Алена Медведева - Обжигающий север

– Есть планы на их счет. Что выйдет – посмотрим, – спокойно подойдя ближе ко мне, ответил мужчина.

– А пола они какого? – снедало любопытство.

– Две самочки и самец.

Присмотревшись, поняла, что самец – тот, мощный, с грозными рогами. Продолжая раздирать колтуны на голове и пользуясь возможностью хоть немного прояснить будущее уточнила:

– Так на планете же очень холодно, да? Как там теплолюбивые олени выдержат? И еда для них, – жестом указав на контейнеры, добавила. – Ее завозить надо? На Иволоне же ничего не растет.

– Выдержим мы – выдержат и олени, – спокойно заявил мой неожиданный муж и, вытащив из приоткрытого контейнера какие-то шкуры, стал что-то с ними делать.

– Пока летим, чтобы время не терять, взялся тебе теплую одежду сделать, – пояснил он в ответ на мой любопытный взгляд.

Меня снова накрыло чувством удивлением – какая забота!

– Там очень холодно? – тихо спросила я.

– На поверхности – холодно, даже для меня, – невозмутимо прозвучало в ответ.

Нордический характер! Для меня тогда гарантированная смерть, если этой 'тепловой системе' там холодно.

– Как тогда там жить? – голос непроизвольно дрогнул.

– Поначалу сложно будет, какое-то время вообще придется проситься на постой к чужим, но надо будет перетерпеть немного: ты в голой пещере ночевать не сможешь. А потом и сами обустроимся.

– К чужим? – сердце в тревоге сжалось.

– Ну, не совсем – они тоже стархи. Только не наши, – Гайвридаил (вспомнила!) поморщился, – но потерпим немножко. Мы постараемся как можно скорее все обустроить.

Кивнула, мое мнение в любом случае роли не играло.

– Кто из твоих родителей стархом был? – неожиданно прозвучал вопрос мужчины.

Я на некоторое время выпала из разговора, заглядевшись на неожиданно ловкие движения огромных ладоней, которые, уверенно протыкая шкуру, продергивали в образовавшееся отверстие крученый ремешок и, закрутив его в узелок, подрезали, соединяя в единое полотно куски меха. И все так споро и быстро.

– Отец.

– Из какого потока он был?

Недоуменно пожав плечами, сообщила:

– Я не знаю об этом, он ничего о себе не рассказывал никогда. Я и про то, что он старх, всего однажды от мамы слышала, – честно призналась я и, решив, что должна предупредить его, прошептала. – Во мне от старха ничего нет, я в маму пошла.

– Есть, не сомневайся, – уверенно возразил он. – Кровь себя еще покажет, когда время придет. И если вдруг спросят, знай, что теперь ты относишься к потоку левиоров.

– А что это означает? – определенно никогда не слышала этого названия.

– Живущие будущим, – яснее определенно не стало, но буду узнавать все постепенно.

– Тшехар – это фамилия? – мысль тоже не давала покоя.

– И да, и нет. Но ты можешь носить ее с гордостью, – категорично заверил он меня.

Погрузившись в размышления о странностях собственного мужа, о том, что ждет в будущем, наблюдая за его работой, не заметила, как вычесала все свои волосы, избавившись от колтунов.

– У тебя они красивые, – услышав его слова, пораженно застыла. Кажется, никто, кроме мамы, не говорил обо мне хорошего, не называл что-то во мне красивым.

– Спасибо, – прошептала в ответ, потупившись.

Нет, не в красоте счастье. Вот сейчас, видя его при ярком освещении, однозначно понимала – некрасивый, страшный даже. Но сердце воспринимало этого мужчину иначе – наполнялось трепетной теплотой и радостью при взгляде на него, на мужчину, который не был жесток и безразличен по отношению ко мне. Повезло, что в моей жизни он появился. И, в конце концов, он в чем-то прав. Если у оленей есть шанс там выжить, то почему это не смогу сделать и я?

Глава 5

Последующие дни до прилета на Иволон пролетели быстро. Теперь я каждый день уходила вместе с мужем в грузовой ангар, наблюдала за тем, как он ухаживал за оленями, как работал. А сделал он за это время очень многое: для меня, привыкшей наблюдать бездельничающих в свободное от рейдов время мужчин, такое трудолюбие выглядело дико. В первую очередь старх смастерил мне широкое меховое 'платье' ниже колен с длинными рукавами и с капюшоном, а так же свободные штаны под него. Причем вся одежда была мехом внутрь! Еще сделал большущий меховой мешок. Но с этими творениями мужчина справился за два неполных дня. А потом он делал деревянную посуду и какие-то незнакомые предметы, а мне – собственную расческу! Дерево тоже имелось среди обширных запасов моего неразговорчивого мужа.

Мне очень хотелось узнать о будущей жизни, но на большинство вопросов он отвечал или слишком обобщенно или заявлял:

– Чего об этом говорить – сама же все увидишь.

Так что мне оставалось лишь пылать неудовлетворенным любопытством. А вот обо мне старх, наоборот, спрашивал, но тут тоже для диалога ситуация безнадежная. Я бы и рада рассказать, но что-то плохое или незначительное сообщать не хотелось, а другого практически не было. Поэтому на большинство его вопросов я также была вынуждена отвечать или односложно, или максимально обобщенно.

Ежедневно, и даже не единожды к нам заглядывал капитан. Он очень интересовался состоянием оленей и планами моего супруга. Олени по существу вопроса чаще безмолвствовали, а Рид (я мысленно переняла манеру обращения капитана к моему мужу) тоже не вдавался в подробности. Но капитана это не смущало: по моим наблюдениям, он тоже не отличался разговорчивостью. Поэтому они порой не столько переговаривались, сколько переглядывались и многозначительно молчали, наводя меня на мысль – а не мешает ли им мое присутствие. Когда я решилась спросить от этом своего старха, тот нахмурился и четко сказал:

– Мне спокойнее, когда ты на глазах. А поговорить обо всем важном мы уже успели.

Продолжая переживать относительно затрат на мое питание, на второй день пребывания в ангаре осторожно поинтересовалась – не могу ли и я быть чем-то полезной? Сразу же после этого вопроса меня приспособили к делу, но с настоятельной рекомендацией через силу не надрываться и делать произвольные перерывы на отдых. Моей задачей стала рассортировка каких-то крупных сушеных плодов по мешкам – в каждый мешок необходимо было отобрать по трехлитровому ведру этих плодов из общего огромного контейнера, который забит ими до самого верха. Для работы выдали тканевые перчатки, которые потребовали обязательно одеть.

– Это бобы, – пояснил муж. – Они растут на Земле и очень ценны своей питательностью и хорошей сохранностью.

И хотя к Земле я имела теоретически больше отношения, о бобах никогда не слышала.