меня по голове.

– Не хочешь – не надо, – легко соглашается он.

И продолжает гладить меня по голове.

– Что, правда, что ли? – чуть отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в лицо.

Санаду едва заметно, ласково как-то улыбается. Я же хмурюсь:

– У вас вид как у доктора в психбольнице при общении с буйным пациентом, которого он пытается успокоить.

– Диплома по некромантии тебе вполне хватит. А проходной балл на выпуск по менталистике можно набрать виртуозным владением телекинезом. Тебе не обязательно лезть в чьи-то головы.

– Значит, щит снимать необязательно?

Запрокинув голову, Санаду очень тяжко вздыхает, при этом продолжает теребить мои кудряшки на затылке.

– Тебе надо уметь им управлять. Но никто не может запретить пользоваться им постоянно.

– Тогда зачем учиться им управлять? Если я всё равно не собираюсь без него ходить, зачем попусту тратить время на обучение?

– А ты не задумывалась о том, что тебе могут понадобиться эти способности? Например, влюбишься и захочешь узнать, как к тебе относится объект твоей любви?

Так…

Если он заговаривает о моих будущих гипотетических влюблённостях, он точно на меня видов не имеет.

Пожимаю плечами:

– Ну, миллионы людей как-то разбираются с этим без ментальных штучек.

– А если возлюбленный будет тебе лгать? – ладонь Санаду соскальзывает на бедро – очень горячая ладонь, и по спине пробегают мурашки.

Снова пожимаю плечами. Может, я так ровно это воспринимаю, потому что ещё не свыклась с мыслью о возможности отношений, да ещё и продолжительных, но…

– Все имеют право на секреты, – уверенно произношу я.

Губы Санаду дёргаются, взгляд становится… странным. Этакая смесь веселья и умиления:

– Тебя бы свести с прин… с королём Элоранарром.

– Зачем? – изумлённо вскидываю брови.

– Он убеждён, что менталисты спят и видят, как узнать все секреты окружающих. И тут ты такая… особенная менталистка, – он похлопывает меня по бедру.

Хмыкнув, легко стукаю кулаком по его груди: