Дом неистовых клятв (ЛП) - Вильденштейн Оливия
При мысли о мёртвом короле шрам на моём бедре начинает чесаться, а руки сжимаются в кулаки.
Перед тем, как перевоплотиться и покинуть базар, Лор обхватывает меня за талию и притягивает к своей груди.
— Передохни, любовь моя, и не думай о Риде и Агриппине, так как в ближайшие дни ты будешь очень нужна своему отцу.
Его слова прогоняют из моей головы все те мелкие обиды и тревоги, которые кажутся несущественными в этот час, когда мой отец собирается навсегда проститься со своим братом.
— Как мне жаль, что Киан не выбрал остаться.
— В отличие от его брата у Киана нет детей, ради которых он мог бы жить.
Моя кровь холодеет, когда я задумываюсь о том, будет ли моему отцу достаточно меня и не попросит ли он о вечной смерти, если Котёл не сможет вернуть ему мою мать.
Пожалуйста, пусть меня будет достаточно.
Но самое главное, пожалуйста, верни мою мать.
ГЛАВА 91
Звёзды в небе так ярко горят, что серые каменные склоны горы Лоркана кажутся белыми. Единственные тёмные пятна это мой отец и его брат, которые сидят бок о бок на краю эспланады и обозревают мир, точно юнцы на пороге взрослой жизни.
Несмотря на то, что мы с Лором не издали ни звука, когда приземлились, они, должно быть, почувствовали наше присутствие, так как оба оборачиваются.
Киан встаёт и вытирает руки о кожаные штаны. Нагнувшись, он поднимает какой-то свёрток из фиолетового шёлка. И мне не нужно спрашивать у него, что это такое. Он прижимает свёрток к груди, словно это и есть сама Бронвен.
Когда он подходит к нам, я смотрю на его лицо, лишённое раскраса. Без чёрных полос он смотрится совсем иначе. Черты его лица гораздо мягче. Интересно, лицо моего отца выглядит таким же мягким без макияжа?
В отличие от Киана, мой отец не подходит к нам. Он продолжает смотреть на сверкающее море, которое окружает наше королевство. Я замечаю, как его рука поднимается к лицу и задерживается там на пару мгновений.
У меня, может быть, и нет кровных братьев и сестёр, но если бы я потеряла Сибиллу или Фибуса… Святой Котёл, я вряд ли смогла бы от этого оправиться. Когда у меня в носу начинает пощипывать, а горло сжимается, я бормочу себе под нос: «Будь сильной. Будь сильной».
— Ты не передумал покидать нас, Киан? — спрашивает Лор моего дядю.
— Нет, Морргот. Моя любимая ждёт меня в Запредельном мире.
Горло начинает гореть из-за охватившего меня чувства печали.
— Я знаю, что Кахол попросил тебя подождать до завтра. Ты подождёшь?
— Я не могу, Лор.
— Ты можешь понадобиться Кахолу, если…
— Не надо, — он закрывает глаза. — Не проси меня остаться, потому что если Дайя восстанет из Котла, я буду завидовать своему брату, а я люблю его… — его голос срывается, и слёзы начинают течь по его бледным щекам. — Я слишком люблю Кахола, чтобы винить его за счастье.
— Но что если моя мать не восстанет? — тихонько спрашиваю я в надежде, что мой голос не донесётся до ушей моего отца.
— У Кахола есть ты, Фэллон.
И снова я задаюсь вопросом: будет ли меня достаточно?
Несмотря на то, что Лор не касается меня руками, струйки его дыма обвивают мои пальцы и ласкают костяшки.
— Ты готов отпустить её, брат?
Киан кивает Лору.
Неожиданно голос моей пары начинает гулко раздаваться между моими висками, произнося слова, которые в кои-то веки предназначены не только для меня.
— Летите, мои вороны. Проводите нашу сестру в её последний путь.
Его торжественный тон заставляет мою кровь танцевать, а кожу покрыться мурашками так, словно перья должны вот-вот появиться из моей плоти. Святая Морриган, неужели он может заставить меня перевоплотиться с помощью своего зова? Неужели он обладает такой силой?
«Да».
«Невероятно».
