Имперская жена (СИ) - Семенова Лика

Я поспешила опуститься на стул, чтобы иметь возможность смотреть лишь в пустую блестящую тарелку. Тенал уселся с торца стола, толстяк — по правую руку, как почетный гость. Я сидела слева, а место напротив пока пустовало. Но ждать, казалось, никто не собирался. Голые рабыни невозмутимо обносили нас блюдами, снимали и опускали колпаки из жидкого стекла, наливали вина. Я старалась быть аккуратной, повторять исключительно за наместником и не брезговала алисентовым вином. Хотелось немного захмелеть, чтобы избавиться от сковавшего меня напряжения. Но я в жизни не пробовала такого вина. Сладкое, тягучее, оставляющее во рту невероятное терпкое, будто звенящее послевкусие. И этот яркий чернильный цвет…

Несмотря на мои опасения, меня не тревожили разговором — старики прекрасно секретничали вдвоем, склонившись друг к другу. И меня это совершенно устраивало. Когда рабыня поставила передо мной небольшое блюдо с горкой подрумяненных в масле розовых плодов, щетинившихся крошечными серебряными вилочками, я едва не открыла рот от восхищения. Капанги. Я столько слышала о них, но, конечно, никогда не пробовала. Это слишком дорого. Говорят, нет более имперского блюда. Но в них либо влюбляешься сразу, либо не сможешь распробовать до конца жизни.

Я подцепила одну из вилочек, но так и замерла с поднятой рукой, потому что в этот момент открылась дверь, и Мателлин, будто опомнившись, подскочил со стула, согнулся. Это значило, что входящий был выше по положению. Наместник не шелохнулся, остался на своем стуле. Я запоздало поняла, что мне тоже следовало подняться. Отложила капангу, склонила голову, не решаясь смотреть, опасаясь, что это сочтут неучтивостью. Лишь услышала новый голос:

— Прошу прощения, дядя. Кажется, я опоздал к ужину. — Повисла немая пауза: — И вы здесь, ваша светлость…

Звучало с нескрываемым презрением.

Я не выдержала, вскинула глаза и непозволительно замерла, не в силах оторвать взгляд.

Казалось, уже просто видеть молодое лицо было чудом. Но я чувствовала, что краснею, будто меня с шипением заливала бурлящая пена. Я закаменела, не в силах оторвать взгляд от недоверчиво сощуренных глаз совершенно необыкновенного аметистового цвета. Цвета разбавленного алисентового вина. И эти глаза без стеснения рассматривали меня. Долго, будто с нажимом. Сначала я увидела в них сиюминутное удивление. Потом — вспыхнувшее любопытство. Теперь же — явный интерес. И, наконец, вопрос.

Спина Мателлина превратилась в настоящий горб, обтянутый голубым. Толстяк снова подметал глянцевый мрамор собственными кудрями:

— Ваша светлость…

Я, наконец, опомнилась, и тоже поклонилась, касаясь стола кончиками пальцев — боялась упасть. А внутри все ходило ходуном, сердце отбивало безумную мучительную дробь. Хотелось вновь вскинуть голову и смотреть. Я даже стиснула зубы, стараясь уберечь себя от глупого шага — это неприлично. Неприлично так разглядывать мужчину. Это вино! Больше не сделаю ни глотка.

Молодой Тенал не торопился приветствовать Мателлина. Повисла неловкая плотная тишина, которую нарушил наместник:

— Я уже не надеялся, что ты почтишь нас своим присутствием, Рэй.

— Как вы могли сомневаться, дядя? Когда у вас такие гости…

Я краем глаза наблюдала, как рабыня придержала стул, и Рэй Тенал уселся за стол. Только после этого толстяк занял свое место. Я поспешила опуститься следом, потому что ноги уже не держали. Впервые в жизни я чувствовала себя настолько неловко. Но я кожей ощущала на себе прямой раскаленный взгляд.

— Вы здесь проездом, Мателлин? — ровный обманчивый голос, будто под приторной мягкостью скрывался жесткий прочный остов, готовый обнажиться в любой миг.

— Да, ваша светлость. Возвращаюсь в столицу с важным поручением.

Я не видела лица Рэя Тенала, но мне казалось, что его губы презрительно изогнулись:

— Снова рылись в чьем-то грязном белье?

— Ну что вы, ваша светлость. Вы всегда наделяете меня несуществующими талантами.

