Ненавижу магов (СИ) - Власова Мария Игоревна
– Одень, – шепчет Пенелопа и мне на плечи ложится что-то похожее на пиджак. – А ты, пап, иди спать, и хватит уже пить.
В ее словах читается разочарование, причем не только в отце. Не надеваю предложенную одежду, хотя бы потому, что непонятно откуда она ее взяла, кому принадлежит. Возвращается в кровать и, укрывшись, сидит напротив камина, греется.
– Парень, – отвлекает меня тесть и рукой слегка подзывает к себе. – Давай выйдем.
Не нравится мне то, как он опасливо косится на дочь при этом, да и чувства его непонятны, какой-то интерес и подозрительность.
– Пап, если снова попытаешься начать драку, я маму позову, – отзывается жена, не двинувшись с места.
Одеваюсь и выхожу вслед за тестем на улицу, там все же приходится надеть пиджак, куртка осталась на вешалке. Мы не выходим за пределы стен сарая, чтобы нас не было видно из дома, дверь на чердак плотно закрыта, свидетелей нет, но мужчина не начинает говорить, оглядывает все вокруг. Изо рта идет пар, температура сильно опустилась ночью.
– Кто ты? – задает он вопрос на удивление трезвым голосом. – Я видел родовой огонь, но не чувствую в тебе магии, но ты точно в ней разбираешься.
– Как для дилетанта? – иронизирую, наблюдаю за ним с подозрением.
– Я серьёзно, – неодобрительно прищуривается мужчина. – Ты… знаешь?
Нет, все-таки родственники у нее странные, мне не нужно моё проклятие, чтобы понять, что мужик темнит.
– «Знаю» что? – слегка прищуриваясь.
– Не играй со мной в дурачка, парень. Сколько тебе лет? Тридцать, сорок? – зачем-то спрашивает он, не понимая, как нелепо звучит из его уст эта фраза.
– Больше, – отвечаю ему, чем несколько сбиваю его спесь.
– Так ты маг, но без магии? – он теперь совсем по-другому смотрит на меня. – Откуда ты узнал о моей дочери? Кто тебе сказал?
– «Сказал» что? «Узнал» что? – повторяю с нажимом, теряя терпение.
– Не прикидывайся идиотом, я не поверю в слезливую историю любви или что там, по мнению Пенелопы, у вас. Я спрашиваю: кто тебе сказал?
– «Сказал» что? – переспрашиваю я и, когда разозленный мужчина хватает меня за ворот пиджака, окончательно выхожу из себя и применяю свою новую силу: – Отпустил.
Его руки разжались сразу же по приказу, а взгляд слегка опустел. Сдавленно захрипел, борясь со страхом и паникой, что так прячет внутри.
– Что, по твоему мнению, я знаю? – молчит, потому добавляю силу в голос. – Отвечай!
– Пенелопа, она уже отдала тебе, – прерывисто произносит он, словно каждое слово причиняет сильную боль, – свою силу.
– Что она мне отдала? – растерянно оглядываюсь назад, а затем опять перевожу взгляд на тестя.
– Сердце, в нём их сила, – шепчет, напустив туману, мужик, и я начинаю сомневаться, что моя сила работает на пьяных.
Наверху скрипнула дверь, жена вышла на улицу, даже не одевшись толком.
– Ты что делаешь? – злюсь на нее, вечно она не вовремя. – Иди внутрь!
– Пап, я тебе постелила, иди спать, – недовольно поджимает губы жена, чувствую, как она злится на меня.
Маг оглянулся на дочь, замер и снова сдавленно вздохнул, словно она ему тоже приказала. Ещё некоторое время старик смотрел на неё, а затем закрыл глаза, с трудом скрывая бушующие в нем чувства. Я знаю, что причинил ему боль, ощущаю его злость и немое отчаянье. Что он имел в виду? Что-то я упускаю из виду, но не понимаю, что именно.
– Папа, не спи стоя! – поняла его поведение по-своему жена.
– Пенелопа, иди внутрь, – повторяю, слегка повышая на нее голос, ведь ещё немного, и она совсем простынет на этом морозе.
Ей больной спины мало? Совсем не думает о себе, а тем более о ребёнке. Сам на мгновение закатываю глаза, вот только о нём мне думать сейчас не хватало, но, похоже, именно мне и придётся, раз уж мать о нем не думает. Странно это, ведь я до сих пор не знаю, есть он или нет, это уже не так важно для меня.
– Пенелопа, ты так простынешь! – рычу сквозь зубы.
– Пап? – вновь игнорирует меня жена.
