Попались и Пропали - Александра Сергеева
И так же непроизвольно закинув ногу на ногу. То и другое было вопиющим нарушением поведения, предписанного благородной девице. Уразумев это, благородная девица с неблагородными замашками вскинула глаза на отца. Тот даже не удивился. Кажется, он заранее приготовился ко всем возможным сюрпризам.
Впрочем, он и должен быть последовательным, раз позволяет втягивать дочь в мужские интриги.
— Наша императрица по традиции ярания, — напомнил Таа-Дайбер и бесстрастно пояснил: — Она родилась развратной. А с молоком матери всосала неутолимое сладострастие. После рождения второго сына супруг дал ей полную свободу. И не питает к жене иных чувств, кроме холодной дружбы.
— Это всех устраивает? — честно говоря, Руана не испытала сильного потрясения.
— Оба наследника являются сыновьями императора, — с непоколебимой уверенностью заявил ближайший к нему человек.
— Я тут подумала, — решила не скрывать она даже глупых мыслей. — Может, мне обратиться к императрице? Понятно, что все считают яраний шлюхами…
— Дочь!
— Прости, отец. Считают не слишком разборчивыми женщинами. Но всем так же известно, что за насилие над женщиной северяне безжалостно казнят. Для них это преступление затмевает все другие. Неужели императрица позволит мужу…
— Это она северянка, а не он, — решил Викрат, что глупости не обязательно выслушивать до конца. — Императрица не станет нарушать то равновесие, что установилось в её семье. Стоит ей потребовать у мужа отказаться от его намерений, он потребует того же. А императрица нынче завела сразу двух молодых любовников.
— А вы уверены, что благословение развратных монархов так уж необходимо нашей безгрешной Ати?! — не выдержав, окрысилась Руана на седовласых умников. — Думаю, она вполне обойдётся благословением двух присутствующих здесь отцов.
— Она да, — легко согласился Таа-Дайбер. — А вот не закреплённый монаршим вердиктом брак вправе оспорить кто угодно. Ати будет считаться не женой, а сожительницей моего сына. И любая сволочь может, так сказать, избавить её от сожителя. Чтобы сделать своей законной женой.
— А самому стать хозяином Лейгарда, — покивала Руана, дав знак, что всё поняла.
Затем немного помолчала, дабы привести в порядок мысли — мужчины терпеливо ждали окончания процесса, в который не особо верили. И зря: она всё осознала и верно оценила. К тому же, прислушавшись к себе, поняла: ради Ати пойдёт на что угодно.
Мало того, что это её сестра — обидеть хотят человека чистейшей души и добрейших помыслов. Беззащитного, как младенец. Ну, уж нет — сама собой преисполнилась решимостью душа женщины, то и дело удивлявшей саму себя. Нарушение всех мыслимых и немыслимых правил с традициями давалось ей легче их соблюдения. Подумаешь: нарушит ещё несколько. Одним больше, одним меньше.
Когда снова подняла глаза на мужчин, Таа-Дайбер удовлетворённо кивнул и заметил:
— Маруш, кажется, твоя необычная дочь не только умна. Она ещё и отважна.
— Она глупа и труслива, — забрюзжал отец, наполняя чарку бормотухой.
— Чистая правда, — почтительно поддержала его Руана. — И в этом моя сила.
— Поясни, — внезапно сурово потребовал верховный советник императора.
Вообще-то она пошутила — даже растерялась Руана от такого напора. Однако взяла себя в руки и выполнила его требование:
— Если я не считаю себя слишком умной, значит, погибнуть от излишнего самомнения мне почти не грозит. Если я твёрдо уверена, что труслива…
— Значит, не умрёшь от излишней самоуверенности, — без малейшего намёка на неуважительную насмешку закончил за неё Викрат. — В голову бы не пришло, что я однажды скажу это женщине: ты действительно умна. По-настоящему.
По-нашему, по-бразильски — пришло в голову Руане, хотя она и не поняла, что это значит. Просто… пришло в голову и всё тут.
А следом туда же залетела превосходная идея.
— Ишь, как глазки загорелись, — тут же подметил Таа-Дайбер, принимая из рук хозяина и будущего родича наполненную чарку.
— Что-то придумала, — досадливо проворчал отец и приказал: — Говори, что там у тебя.
И она тут же выложила свою идею, подспудно ожидая похвалы — женщина она или нет?
— Если императору по нраву умные женщины с дурным характером, почему бы ему не обратить внимания на меня? Мне кажется: я отвечаю его запросам. А, если, к тому же, очень постараюсь добиться некоторого уродства, то…
— Он затащит в постель обеих сестёр, — вновь помог ей Викрат.
И опять весьма серьёзно.
— Я его убью! — непроизвольно вырвалось у неё то, что ещё и на ум-то не пришло.
Но уже созрело где-то в глубине по-женски перепуганной души. Сколько можно — в конце-то концов! Неужели нельзя успокоить девушку? Навалились на неё, как прибрежные падальщики на китовую тушу.
— Не выйдет, — строго возразил Таа-Дайбер, ничуть не удивившись подобному порыву неискушённой души.
— Думаете, не смогу? — насупилась Руана.
Неизвестно, как там дальше, но сейчас она чувствовала в себе небывалую решимость. ДАР у неё созидательный? Так она и без него обойдётся. Возьмёт и отравит — это женщине по силам. Или зарежет, когда он заснёт и…
На этой героической мысли она слегка покраснела: заснуть в её присутствии император может лишь по окончании плотских утех. Причём, с нею. А она о подобном могла лишь громко заявлять — сделаться любовницей похотливого ублюдка на деле казалось жутко омерзительным. В душе всё протестовало против такого способа подобраться к нему поближе.
— Думаю, тебе не позволят, — ещё строже предупредил верховник.
— Кто?
— Прежде всего, я. И два других советника — насколько я их знаю. Прости, но даже позор моего сына не стоит того, чтобы убивать монарха. После таких непотребств империя погрузиться в страшную гражданскую войну. Лучше уж я вообще откажусь от чести породниться с твоим отцом.
— Правильно, — одобрительно буркнул тот, не глядя на дочь.
— Отец!
— Замолчи, свиристелка! — нагавкал тот и обжёг её неумолимым взглядом человека, решившегося на что-то страшное. — Даже сама жизнь моих дочерей не стоит подобного кровопролития.
Вот сейчас Руана должна была смертельно обидеться. Но чуток подумала и не обиделась: они правы. Во всём и абсолютно. Значит, нужно найти другой способ уберечь Ати от позора. А то и смерти: малышка просто не выдержит и покончит с собой — с бедной дурочки станется.
— Ладно, — устало выдохнула Руана, поднимаясь с табурета. — Отец, я с твоего позволения пойду?
— Куда? — не понял тот, вытирая рот по-простецки ладонью.
Захмелел — тепло и печально подумалось ей — вон как усы в чарке искупал. Как же ему сейчас тошно — подумать страшно. Наверняка Таа-Дайбер ни один час его обрабатывал, прежде чем гордый таар согласился не устраивать войну с императором ради одной девчонки.
И отец уступил, уповая на ловкость второй его девчонки — вдруг окончательно дошло до неё. Руана улыбнулась ему самой ласковой
