Пленник золотой любви - Ольга Вешнева
Образ Лизы пробуждал во мне прямо противоположные чувства – волнительные вспышки страсти, неуверенность в завтрашнем дне, ожидание пугающих сюрпризов, постоянную настороженность. В определенные минуты я забывал с ней рядом о тревоге, но потом вновь настораживался.
Хорошенький вопрос! Была бы Лиза интересна мне как женщина, стань она покорной, безропотной, тихой и сладкой как овечка, без единой горчинки? Наверное, с ней я изнывал бы от тоски.
Моя авантюристическая натура требует приключений с тех пор, как я в далеком детстве, начитавшись книжек о пиратах и отважных первооткрывателях земель, стал забираться в дупло старого дуба и наблюдать в подзорную трубу за плескавшимися в речке гусями, представляя на их месте белопарусные фрегаты, ведущие морской бой.
Кто я для Лизы? Может, просто скульптор, вытачивающий из шероховатой мраморной глыбы прекрасную Венеру? Он неустанно трудится, почти не смыкая глаз ни днем, ни ночью, и получает высшее удовольствие, наблюдая, как рождается на свет его идеал… Но вот работа близится к концу. Уже очерчены ресницы, разъединены тонкие брови, осталось завершить последние штрихи. И снова день прошел, другой… Штрихи завершены – тонко выточены пальцы ног и ноготки на пальцах, красиво оформлены складки одежды. Дальнейшую работу над скульптурой продолжать нельзя, чтобы не испортить ее безупречной красоты. Печальный мастер складывает в ящичек орудия труда, горестно вздыхает, прощальным взглядом осматривая свое великолепное творение, целует маняще протянутую к нему каменную ручку богини… Следующим утром он отдает статую заказчику – ценителю искусства.
Не так ли я, стараясь сделать Лизу лучше, сгладить все ее шероховатости, избавить от дурных привычек и замашек, готовлю идеальную жену не для себя, а для какого-нибудь городского бизнесмена или чиновника? Неужто мне придется передать однажды сверкающий Кровавый Алмаз в тонкой оправе некоему меценату и взять в работу новый неограненный дикий самоцвет?
Хватит ли у меня духа ее отпустить? Неужели я так же быстро смирюсь с очередной потерей как со всеми предыдущими? Не довольно ли с меня потерь? Не пора ли остепениться, изменить хоть что-то в жизни, кроме интерьера?
Лиза обрадуется, если узнает, что ей не нужно обращение, ведь в ней и так течет кровь вампира, ее деда Лаврентия.
Я, так и быть, зарегистрируюсь как сотрудник Отдела для оформления паспорта и прочих человеческих документов. Наверное, мне даже ИНН присвоят и пенсионное свидетельство выдадут. Впрочем, по людским законам я давно пенсионер.
Нужна ли мне такая несвобода? Смогу ли с ней смириться?
Я вышел в Самурайский Зал, открыл окно. К четырем часам вечера в декабре было темно как ночью, но только не в этот раз. О, чудо! Из светлой тучи, как из ведра, сыпался снег. Дыша морозным воздухом, я смотрел на красивые звездчатые снежинки, и мне хотелось визжать… Сильнее с каждым мгновением.
Что значит для вампира клич, не имеющий точного перевода ни на один из человеческих языков? Это послание-предупреждение для сородичей? Не только. Молитва силам природы? Не совсем. Что чувствует вампир, когда энергия звука пробирает его с головы до ног и летит в далекие просторы, отзываясь горным эхом и криками перепуганных лесных птах? Мне трудно объяснить. Но точно знаю – в тот момент вампир иначе чувствует себя. Для него теряет значение, сыт он или голоден, обеспечен ли жильем или вынужден ложиться на дневку под лесной корягой, и во что он одет – рубаха ли на нем в сто дыр или костюм за сто тысяч целковых. Одно лишь важно – он свободен.
Да, мы живем свободой. Она подкрепляет в нас жажду жизни на протяжении веков. Вампира нельзя приручить и невозможно удержать в клетке. Для нас не существует чувства сильнее, чем любовь к свободе.
Я хотел завизжать… Мой клич разорвет все путы, которыми я сам себя связал. Запрокинул голову, но не издал ни звука.
“Успокойтесь, дорогой Тихон Игнатьевич. Вам нужно срочно развлечь себя человеческим способом”.
Придя в Венецианскую гостиную, я сел на диван и включил телевизор. Вещал местный канал “Волочаровск-ТВ”. Рыжая дикторша тараторила испуганным голосом:
“В связи с участившимися случаями нападений вампиров на жителей, администрация города настоятельно советует людям не покидать своих домов и держать под рукой оружие. Уроки в школах и занятия в детских садах отменены на всю неделю. Уважаемые родители, просим вас внимательно следить за детьми, не оставлять их без присмотра. Нам стало известно, что в бою с вампирами погиб добровольный помощник охотников, волк-оборотень Федор Курбатов. Глава города Валерий Коньков принял решение представить героя к государственной награде… посмертно…”
Мне показалось, что волосы становятся дыбом. Внутри так страшно похолодело, словно я голодал недели две. Выключив телевизор, я поспешил в Самурайский Зал, чтобы закрыть окно.
Я жил в клетке! Нет, в глухом аквариуме! После победы над Проводниками ситуация в городе не только не улучшилась, она ухудшалась с каждым днем. Мне никто об этом не говорил. Даже Лиза!
– Где она сейчас? – в отчаянии произнес я вслух.
– Там, где ее место…Там, куда привела ее судьба.
От огромной наряженной елки будто бы отделилось крупное украшение из темных перьев. Адская Птица обогнула макушку, цепляясь когтями за ветки, прокатилась по мишуре и перелетела на люстру.
– Твое время вышло, Игнатьич. Ты сыграл свою роль, – прошипела она, позвякивая хрустальными подвесками.
– Что ты сделала с Лизой, негодница? – я приготовился к прыжку.
– Я помогла ей познать великую силу, – Адская Птица слетела на открытую створку окна, – и исполнить Лаврушкину мечту об основании на просторах волшебного края империи вампиров. Тебе в нашем царстве-государстве нет места, Игнатьич. Ты сам в том виновен… Прощай!
На улице прогремел мощный фейерверк – Джаник Саркисов или не слушал местных новостей, или плевал на введение чрезвычайного положения.
Шенигла выпорхнула в окно. По мановению ее крыла петарда Джаника изменила траекторию полета и влетела в Самурайский зал. Большая ракета могла произвести в помещении разрушительный взрыв.
Инстинкт самосохранения понес меня прочь от опасного снаряда, но силы разума хватило