– Иди, ложись, я в дом пойду, хозяин я или нет, – отзывается тесть с улыбкой и уже поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за локоть.
– Я провожу, а то мало ли, – говорю для жены, а сам тащу удрученного мага до дома. – Не рассказывай никому о том, о чём мы говорили.
– Парень, не обижай ее, – слышу от него на пороге дома, где и отпускаю.
Оглядываюсь назад, Пенелопы с этого места не видно.
– Боюсь, у меня не получится, отец, – отвечаю ему без иронии как раз перед тем, как дверь в дом открывается.
– Папа, где тебя носило? – встречает нас на пороге одна из его дочерей. – Сколько можно пить?
Слишком их много, я даже не пытаюсь запомнить все имена, все равно забуду. Только красноволосую помню и ту, некромантку по имени Иза. Девушка в ночной рубашке до пола принимает отца из моих рук, а то он уже плохо стоит на ногах.
– Изабелла, а ты что здесь делаешь? Живо пошла спать! – вдруг разорался пьяный мужик, на что девушка лишь закатила глаза.
– Папа, сам иди спать! Опять мама будет тебя ругать! – причитает девушка и, прежде чем закрыть передо мной дверь, слегка кивает в знак благодарности.
В доме поднялся шум, мужик запел какую-то песню, да так фальшиво, что уши в трубочку скрутились. Вздыхаю, заходя за сарай, и вижу, как закрывается дверь на чердак. Ждала, пока я вернусь? Поднимаюсь и запираю дверь на все засовы, вздыхаю слегка облегченно, когда вижу жену все там же, перед камином. Сажусь рядом, сбиваю снег с пиджака. Нам нужно несколько минут, больше ей, чем мне. Не ощущаю ее эмоций, не знаю, о чем она думает, мне это не нравится. Она чувствует моё настроение, смотрит на меня молча, и мне кажется, что это молчание длится целую вечность.
Я не приказываю, не хочу. Не хочу ее боли, но знаю, что являюсь её причиной. Использую ее, так же как остальные, я ничем не лучше, но их осуждаю. Впрочем, я гораздо хуже её родных, потому что не отвечаю на ее чувства, доставляю ей боль и ещё немало принесу в будущем.
Ее губы теплые, я холодный от мороза, она согревает меня поцелуем и снаружи, и изнутри. Притягиваю ее, такую тёплую и нежную к себе, дышу воздухом, который она судорожно выдыхает, когда поцелуй останавливается всего лишь на мгновение. Целуемся медленно и почти мучительно, потому что поцелуев уже мало. Укладываю ее на кровать, она не сопротивляется, но и инициативы не проявляет. Проклятье подсказывает, ее мысли снова где-то далеко. Выдыхаю, чувствуя, что почему-то злюсь.
– Что такое? За нами опять подглядывают? – отстраняюсь и слегка приподнимаю бровь, когда она рассеянно оглядывается по сторонам.
– Нет, – шепчет, снова садясь, но уже подальше, держась от меня на расстоянии.
– Тогда зачем ты меня поцеловала? – беру ее за руку, чтобы она посмотрела на меня, а не куда-то в стенку.
– Мне захотелось, – раздраженно отвечает, выдирая руку из моей хватки.
– Захотелось? – не скрываю иронии, ибо ни до, ни после поцелуя не чувствовал ее эмоций, а вот сейчас ещё как чувствую! Вот только это совсем не возбуждение или похоть, это глухая злость и боль.
– А что такое? – гордо задирает нос, сверкая глазами. – Ты мой муж, хочу – целую, хочу – сплю, это же ты так выразился: удовлетворяю потребности.
Из ее уст это звучит ещё более нелепо, чем из моих.
– Почему ты смеешься? – хмурится, зло прищурившись.
– Нет, нет. Что ты? Конечно, нет! – отмахиваюсь от нее, еле сдерживая смех.
– А вот мне кажется, что ты надо мной смеешься, – очень серьёзно тыкает меня в грудь пальцем. – О чём ты говорил с отцом? Ты сказал ему?
– О чём именно? – накрываю ее ладонь своей, а то скоро дырку во мне проделает.
Ее взгляд бегает, чувствую смятение, смешанное с болью. Слегка отворачивается, но руку свою не забирает, наоборот сжимает мою ладонь. Вздыхаю вместе с ней, знаю, о чём она хочет спросить.
– Кто тот мальчик? – спрашиваю, чтобы сменить тему.
– Мой братишка Ерик, – снова вздыхает и медленно забирает руку, я ее не держу. – Ему четыре года, летом будет пять.
