По следам обречённых душ (СИ) - Ласточкин
Наблюдать за братом Лания начала ещё в детстве, а потому хорошо знала его мимические хитрости, по которым можно считывать его эмоциональное состояние. Так она понимала, нужно ли ей прятаться или беды можно избежать. Ещё за столом академка заметила, как уголок его рта едва заметно кривился: жест означал, что Валтис чем-то недоволен, и это пугало Ланию сильнее, чем существование тебрарумов и всех тёмных сил. Ведь именно тогда она уже догадалась, что он непременно устроит ей «семейный» разговор лишь для них двоих.
Валтис покрутил её лицо, рассматривая его с ещё большим омерзением. Лания, хватаясь за грудь, попыталась сорвать руку брата, молясь, чтобы он ушёл и оставил её в покое. Жалкий жест защититься привёл к тому, что Валтис вцепился ещё и в запястье сестры. Боль защипала кожу, Лания зашипела, сотрясаясь от усилившейся панической атаки и страха, что обратился в дикий ужас.
— Убожество, смотреть противно, — выплюнул Валтис, оттолкнул её от себя и усмирил ненавистным взглядом. После встал, а затем покинул чулан, оставляя Ланию наедине с паническим приступом и послевкусием ноющей боли.
Академка, чувствуя ненависть и отвращение, попыталась подняться, но скатилась по стенке, продолжая задыхаться и бесшумно давиться слезами. Однако она радовалась тому, что тёмная рыжеволосая макушка отдалялась.
Нобилиа временами размышляла на тему: если бы родители узнали, как он с ней обращается и что именно этот человек причина её расстройств, о которых, конечно, она не рассказывала, что бы они сделали? Как поступил бы отец?
С того самого дня, как Валтис появился, жизнь Лании начала медленно, но верно превращаться в ад. В начале это было обычное игнорирование и мелкие пакости, по типу поставить подножку или бросить ей в волосы репей. Однако с течением времени он заметил, что сестра терпит молча, и стал действовать решительнее. Издевательства стали ужесточаться.
Она до сих пор помнила мёртвую птицу на своей кровати, помнила, как кровью заливала постельное бельё и как радостно Валтис наблюдал за тем, как Лания ломалась и сходила с ума. Но даже когда дело зашло слишком далеко, и её психика была в конец уничтожена; когда при появлении брата у девушки случались панические атаки, преследующие её по сей день, она так и не рассказала родителям. А всё из-за страха. Не перед Валтисом, нет, дело было не в нём даже, а в самих родителях.
Отец уже тогда отдалился и проводил много времени с мучителем дочери, а мать старалась сгладить острые углы, которые возникали в отношениях с мужем из-за приёмного сына. Тогда Лания решила ничего не усложнять и просто принять всё, как есть, ведь больше издевательств её пугало только то, что их семья могла распасться по её вине. К такому выводу она пришла в двенадцать лет и придерживалась его до сих пор, заставляя себя выдавливать улыбку на семейных обедах и при встречах с Валтисом на глазах родителей.
Так она и живёт последние семь лет, после своего решения. Терпит и притворяется, что всё хорошо, что так правильно.
Академия кувелов, стадион
Стадион за академией не пустовал как в будние дни, так и в выходные. Зачастую студенты приходили туда расслабиться, потренироваться или просто поболтать. Он был сравнительно небольшим, так как использовался исключительно для образования воспитанников. Стадион окутался в гордые тонах академии — пурпурный с чёрным. Его стены покрывала тёмно-сиреневая краска, а трибуны внутри и прочие атрибуты — чёрная и белая. Просторная площадка внутри давала возможность заниматься, не мешая друг другу, искусственный газон отливал сливово-болотными оттенками, на нём расположилось множество тренажёров, защищённых от непогоды прозрачным куполом, который поднимали в непогоду.
В этот день на поле было значительно меньше людей, чем обычно. Причиной тому хмурящееся небо, что выпускало из темнеющих облаков колючий дождик, больше похожий на густой и почти незаметный сырой снег. Из-за ненастья студенты попрятались кто в библиотеку, кто в комнатах, однако оставались и преданные стадиону студенты.
К числу этих учащихся относились Малер и Фла́тэс. Одетые в облегающую термо водолазку в тёмных тонах с элементами пурпурного, такие же тёмные легинсы и поверх них свободные чёрные шорты, парни нарезали круги. Малеру никак не давала покоя поездка Лании домой, от которой он успел всего себя извести размышлениями. Его тревожил не сам визит и не родители Лании, а её младший брат, которого Малер не переваривал. Хорошая осведомлённость об этом, как Малер называл Валтиса в своих мыслях, ублюдке, и его действиях, заставляла хмурого академца источать хорошо ощутимую убийственную ауру.
Сама подруга рассказывала следующее: когда в их семью вошёл Валтис, то добрый и чуткий отец Лании сильно переменился в отношении к дочери. Единственным спасением для Лании оставалась её мама, что продолжала относиться к ней также трепетно и бережно, а порой и вовсе старалась давать отпор главе семейства. Все эти мысли вкупе не давали Присфи́думу покоя.
— Если ты хотел всех отогнать от себя, то поздравляю, у тебя это получилось, поэтому прекрати уже это делать на хрен! — Флатэс ткнул Малера в бок локтём и тяжело выдохнул.
Ну губы кучерявого академца скользнула полуулыбка, и он немного расслабился. Его всегда отвлекали словечки из внешнего мира, которыми Флатэс не брезговал пользоваться.
Об увлечении парня с огненно-красными волосами не был в курсе разве что ленивый или глухой. Малер же знал об этом прекрасно, ведь Флатэс то и дело неожиданно мог выдать одно из ругательств внешнего мира или какие-нибудь пословицы, которые жуть как раздражали. Однако Флатэса Игнэ́йра нисколько не волновало ни общественное мнение, ни неприятные слухи о его экстравагантной речи. Он со спокойной душой расширял лексикон и успевал подсаживать на вздорные словечки знакомых и друзей, которых у Флатэса было много. Малер также знал и о том, что процентов тридцать от всех его товарищей — вивпамунды, тем не менее это никак не влияло на их крепкую дружбу.
— Никого я не распугивал, я просто думаю, — ответил Малер на выдохе, кинув угрюмый взгляд вперёд.
— Да обосраться можно с твоего вида! Я серьёзно, тебе лучше на людях этим не заниматься, а то выглядишь так, будто собираешься парочку людей замочить.
— А