— У вас их нет. Но я был бы признателен, если бы вы представили мне вашу спутницу.

Я похолодела. Так и сидела, сцепив руки на коленях. Но чувствовала, что в этот миг Мателлина просто распирало от важности и собственной значимости:

— Девица из Контемов, ваша светлость.

Я уже поняла, что толстяк по какой-то причине не озвучивает моего полного имени. Но и в таком виде оно звучало, как самая прочная, самая верная броня. Как проклятие. Через мгновение я перестану существовать для Рэя Тенала. И это будет только к лучшему.

— Ваше имя, госпожа?

Я не сразу поняла, что он обращается именно ко мне. Сидела, уставившись на собственные пальцы. Вздрогнула, будто опомнилась, подняла голову:

— Сейя, ваша светлость…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рэй Тенал пристально смотрел на меня, прищурив необыкновенные глаза под черными бровями. Его лицо в обрамлении прямых темных волос казалось нарисованным, четким, благородно-бледным в сравнении с пунцовыми щеками сидящего рядом толстяка, раскрасневшегося от вина, почти как вериец. Теперь Мателлин на его фоне казался раскрашенным престарелым паяцем. Фальшивым и скользким. И сейчас, в этот миг, я отчаянно боялась, что обманчивый облик младшего Тенала может скрывать такое же испорченное имперское нутро.

— Вы очень хороши, госпожа.

Я с трудом сглотнула:

— Благодарю, ваша светлость.

Вновь повисла напряженная плотная тишина и, наконец, застучали приборы. Рэй Тенал молчал, старики вновь перешептывались о чем-то своем. А я боялась поднять глаза, чтобы не встретиться с прямым аметистовым взглядом. Смотрела на ершащуюся вилочками горку капангов, но теперь даже не намеревалась пробовать — кусок не полезет в горло. Я делала вид, что ковыряюсь вилкой в тарелке, попросила рабыню налить воды. Больше не притронусь к вину.

— Как вы находите Форсу, госпожа?

Я подняла голову, стараясь не показывать собственную неловкость, но, кажется, от этих стараний было только хуже:

— Я мало что увидела в темноте, ваша светлость… Но этот дворец прекрасен.

Толстяк приосанился:

— Я хотел показать госпоже, как выглядит приличный дом, ваша светлость. Ей не лишним будет хоть немного побыть в достойном обществе, каким, без сомнения, является общество его сиятельства. И ваше, разумеется.

Меня едва не затрясло от этих слов. Толстяк был вынужден терпеть Рэя Тенала, но считал своим долгом тут же отыгрываться на мне.

— Верный выбор, ваша светлость, — Рэй многозначительно кивнул. — Ведь ваше общество едва ли соответствует таким строгим критериям.

С каким наслаждением я смотрела, как Мателлин краснеет еще больше, сжимая в кулаке тонкую вилку. Казалось, еще немного, и из его ушей со свистом пойдет пар.

— Я вижу, вы ничуть не изменились, мой дорогой друг, — толстяк давился обидой, проглатывал, потому что не оставалось ничего другого. Оба Тенала стояли гораздо выше.

Рэй мял в пальцах салфетку:

— С каких пор вы имеете наглость называть меня своим другом, Мателлин? Если вам каким-то чудом благоволит мой дядя — это не дает вам повода тянуть свои руки ко мне. Мое мнение о вас вам же прекрасно известно. И скорее сойдут с оси все четыре луны, чем оно изменится.

Толстяк смотрел на старого Тенала, но того, казалось, все это забавляло. Тем не менее, он строго взглянул на племянника:

— Рэй, нельзя ли не за столом?

Мателлин подался вперед:

— Прошу, ваше сиятельство, не придавайте безделицам столько значения. Слова — всего лишь слова… Важно лишь то, что они никак не могут повлиять на доверие моего Императора.

Младший Тенал расхохотался, сверкая зубами:

— Бросьте, Мателлин! Ведь вы рисуетесь. Только перед кем? Неужели, перед госпожой?

Наместник промокнул губы салфеткой:

— Рэй, это слишком, — но в голосе не было особой досады.

— Слишком, дядя — от скуки принимать сомнительных гостей. А остальное — вполне допустимо.

— Рэй! — Старый Тенал с неприкрытым извинением посмотрел на Мателлина: — Простите, мой дорогой, но на него порой нет управы… вы же знаете.