Истинная для проклятого. Часть 2 - OliviaDriar
Анна присела на импровизированную скамейку. С крыши дома открывался невероятный вид на город. Ночное зрелище никого не могло оставить равнодушным. Особенно в этот праздничный день, когда развешанные повсюду фонари разливают теплый золотистый свет. Отсюда были видны высокие крыши домов, как будто рассыпанных по всей территории города, золотые купола церкви на соседнем холме, возвышавшейся над курчавыми деревьями. Днем всегда казалось, будто она парит над бескрайними просторами, прямо среди облаков. Где-то за холмом проглядывало большое колесо каменной мельницы, которое, крутясь, приводило в действие механизмы. Жернова перемалывали зерно, мука струилась водопадами в мешки, а пекари выпекали свежий хрустящий хлеб. И над всеми этим властвовало темное небо, на котором постепенно рассеивались тучи и начинали появляться яркие звезды. Справа, поодаль города, раскинулся дремлющий лес с высокими густыми деревьями, которые скрывал от посторонних взоров ночной туман.
Люди внизу пели песни, играли на губных гармошках и флейтах, танцевали, куражились в веселом хороводе, пили и ели, а шут до сих пор посвящал зрителей в свою историю. Вот только весь шум долетал до них только с порывами ветра. В этом Анне чудилась особая прелесть. Она могла расслышать в ночной тиши другие звуки. Нежное и гармоничное дуновение ветра, шум далекого морского прибоя и мелодичное, едва различимое чириканье неспящих птиц.
— Вам нравится? — спросил граф.
Анна повернулась к нему, но, взглянув собеседнику прямо в глаза и увидев в их желтизне свое отражение, не сумели разомкнуть губ для и так очевидного ответа. Ей понравилось это место. Но кое-чего не хватало.
— Не до конца, — переборов возникший ступор, выдавила из себя Анна.
Граф свел к переносице густые брови, но под маской этого нельзя было разглядеть.
— Значит, вам не понравилось, — сделав ложный вывод, с сожалением произнес он.
Он хотел было в разочаровании отвернуться, но Анна ему не позволила. Ее руки осторожно прикоснулись к маске, сначала робко, словно боясь его реакции., Но затем она потянула маску на себя, срывая ее с обезображенного лица графа.
— Мне хотелось бы видеть вас, — Анна медленно сбросила капюшон с головы графа, — без маски и плаща.
Перед ней предстало бледное лицо со всеми отталкивающими уродствами, которые напугали бы непривыкших людей до ужаса. Но Анна уже не обращала внимание на шрамы, зеленые вены и бледность кожи. При взгляде на него, она ощущала странное тепло внутри, не дающее грустить.
— Вам не противно? — спросил граф шепотом.
Он едва дышал. Казалось, в груди перестало биться то, что непрестанно билось все триста лет, не давая ему возможности ощутить покой после смерти.
— В вас нет ничего противного или пугающего, как, например, у Альберта. У него лицо хоть и привлекательное, однако душа, гнилая и заполненная червями, как сердцевина затхлого яблока. — Анна смущённо отвернулась от графа и, подняв некогда опущенные, влажные глаза, добавила чуть тише: — Но вы не такой. Ваша светлая душа не искажена злостью.
Анна от смущения боялась пошевелиться. Сердце все сильнее билось в груди, она дышала через раз и только изредка бросала на графа робкий взгляд из-под опущенных ресниц. Но короткого взгляда едва ли хватало для того, чтобы заметить, как сильно повлияли ее слова на проклятого человека. Она не обратила внимание, как тот перестал хватать ртом воздух, который, казалось бы, обжигал его легкие. Анна также не увидела, как он сглотнул ком в горле и от волнения слегка задрожал, будто в слабом ознобе.
— К сожалению, вы не правы, — признался граф, прикусив нижнюю губу до боли, — моя душа прогнила. В ней поселилась непроницаемая тьма, которая заставляла меня слепо идти на ужасные вещи. И потому…
Граф замолчал. Он не смог договорить. Казалось, ему для этого не хватило сил.
— И потому вас прокляли, — помогла ему Анна.
Его голова опустилась, черты лица смягчились перед нестерпимой мукой, словно отражая бурю в его душе и ту немощность, которая переполняла все его существо.
— Но ведь люди могут ошибаться. — Анна придвинулась к графу поближе. — На то ошибки и даны, чтобы люди исправлялись, становились лучше.
Анна пыталась посмотреть ему в глаза, но он постоянно их отводил или опускал, словно чего-то стыдился.
— Ошибки порой могут приводить к серьезным последствиям, неисправимым и непростительным, — граф замолчал на некоторое время, будто обдумывал что-то, но потом у него вырывалось отчаянное: — Но в чем-то, наверное, есть не только вина слабых людей. Виноват и Он!
Граф взглядом указал на небо.
— Кто «Он»? — непонимающе переспросила Анна.
— Бог, — тяжело давшийся ответ наконец прозвучал в тишине, нарушаемой только звуками шедшего внизу праздника. — Он убивает близких людей, забирает их души на небеса, даже не задумываясь о тех, кто будет скорбеть, в агонии страдать, немыслимо скучать по тому, кого больше не вернуть к жизни. Кого больше не увидеть даже на миг, несмотря на огромное желание. К кому не прикоснуться, не обнять и не почувствовать то единственное тепло, согревающее душу.
Вдруг по его бледной щеке покатилась одинокая слезинка. Она медленно упала на крышу. От увиденного у Анны защемило сердце. В ней отозвался чей-то далекий голос, шедший из глубин души. И он, этот голос, страдал вместе с графом, разделял его боль и жалел его.
Анна, видя чужие слезы, не сдержалась сама и тоже заплакала. Ее охватила страшная печаль и жалость к нему. Как хотелось ей в этот момент обнять его, утешить, насколько это возможно, и немного взбодрить его. Как сильно было ее желание в этот момент быть той самой истинной, способной облегчить боль и избавить его от всех тягот проклятья. Чтобы исцелить его навеки израненную минувшим временем душу.
Но почему боль графа стала и ее болью? Почему она плакала вместе с ним? Почему ей так больно на душе?
Глава 7
Они сидели на крыше дома и наслаждались ночью. Город был неотразим и весь сиял на фоне огромного, раскинувшегося над ним неба. Анна поднимала глаза и видела, что мерцающих звезд на небе будто становится больше, чем песчинок на дне любой реки. А прямо над ними, словно желтый шар, висела полная луна, и в ее ярком свете изредка появлялись трепещущие силуэты птиц. Они пролетали мимо, словно не хотели тревожить уединение двух находящихся в отчаянии людей.
Там, внизу, нарядные люди водили хороводы, пели хорошие песни под гармошку
