Ирина Котова - Королевская кровь

«Ваше Величество, Прошу уволить меня со службы в связи с тем, что я недостоин занимать пост начальника Управления государственной безопасности. На этот пост рекомендую Стрелковского Игоря Ивановича, являющегося безусловным профессионалом и честнейшим человеком.»

В отличие от него, от Тандаджи.

«К сожалению, известная операция вышла из-под контроля и это целиком и полностью моя вина. Прошу не судить виконта Кембритча и не обрекать его на Вашу немилость, так как действовал он исключительно во благо страны и по моему приказу.»

Вообще планировалось просто устроить скандал с выдворением Кембритча с приема. Тоже ничего хорошего, но кто ж знал, что обычно спокойный, как скала Байдек вдруг озвереет и устроит бойню? На подчиненного смотреть было страшно. Не лицо, а слепок с кулаков барона. И опять перелом, теперь носа. Прокляли Люка, что ли? Ни месяца без перелома?

«Готов передать дела в кратчайшие сроки и покинуть страну, если так будет угодно Вашему Величеству.»

Можно же вернуться в Тидусс. Купить там дом на берегу теплого моря. Жена, опять-таки, будет счастлива. И матушка давно уже просится к теплу. Можно разводить баклажаны, рыбу удить…

«Ваш верный слуга, Майло Тандаджи.»

Вообще, стандартное заявление об увольнении имело несколько более официальную форму, но Тандаджи в душе всегда был немного поэтом. А еще он испытывал чувство вины перед прекрасной королевой и сожаление из-за наверняка утерянного доверия Байдека, которое в перспективе могла перерасти в хорошую мужскую дружбу.

И вдобавок он очень не хотел идти домой, потому что оставшегося душевного равновесия могло и не хватить на супругу.

Начальник разведуправления глянул на ночь за окнами кабинета, решился, достал скрученную папироску, раскурил, откинувшись на кресле. Перед глазами проплывали события сегодняшнего дня, но его потихоньку отпускало, тело расслаблялось, и все начинало казаться не таким ужасным.

Хотя это был самообман, и завтра лучше не будет. Майло редко использовал запасы своей дурман-травы. Только тогда, когда стандартные техники и медитация не помогали.

Тандаджи, когда Люк начал финальную часть представления, незаметно скользнул в коридор, буквально на пять минут. А когда вернулся — Кембритча уже поднимали с пола, и тот бурчал «Сам пойду, рруки уберите!». И пошел ведь, позер, почти не шатаясь, а за ним красными блестящими каплями бежала кровавая дорожка.

Сотрясение мозга, перелом носа, множественные гематомы, рваные раны на лице. Врач королевского лазарета шил отчаянного виконта с непередаваемым выражением на лице. Еще бы, такая живая палитра. Вот тебе и консорт… Еще немного — и убил бы. Вот тогда можно было бы не писать заявление, а сразу принимать яд.

Люка отправили домой под конвоем, ожидать решения королевы и лечиться, а Тандаджи, убедившись, что подчиненный жив и виталисты уже выехали, пошел пытаться снова добиться аудиенции у Ее Величества. Он уже подходил сразу после драки, но поговорить не удалось, как и с Байдеком. Королева словно защищала мужа от всех, и на Тандаджи глянула так, что мрачный взгляд самого барона, обещающего долгий и неприятный разговор, как-то потерялся и стал совсем не страшен. Затем он пошел выяснять, что же с Люком. А после королевская чета быстро собралась и уехала.

Дурман начинал действовать, и тидусс, приняв решение, вызвал машину и все-таки поехал домой, к жене. Ее ворчание по крайней мере было привычным и нестрашным. А что делать дальше — решит во вторник, когда Ее Величество с мужем вернутся из поместья.

Не спала и королева Василина в северном поместье Байдек. Она стояла у окна спальни и наблюдала, как бродит туда-сюда по оголенному осенью саду ее расстроенный медведь. Светила полная голубоватая луна, и на земле сверкал первый ледок — заморозки на Севере всегда начинались рано. Иголочками инея поблескивали и ветви деревьев, и ледяные кристаллики легко осыпались искрящимся пологом на метущегося оборотня, когда тот задевал нижние ветки своей мохнатой спиной. Мариан очень переживал свой срыв, замкнулся, ему было стыдно и никак не удалось успокоить его до вечера. Он помог уложить детей спать, а затем ушел, оставив ее одну. И она сердилась, потому что в большой постели без мужа было холодно и непривычно, и потому, что он никак не мог простить себя. А еще болел живот, и он обычно грел его своей ладонью, и разминал спину, и отсутствие этих ласк и тепла расстроило ее больше, чем утренняя выходка Кембритча. Королева накинула теплый халат, натянула высокие шерстяные полосатые носки, еле втиснулась в тапочки и пошла за мужем. Медведь угрюмо сидел под деревом и точил когти о ствол. Посмотрел на нее исподлобья, заворчал. Не выдержал, подошел, ткнулся носом в живот, задышал шумно.

— Я без тебя заснуть не могу, — сообщила она укоризненно. — Хватит, Мариан, что случилось то случилось. Больше бояться будут. Василина опустилась перед ним на колени, заглянула в темные глаза. Медведь виновато лизнул ее в нос, положил тяжеленную голову на плечо. Она обхватила его за огромную шею, обняла, прижалась. На улице было холодно, и она уже начала подмерзать.

— Плевать, Мариан, плевать на все. Поговорят и успокоятся. Пошли спать, муж мой. Мне без тебя очень плохо. Встала и пошла, и он зашагал следом. Перекинулся у входа в дом, взял ее на руки, поцеловал.

— Вот такой у тебя муж, — пробормотал глухо, — несдержанный и безродный. Ты не жалеешь теперь, что вышла за меня, Василек?

— Мариан, — сказала Василина грозно, пока они поднимались по лестнице наверх и она грела озябшие руки об его грудь, — если тебя именно это беспокоит, то я не жалею и не пожалею никогда. Ты мой муж, и я скорее от трона отрекусь, чем от тебя. И вообще еще раз услышу такое — рассержусь. Понятно?

— Понятно, моя королева, — сказал он со смешинкой, за которой чувствовалось огромное облегчение.

— А что касается несдержанности, — добавила она, улыбаясь, — то я сама была готова врезать этому Кембритчу. Так что можешь считать, что выполнил мое пожелание. Байдек прикоснулся губами к ее виску, вдохнул родной и будоражащий запах. Открыл ногой дверь, занес в спальню.

— Ты совсем замерзла, — сказал, укладывая ее на кровать. — Не нужно было выходить. Куда бы я от тебя делся? Побродил бы еще немного и сюда. Василина стянула смешные полосатые носки, один за другим, и он не удержался — присел перед кроватью на корточки, погладил ей ноги, положил голову на колени. Почувствовал, как ее пальцы перебирают ему волосы, закрыл глаза. Все-таки ему совершенно невероятно повезло. Ночью он не беспокоил ее, хотя очень хотелось. Она быстро согрелась, прижавшись к нему, и заснула, а он обнимал маленькую тоненькую жену и думал о том, как удивительно, что ему совершенно не создало проблем ее возвращение в изначальный облик. Будто и не было ничего. Нет, иногда он ловил себя на том, что любуется ее лицом, мягкими кудряшками, ну а тело… оно столько раз менялось во время и после ее беременностей, что он просто привык, что она бывает разная. И все же, где-то глубоко он признавался себе, что очень рад, что к нему вернулась маленькая принцесса, такой, какой он увидел ее в ее 16 и полюбил.