Хозяйка собственного поместья - Наталья Шнейдер
— Как прикажете, барыня.
— Что еще? — спросил муж.
— Соблюдать правила общежития, — брякнула я, не сумев сходу подобрать другую формулировку.
— Прошу прощения?
— Не портить друг другу жизнь и не мешать друг другу делать глупости.
Виктор рассмеялся:
— Это, пожалуй, будет самым трудным.
— Придется нам всем постараться. — Я тоже не сдержала улыбки.
Виктор подождал меня на крыльце, пока я бегала за ключами. Размашисто зашагал следом по двору. Кучер, Иван и третий парень, отвязали прикрывающее телегу полотно.
Я мысленно присвистнула. Да уж, действительно мамонт. Свиная туша и полутуша говядины. Несколько мешков, подписанные углем: пшеница, мука, гречка, мешок риса вполовину меньше обычного. Были тут и горшки с маслом, обвязанные пергаментом, и бутыль масла растительного, и кочаны капусты — краснокочанной, думала, такая здесь не водится, — и корзины с овощами.
С одной стороны — надо бы поблагодарить, что я и сделала совершенно искренне. Муки и круп у нас еще оставалось много, зато свежее мясо закончилось, да и запасы тушенки уменьшались с каждым днем. Риса и вовсе не было, и сейчас я уже предвкушала плов — настоящий, а не из перловки. Правда, правильного казана у меня не было, но был чугунок с толстыми стенками. А то взять котел, развести огонь в летней кухне да и сготовить на всех, включая работников?
С другой стороны — судя по количеству продуктов, Виктор планировал задержаться надолго.
Я не стала об этом думать. Обвинения доктора были все еще свежи в моей памяти, и, если ради того, чтобы муж убедился в моем здравом уме, придется терпеть его несколько недель, а то и до осени — значит, потерплю. В конце концов, сегодня он вел себя вполне прилично: сцен не устраивал, в прошлых грехах не обвинял — почти не обвинял. Мамонта вон приволок и Ивана извиниться заставил. Значит, поверил мне, а не своему слуге — при этой мысли в груди неожиданно стало тепло.
Может, и дальше поверит да и уедет, предоставив меня самой себе. Но, покрутив эту мысль так и этак, я с удивлением обнаружила, что она меня не особо радует, и отодвинула ее в сторону. Незачем строить предположения о вещах, которые от меня не зависят, и беспокоиться по этому поводу. Пусть все идет как идет.
Марья вышла из дома — не иначе как боялась, что аспид касаточку обидит, — рассыпалась в благодарностях. Но я, успев узнать ее как следует, видела, что нянька совсем не рада и в голове у нее наверняка крутятся идеи, как бы быстрее от незваного гостя избавиться. Надо будет обязательно с ней поговорить и объяснить расклад. Если поймет, что может мне навредить, будет вести себя прилично. За лапником-то уже вряд ли снова пойдет, если первый раз не помог.
Я велела парням туши пока оставить в телеге, оставила Марью распоряжаться, что нести в кладовую, а что в погреб, а сама побежала за Дуней. Неважно, решу я сегодня готовить плов или нет, туши следовало разделать до того, как укладывать в ледник. В кухне разместиться с этим негде, хоть рабочий стол и был большим — но недостаточно большим.
Зато летняя кухня, по сути просторный сарай с печкой, идеально для этого подходила. Насколько я могла судить, ее и строили не только для того, чтобы не перегревать дом летом, но и для подобных «грязных» работ — в потолке даже крюк висел, но мне он сейчас не понадобится.
Под ошарашенным взглядом Виктора мы с Дуней, обвязав лица платками, вымыли кухню. Правду сказать, с магией эта работа отнимала куда меньше времени и сил. Тряпки не оставляли разводов грязи и пыли, старые въевшиеся пятна исчезали, стоило протереть их разок, одно удовольствие, а не уборка! Но в дезинфекционных свойствах магии я уверена не была, поэтому все же мыла со щелоком и не поленилась обдать стол кипятком — пол здесь был сделан как в бане, чтобы лишняя вода могла уходить сквозь него.
— Зачем вы это делаете? — полюбопытствовал Виктор, когда я стала ошпаривать кипятком и топор, и ножовку. Ножи мы принесли из кухни, и лишний раз мыть их было незачем.
— От бесов клостридиев, — простодушно ответила Дуня.
Я мысленно схватилась за голову. Буркнула:
— Чтобы чисто было.
Муж — человек образованный и в «бесов клостридиев» не поверит точно. А рассказывать ему про микробов — решит, что брежу.
Какую же здоровую свинью мне подложил коллега, чтоб ему икалось беспрерывно!
— И все же? — не унимался Виктор. — Я знаю, что после разделки в чистоте продукты дольше не портятся, но настолько тщательная уборка, на мой взгляд, перебор.
Ничего не перебор, никому не известно, что в последний раз перерабатывали на этом столе, насколько хорошо его вымыли после этого и сколько мышек пробежало по нему за зиму. Могли и грибочки, а это земля с «бесами клостридиями», дизентерийными амебами и бог знает чем еще. Да и мышиная лихорадка — штука, мягко скажем, неприятная.
— К тому же зачем самой стараться, когда слуги вон скучают? — Он мотнул головой в сторону своих людей, которые уже перетаскали в кладовую и в погреб все продукты и ждали рядом со сложенными в телегу тушами.
— Это ваши слуги.
Виктор обернулся, чтобы приказать им, но я остановила его:
— Не надо. Мы уже почти закончили, а я не знаю пока, насколько ваши люди понимают, зачем нужно соблюдать чистоту.
— Я тоже не понимаю, — покачал головой Виктор. — Вы потратили время и силы, отмыв все до блеска, но после разделки мяса все придется мыть заново. Это какой-то ритуал, подхваченный от Марьи?
Придется все же объяснять.
— Вы знакомы с опытами того… — Я покрутила рукой, якобы вспоминая. — Запамятовала, который изобрел микроскоп и нашел в капле воды множество зверьков?
Судя по тому, что я успела услышать от Евгения Петровича и увидеть вокруг себя, наука здесь развивалась если не в точности, то достаточно близко к тому пути, который прошла в нашем мире.
— Да, — удивился Виктор.
— А о том типе, который не смог получить самозарождение жизни, прокипятив закрытый флакон, и пришел к выводу, что жизненные споры должны попадать откуда-то извне?
— Вам-то это откуда известно! — воскликнул он.
— Надо же что-то делать долгими зимними вечерами? — Я нежно улыбнулась. —