Неожиданно звёзды гаснут, и небо цвета индиго темнеет, когда вороны, один за другим, вылетают из Небесного королевства.
— Когда шёлк покинет мои когти, Лор, успокой моё человеческое сердце.
Мой дядя кладёт небольшую подушечку, наполненную пеплом Бронвен, у своих ног с таким почтением, что моё сердце сжимает чувство стыда из-за того, что я не смогла её спасти.
Лор ещё крепче сжимает мою руку, и прежде чем он успеет посоветовать мне не винить себя, я перевоплощаюсь и взмываю в небо вместе с остальными. Ещё один ворон взлетает вместе со мной. Мой отец.
Он проводит кончиком крыла по моей щеке.
«Нет ничего хуже прощаний».
Звук его голоса и ласка снимают часть груза с моей души.
«Как бы мне хотелось знать такое заклинание, которое могло бы облегчить боль в твоём сердце, dádhi».
Его глаза сияют, точно водные каналы из моего детства, а огромная грудь содрогается, когда он издаёт карканье, которое эхом отдаётся у меня в груди.
Несмотря на всё моё желание быть сильной, сегодня я чувствую себя песчаным замком, который вот-вот смоет следующая волна боли моего отца.
Лор взлетает последним. Взмахи его крыльев такие мощные, что от них как будто сотрясаются даже звёзды.
«Иди ко мне, Фэллон».
Точно новорождённый жеребёнок, я покачиваюсь и лечу вниз, чтобы присоединиться к своей паре во главе процессии. Мой любящий отец летит по ветру подо мной, явно подозревая, что я могу начать пикировать вниз, в сторону земли.
Это кажется глупым, но до меня вдруг доходит, что хотя он и не видел мои первые шаги, ему довелось увидеть мой первый полёт; а моя мать стала свидетелем моего первого заплыва.
«Кто несёт Габриэля?» — спрашиваю я Лора, когда, наконец, долетаю до него.
«Ифа предложила развеять его прах».
Лор кивает в сторону моей подруги, которая летит рядом с Кианом.
Наша процессия двигается медленно в полной тишине, которую нарушает лишь ветер, треплющий наши перья. Ни один ворон не издаёт ни звука. Никто не пикирует вниз и не машет крыльями. Мы все парим над Кианом и Ифой, когда они начинают разматывать шёлковую ткань, зажатую между когтями.
Мы все наблюдаем за тем, как мерцающие останки двух фейри, чьи смелость и мужество изменили облик нашего мира, развеиваются над серыми камнями Монтелюса, дикими просторами Тареспагии и зубчатыми кронами деревьев ракоккинского леса.
Ифа первая выпускает полоску шёлка, и как только он полностью разматывается, взлетает повыше.
Мой отец смотрит на меня снизу вверх. Убедившись, что я в безопасности, он опускается к своему брату.
Интересно, разговаривают ли они или решили молча разделить их последнее мгновение вместе.
Когда Киан разжимает когти, и шёлковую ткань уносит ветром, точно лепестки глицинии, мой отец издаёт душераздирающий крик, от которого мой пульс ускоряется, а полые стержни моих перьев заполняются холодом. Он отрывается от своего брата и устремляется в сторону моря.
Я хочу отправиться за ним, но Лор говорит: «Останься».
Он переживает из-за моих лётных навыков или думает, что мой отец предпочитает горевать в одиночестве?
«И то, и другое».
Он наклоняет голову в сторону двух воронов, которые поднимаются над нашей стаей.
«Эрвин и Найоз присмотрят за ним».
Раздаётся ещё один крик, на этот раз хриплый и сопровождаемый звуками двух медленных щелчков. Несмотря на то, что Киан не переводит их на язык слов, мне кажется, что таким образом он прощается с нами.
Грудь моей пары приподнимается, когда он испускает горестный вздох.
«Как это работает?»
«Я произнесу в его голове заклятие», — голос Лора звучит печально и хрипло. «Подобно тому, которое я произношу, когда хочу разбудить свой народ. Только… только эти слова положат конец его человечности».
Ещё один вздох вырывается из его груди и попадает прямо мне в грудь.
«Чёрт», — бормочет он. «Это один из тех моментов, когда я отдал бы всё, чтобы не быть королём».
