Меч Тамерлана - Кретова Евгения

– Как у индусов колесо Сансары?

С тех пор как волхв Митр приступил к ее обучению, Катя много раз замечала родство языческих традиций с одной из старейших мировых религий – буддизмом. «Возможно, миф о Вавилонской башне[5] не так уж далек от реальности, – думала она частенько после его уроков, – и когда-то люди действительно верили в одно и то же и говорили на одном языке».

– Вроде того… – Данияр кивнул. – Но я тебе этого не говорил, учти. Это тайна первородных, и знать ее тебе не положено, если что. – Он какое-то время шел молча. Прислушивался, как под ногами хрустят сухие ветки. – Человек, оказавшись у Огненной реки, может освободиться от своего прошлого, отпустить его и, шагнув на мост, обрести второе рождение. А если не решится, то будет метаться по берегу Огненной реки, пока не развеется как дым.

– Развеется?

Данияр пожал плечами:

– Человек жив до тех пор, пока о нем помнят. И развеивается, когда гаснет последнее воспоминание о нем.

Они вышли к опушке. Миновали тот самый куст калины, у которого разговаривали тогда, четыре года назад.

Подошли к мосту.

Катя протянула руку к поручню, коснулась его, почувствовав жар под пальцами. Марево колыхнулось, стена зловонного пара чуть рассеялась, и Катя на мгновение потеряла дар речи: словно в зеркале она увидела точно такой же лес, точно такой же мост и куст калины. Увидела Данияра, стоящего рядом, и… себя – с округлившимися от ужаса глазами, опаленными огненным ветром волосами. И рука точно так же лежит на поручне моста.

– Что это?

Она повернулась к Данияру.

Данияр взмахнул рукой, прикрыв Кате глаза, – из-за рукава полился сумрак, словно пола широкого дорожного плаща.

– Учитывая, что ты Доля и умирать прямо сейчас не собираешься, то – неслучившееся. Оно будет меняться в зависимости от того, какое решение ты примешь.

В то же мгновение от поверхности Огненной реки взметнулся яркий всполох, рассыпался снопом искр. Поводырь выпустил из рукава сокола. Тот стремительно вырвался ввысь, за самым ярким огоньком. Подлетев, проглотил его и, сделав круг над головами девушки и Поводыря, лениво опустился на его плечо. Данияр подставил открытую ладонь, настойчиво покачал ею перед клювом птицы.

– Добычей делятся, помнишь?

Сокол недовольно покосился на него, несколько раз взмахнул крыльями, рассекая вокруг себя морок – тот заискрился, заструился под крыльями, смешиваясь с одеянием Поводыря. Склонился к руке и, широко раскрыв клюв, фыркнул и выплюнул искру. Та загорелась на ладони Данияра.

– Привет, – поздоровался он с ней как с живой.

Кате стало любопытно. Придвинувшись ближе, она пристально разглядывала ее. Крохотный уголек, объятый огнем. Черный лисий носик, ушки домиком.

– Кто это?

– Это Агния, она же огневица… Эта крошка проведет нас под самым носом у Смерти, а та ничего не заметит. – Он перевел взгляд на Катю: – И это та волшба, которой больше никто не владеет.

С этими словами он подул на уголек, остудил его – тот, забавно зевнув, потемнел и скукожился, зажмурил глазки, а острый нос прикрыл крошечными ладошками. Тогда Данияр сунул огневицу за пазуху:

– Совсем скоро она нам пригодится.

Катя в очередной раз сверилась с картой, нарисованной Данияром.

– Ты уверен?

Они стояли в ее комнате, у письменного стола. Рядом гудел, остывая, старенький принтер, а перед ними лежали несколько распечаток карт из интернета, потрепанный географический атлас России, который Катя покупала еще в 7 классе, и исчирканные карандашом листы. Данияр как раз завершал штриховку одного из них – выделил горную цепь.

– Есть повод сомневаться? – Поводырь хмыкнул.

– Ты же все-таки по памяти рисуешь. Мало ли… – Катя вздохнула и придвинула к себе только что завершенный рисунок, придирчиво прищурилась.

Данияр почесал над бровью, невозмутимо пробормотал:

– Ты так говоришь, как будто я прежде ошибался…

Катя сверилась с открытой картой из школьного атласа, снова вздохнула.

