Навязанная Королю, или отбор на выживание - Юлианна Сафир
Местами туман сгущался до такой степени, что создавалось ощущение, будто он материализуется в фигурах, мерцающих на границе, только для того, чтобы в следующий момент раствориться в воздухе.
Ветер нес с собой шепот, который то и дело заставлял оглядываться назад. Растительность вокруг была искалечена и извращена, как сама природа отзывалась на страданиях душ, застрявших между мирами.
Деревья выгибались в странных, мучительных позах, а их корни, обнажённые и извилистые, напоминали хваткие пальцы, стремясь утащить невнимательного путника в пределы темных вод.
Несмотря на теплый сезон, прохлада не была обычной, она проникала прямо в кости, создавая ощущение влажного холода, от которого не спасали ни одежду, ни движение.
Повсюду встречались мерцающие огоньки, которые могли показаться заблудившимся путникам маяками или зовом к спасению. Но что-то подсказывало, эти светлячки не несут в себе тепла и уюта, а скорее заманивают в ловушку, проводят в глубину болота, откуда возврата нет.
Звуки этого места созданы иллюзией живости: шелест листвы, далёкий плач птиц, которых тут не могло быть, шепот и вздохи, доносившиеся из тумана. Понимание, что болото дышит, разговаривает с тобой, обвиняет или просит о помощи, сливаясь в единый хор.
Под ногами часто встречалась не просто вода, а густая, почти живая ила, которая как бы обволакивала обувь, стремясь затянуть вглубь. Передвигаться по такому грунту было исключительно тяжело, на каждом шагу требовалось усилие и внимание, чтобы не попасть под поглощённые болотные глубины.
Но самым тревожным было ощущение взглядов в спину, когда ты чувствуешь пристальное наблюдение, но, оборачиваешься и видишь лишь мерцающий туман и искривленные силуэты деревьев.
В этом царстве призраков и теней каждый шаг мог стать последним, каждый шорох знаменовал опасность, а каждый порыв ветра напоминал о тех, кто уже никогда не выйдет из этих мрачными вод.
Каждый мой шаг отдавался болью в ноге, и когда я уже планировала сделать привал, передо мной встали три фигуры. Две из них я узнала сразу, и на глазах набежали слезы.
Это были мои родители, которых я потеряла так давно. Они стояли передо мной, их образы казались такими реальными, что у меня едва хватило ума не кинуться к ним в объятия.
Третья фигура была окутана туманом, ее контуры мерцали и изменялись, не давая возможности разглядеть, кто это. От нее исходило чувство повышенного напряжения и ожидания, но я не могла понять, кем могла быть тень.
Мои родители начали говорить, их голоса сливались с шепотом болота.
— Лилиан, доченька моя, ты так долго несла эту тяжесть, — голос моей мамы был полон скорби, — Ты пытаешься спасти всех, но не можешь простить себя за тех, кого не смогла.
Отец подхватил слова матери, не давая мне возможности перевести дыхание:
— Ты израсходовала столько сил, стараясь быть независимой, и в этом стремлении забыла, что самая сильная связь — это связь с семьей. Ты думаешь взвалить на свои плечи вес мира, забыв, что мы могли разделить его вместе.
Когда слова родителей проникли в мою душу, они открыли забытые страницы моих воспоминаний, напоминая о том бремени, которое я несла все эти годы.
Их слова звучали тяжело. Для меня.
— Но я… я старалась изо всех сил, — с трудом выдавила я сквозь слезы, чувствуя, как старые раны открываются с новой силой. — Вы ушли так рано, мне безумно вас не хватает. Я всегда чувствовала вашу поддержку, даже когда вы уже не были со мной…
Не успела закончить мысль, как посыпались их дальнейшие упреки:
— Ты всегда стремилась поддерживать другого, Лилиан, но забыла о себе и о нас, — голосом мамы, пропитанным глубоким разочарованием, шелестел призрак.
— Где была твоя сила, когда она была нужна нам? Твои способности могли спасти многих, но не тех, кто был тебе дорог, — отец смотрел на меня обвиняюще, его слова поднимали во мне бурю чувств: вины и бессилия.
— Ты искала перемены в глазах мира, забыв о тех, кто дал тебе жизнь. Твое желание быть полезным всем, кроме нас, привело к тому, что теперь мы здесь… Ты подвела нас, дочь, — продолжала мать, чьи слова были как ледяные капли, разбивающиеся о мое сердце.
Заполнив меня, чувство стыда и отчаяния давило на грудь так сильно, что дыхание становилось медленнее и труднее. Мир вокруг начал плыть, и я уже не могла различать, где грань между реальностью и моими страхами.
В этот момент я осознала, сила видения не в их реальности, а в том, как они отзываются в моем сердце, отражая внутреннюю неуверенность и вину.
— Но я была ребенком, я не могла… — слова вырывались сквозь слезы, каждое из них было наполнено болью и сожалением.
— В твоих руках была мощная сила, но ты не смогла изменить нашу судьбу. Ты оставила нас, — голос отца стал более резким, каждое обвинение било ножом, рассекающим мою душу.
— Тебе не хватало мужества, быть рядом с теми, кого ты любила. Мы ждали тебя, мы кричали о помощи, — материнские слова звучали как эхо, усиливающее мою боль и чувство вины.
Слезы наворачивались на глаза с новой силой.
Я плакала не только от боли, вызванной их словами, но и от осознания глубины моего одиночества без них. Эти слезы были как катарсис, позволив мне по-настоящему ощутить и прожить всю боль, которую я столько времени думала скрыть в самых темных уголках своей души.
Крик, разрывающий тишину болота, был моим криком — криком отчаяния, криком о помощи, который я так отчаянно искала у них, и криком освобождения от тяжести, которую терпела все эти годы. Это было освобождение от цепей прошлого, призыв встретиться лицом к лицу со своими демонами и найти силы идти дальше, несмотря ни на что.
— Самое время остаться здесь, с нами. Забыть обо всем на свете и найти покой, — мама смотрела на меня с грустью и сочувствием в глазах.
— Обними нас, доченька, — протянул мне руку отец.
Слова моих родителей звучали так искушающе.
Часть меня хотела поддаться этому соблазну, оставить все печали и уйти в мир теней, где нет боли. Но другая часть, та, что держала меня на плаву все эти годы, возмутилась.
— Нет, — прошептала я, собирая в себе силы, — Вы… настоящие вы, учили меня быть сильной и независимой не только ради себя, но и ради других. Я не могу сдаться, не сейчас. Я должна продолжать идти вперед, ради себя, ради вас, ради всех, кому я могу помочь.
Моя решимость была вознаграждена — туман начал рассеиваться, фигуры родителей начали мерцать, словно свечи
