Молоко для вредного ректора - Хельга Блум
— Ну, профессор Остерандо, — осторожно наступала я. — А я напишу заклинание для вашей больной цикламены. А то вы все с шарфами мучаетесь, — я кивнула на спицы.
— По-вашему, я готов променять одну невинную душу на другую?
Выражение оскорбленной невинности и священной ярости на лице профессора Остерандо подсказало, что, пожалуй, стоит отступить, передислоцироваться и вернуться со свежими силами чуть позже.
— О! Там э-э-э.. кажется, проректор Каллахан! Пойду поздороваюсь. Всего хорошего, профессор Остерандо.
С этими словами я резво ретировалась подальше от бешеного травника. Не то чтобы я боялась его, просто иногда стоит проявить мудрость и осторожность. Особенно если просишь растение у коллеги, который ценит эти самые растения чуть ли не выше людей.
Гроздовник мне нужен для практической демонстрации чар, открывающих замки, но, учитывая настроение профессора Остерандо, придется моим студентом пока довольствоваться теорией. А к Остерандо я потом подойду, когда придумаю, чем его умаслить.
Глава 10.
Проректор Каллахан досталась ректору Корвусу от предшественника. Эта женщина знает об академии все, поскольку сама закончила ее много лет назад и так и не смогла покинуть, оставшись работать сначала помощником преподавателя, потом преподавателем, а со временем доросла и до проректора.
За несколько простоватой внешностью кроется проницательный ум и опыт. А еще она не любит совать нос в чужие дела, что сразу накидывает ей несколько баллов в глазах окружающих. Возможно, дело в том, что ее нос-кнопка не отличается внушительными размерами, но, думается мне, дело скорее в принципах. В академии сложно не сплетничать. Все всех знают, всем хочется немного развлечься. Проректор Каллахан такие развлечения никогда не одобряет. Порой мне кажется, будто бы она сошла со страниц классического романа: практичная женщина, чтящая мораль и имеющая строгий нравственный компас.
— Чашку чая, проректор Каллахан? — предложила я, плюхаясь в кресло по левую руку от проректора, аккуратно раскладывающей бумаги на маленьком столике. Профессор Остерандо продолжает пронзать меня взглядом, так что лучше притаиться ненадолго.
— Если это тот чай, в который профессор Мирскен добавил щедрую порцию малопонятного пойла из своей фляжки, то я, пожалуй, откажусь, — не отрывая взгляда от листков, ровно ответила она. — И вам то же советую. Сегодня всего лишь понедельник, а эта его огненная вода способна вывести неподготовленного человека из строя на неделю, а то и дольше.
— Самый обыкновенный чай, — с улыбкой заверила ее я. — С липой, как вы любите.
— Ну, разве что с липой, — со вздохом согласилась она. — Ректор Корвус вот-вот придет, так что крохотную чашечку, пожалуйста.
— Думаете, он не знает, что вы живой организм, который периодически пьет чай? — наклонившись к проректору, прошептала я.
— Разумеется, знает.
Она вернула своенравный выбившийся волосок обратно в прическу — искусно заплетенную корону рыжевато-седых волос и мягко улыбнулась.
— Давайте сюда свой чай, несносная девчонка.
Я весело подмигнула и протянула ей изящную фарфоровую чашку. С проректором Каллахан у нас немного вольные отношения еще с тех давних пор, когда я, совсем еще зеленая преподавательница, разрыдалась однажды в аудитории после занятий. В тот момент я только и хотела, что уволиться. Немедленно, прямо сейчас. Мне казалось, что преподавателя из меня не выйдет никогда. Кажется, студенты мне тогда подложили клеющие чары на стул. Дурацкий и, в общем-то, безобидный розыгрыш, но для меня он стал последней каплей. Лекции я отчитала на автомате, стараясь держаться и не показывать своей слабости, но едва лишь за последним студентом закрылась дверь аудитории, разрыдалась, как малое дитя.
Там-то меня и нашла проректор Каллахан, вручившая мне хлопковый платок в крупную клетку и выслушавшая мое пылкое заверение в том, что я увольняюсь прямо немедленно и ноги моей больше не будет в этом проклятом месте. Студенты категорически отказываются воспринимать меня всерьез и уже не просто перешептываются, а переговариваются в голос, совершенно не стесняясь, старшекурсники позволяют себе похабные замечания, а один так вообще попытался облапать на днях, младшие курсы просто игнорируют каждое слово. Министерство сменило форму сдаваемой документации и теперь нужно заполнять все те же бумажки, но уже не слева направо, а справа налево. А теперь еще и эти идиотские розыгрыши!
Долго-долго я жаловалась проректору Каллахан, а она лишь терпеливо кивала и молча смотрела на меня пронизывающим взглядом. Когда я закончила она сказала:
— Дорогая моя, у тебя есть несколько вариантов. Ты вполне можешь пойти уволиться прямо сейчас, тогда тебе больше никогда в жизни не придется иметь дела со всем этим безобразием. Или ты можешь остаться и тогда тебе придется нелегко, очень нелегко. Эти дети уважают лишь тех, кто заслужил их уважение, согласно их собственным стандартам. Ты думаешь, что ты умна и знаешь все о своем предмете, но этого мало. Совершенно недостаточно просто знать что-либо, чтобы уметь научить этому других. Если решишь остаться, тебе придется найти свой подход к преподаванию и к студентам. Знаешь, в свой первый день в должности помощника преподавателя я по привычке уселась за студенческий стол. Думаешь, это прибавило молоденькой зеленой преподавательнице веса в их глазах? А во время своей первой самостоятельной лекции я перепутала листки и прочитала первому курсу лекцию для четверокурсников. Преподавание это очень нелегкий труд, профессор Маккой. Будет случаться много разного, ты будешь ошибаться, студенты будут тебя на этом ловить, будут побеги с лекций всей группой и забастовки, будут попытки нелепых розыгрышей и отличники, забрасывающие тебя пятью дополнительными курсовыми, потому что «я бы хотела немного дополнительных баллов, профессор». Тебя будет терроризировать министерство и особенно рьяные родители, которым непонятно, почему их замечательный умница-студент не смог сдать сессию и вот-вот вылетит из академии. Много всего случится, если ты решишь остаться, и только ты сама можешь решить, стоит ли оно того, нужно ли тебе это.
— А вы? — хриплым от слез голосом прокаркала я. — Вы не жалеете?
— Что отдала свою жизнь этой академии? — распознала суть вопроса проректор Каллахан. — Порой жалею, но дело в том, что я просто-напросто не могу представить себя в другом месте.
Именно тогда я решила остаться еще на некоторое