– Прежде мы передвигались по прошлому, и мне ничего не оставалось, как довериться твоим магическим способностям. Какими бы они ни были. А сейчас нам придется путешествовать здесь, в реальности. За вполне реальные деньги и по вполне реальным маршрутам… Одна ошибка, и выбираться придется ох как непросто. Я бы предпочла воспользоваться посохом, путевыми камнями или чем-то еще и сделать переход.

Молодой человек вскинул голову, треснул себя по лбу. С грохотом отодвинул стул и плюхнулся на него:

– Отличная идея! Давай. Будет шлейф волшбы, все заинтересованные стороны вмиг узнают, куда мы направились и где нашли след твоей сестры. И если она еще не в руках Флавия, она непременно там окажется задолго до того, как ты успеешь сказать «ах», – он посмотрел с вызовом. – Так что валяй. Ты ведь у нас главная, командуй.

Катя отвела взгляд, нахмурилась.

– С каких это пор я стала главной? Всё больше за тобой слепым котенком плетусь.

Она порывисто встала, отошла к окну. Резко щелкнула задвижкой и распахнула форточку.

Данияр, прищурившись, наблюдал за ней:

– Ты сама так решила, помнишь?

Девушка фыркнула:

– Ой, только не начинай!

– Просто выглядит так, будто это я виноват в том, что ты слепым котенком… плетешься… Хотя ты сама…

Катя резко обернулась, полоснула взглядом.

Данияр поперхнулся, замолчал. Этот спор длился долгих четыре года. И ничем не заканчивался: Поводырь настаивал на том, чтобы Катя практиковалась и работала с силой, приручала морок; она же всячески уклонялась и от одного, и от другого. «Я не вернусь к родителям», – повторяла каждый раз.

Вот и сейчас Данияр смолк, плотно сжал губы – скулы обострились, а взгляд стал холодным и колким, будто ледяные торосы в чертогах Мары.

Молодой человек спокойно выдержал ее взгляд, глубоко втянул носом воздух.

– Выдвигаемся завтра, – он решительно встал. Протянул руку ладонью вверх: – И еще кое-что… Посох отдай мне, пожалуйста.

Катя опешила, машинально схватилась за воротник – серебряная игла по-прежнему поблескивала на отвороте рубашки.

– Это зачем еще? Я поняла, что никакие заговоры и обряды не применяем, кроме тех, что разрешил отец.

Данияр покачал головой:

– Ты, может, и поняла, а Берендей – не факт… Отдавай, у меня надежнее будет.

Катя с сомнением уставилась на него, упрямо поджала губы. Ладонь Данияра по-прежнему лежала перед ней открытой. Неохотно вытащила иглу из ткани и протянула юноше. Проследила за тем, как Данияр, пряча иглу, поправил воротник, – на мгновение ей почудилось, что пальцы его провалились в морок, словно он оказался в своем призрачном плаще, от которого с голубоватым маревом отрывались мотыльки. Отведя взгляд, вытерла вспотевшие ладони о джинсы, огляделась по сторонам, откашлялась.

Данияр наблюдал за ней.

– Вот так-то лучше. Теперь только ты и я… Не волнуйся, я отдам тебе его. Как только будет безопасно.

Катя открыла рот – не потерял бы, – но, уловив иронию в глазах Поводыря, осеклась.

– Что делать будешь? – оставшись без иглы, она опять почувствовала собственную беззащитность и зависимость от Данияра. Будто с этой самой минуты вверила ему в руки собственную жизнь.

«Хотя чего уж там… Я давно в его руках», – отозвалось в висках.

И Катя покраснела. Дотронулась до горящих щек, словно проверяя, не полыхает ли на них пламя в самом деле, потупила взгляд.

– Нам нужны деньги на билеты… В этом мире просто так никуда не поедешь, – проговорила.

Поводырь посмотрел строго:

– Не переживай, это моя проблема. А ты продолжай плестись слепым котенком, пока не решишь, что готова к чему-то бóльшему.

Не дожидаясь, пока она ответит, он развернулся и вышел в коридор, а уже в следующее мгновение за ним тихо захлопнулась входная дверь.

Катя прислушалась к тишине – в ней оглушительно, по нервам хлопнули створки лифта, на котором уехал Данияр. Проскрипел механизм, увлекая его за собой. Кажется, девушка слышала, как стукнула дверь подъезда, но это уже, вернее всего, не Поводырь – он уходил в свой мир, едва ступал в кабинку; Катя пару раз наблюдала, как он входил в лифт и не выходил из него, как не выходил и из подъезда. «Всегда в пути», – усмехался, когда она пыталась узнать у него, как так получается.