Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! [СИ] - Кристина Юрьевна Юраш

— Гляди-ка! Прямо похорошела! — переглянулись Буран и Метелица. — Еще бы косу ей! Так вообще бы красавица-раскрасавица!

Один комплект одежды у нас был! Надо же с чего-то начинать?

Натянув поверх платья чужую шубу, я стала расхаживать по комнате.

— Теплая одежда, чтобы отогреть потеряшку, звуковой сигнал, чтобы люди на звук шли, и то, на чем я могу ездить по сугробам, — закусила губу я, искоса видя свое отражение в зеркале. — Только быстрее! Умоляю! А то там кто-то насмерть замерзнет!

Я стянула снежное покрывало, собирая одежду. Получился мешок. Начало положено!

— Сейчас все сделаем! — переглянулись волчица и медведь.

Через пять минут на мне появилась огромная шапка-ушанка, а в руках балалайка.

— Хорошая шапка! Добротная! Мужик один потерял, — порадовал меня Буранушка. — Я за ним, мол, шапку забери, уши отморозишь! Пол-леса за ним бежал! Аж до самой деревни по сугробам. Видать, подарить мне решил. Понравился чем-то я ему! Приглянулся! Раз он ее мне бросил и тут же деру дал! Скромный такой, обратно подарок не забирал!

Я ощупала ушанку, понимая, что шапка действительно теплая и добротная.

— Ее издали видно! Сразу заприметишь. А балалайка, чтобы слышали, что играет кто-то! Они балалайку любят! Ну, садись на меня! Поедем спасать! — проворчал Буранушка.

Я уселась на Бурана, чувствуя, что спасать потеряшку придется уже от нас! Сидит бледная девка в ушанке на медведе, неумело тренькает на балалайке. А сзади мешок телепается. Мне показалось, что это не самая хорошая идея, но Бурана уже понесло.

Ледяные коридоры сменяли друг друга, пока я нервничала. Я всегда нервничаю, что слишком медленно! Тут каждая секунда на счету!

— А Метелица где? — спросила я, когда мы врезались в девственный сугроб. Ушанка чуть не слетела с меня, а я еле удержала ее.

— Вперед побежала! Она по сугробам быстро бегает! — прокряхтел Буран, прыгая в сугробе. — Сейчас все узнает, и расскажет!

Только сейчас я поняла, для чего мне нужна балалайка!

— Бдем! — отбила я одну ветку балалайкой.

— Трень! — отбила вторую, дернув головой вовремя в сторону.

— Видала! Видала! — послышался голос Метелицы. Она легко бежала, едва касаясь снега лапами. За ней стелился снежный хвост. — Девка с корзиной возле гиблой ели раздевается и с кем-то разговаривает!

Глава шестая. Оперуполномоченная мачеха

Скромная девушка плакала и ждала, когда ее позовут замуж.

Поэтому никак не собиралась отзываться на «ау!» и два раза пряталась от вертолета.

— Буранушка, быстрее! — умоляла я, гладя медвежьи бока. «Треньк!» — отбивалась от заснеженных ветвей моя «гитара для начинающих».

Быть снегурочкой в мои планы не входило. Но пришлось слегка раздвинуть планы, чтобы вошло. «А может все-таки одноглазой?» — намекали густые ветки, целясь мне в лицо. «Балалайку тебе!» —   возмущалась я. И тут же выполняла обещание, стряхивая с ветвей пушистые шапки снега.

Буранушка торопился изо всех сил. Он как бы набрасывался на каждый сугроб, разбивая его своими мощными лапами. Лес был очень густой! Почти непроходимый! Я впервые видела такие дебри.

— Ага! Щас! — сплюнула я растрепавшиеся волосы. — Я что зря семь лет оттарабанила в музыкальной школе по классу скрипки? Чтобы какая-то ветка пыталась поиграть в офтальмолога?

— Это была хорошая попытка, — увернулась я, чувствуя, как ветка прошлась по моему лицу.

Каждая ветка пыталась проверить мое зрение и тут же сделать операцию по удалению «плохо разглядевшего ее» глазика.

— Ау! — кричала я, слыша, как мой голос уносит метель. — Ау! Ау!

Буранушка упорным трактором расчищал дорогу, пока я высматривала несчастную потеряшку.

— А здесь медведи водятся? — спросила я у Буранушки, когда мы миновали густой ельник.

— Водятся, но только друг с другом! С другим зверьем они не водятся! — послышался запыхавшийся голос Бурана.

— Сюда! — кричала легконогая волчица, вылетая из-за елок. Ее снежный хвост огибал могучие стволы древних елей.

Буранушка подналег, ворча на все лады. Я пыталась удержаться на медведе, вцепившись в его густую и жесткую шерсть.

Из-за густого ельника показалась полянка с огромной даже по меркам древнего леса елкой. Чириканье и стрекотание птиц стало громче. С ветки слетела сорока, пролетев прямо перед моим лицом.

Я прислушалась.

Раньше для меня это обычное чириканье. Так сказать, ничего не значащий фоновый шум. Но сейчас это были осмысленные фразы. Стайка воробьев сидела на сугробе. Стоило кому-то крикнуть: «Человек!», как это подхватывали другие птичьи голоса, сливаясь в один гомон.

— Человек!

— Чевовек! Чемонек!

— Чучубек! Чебучек! Черевек!

— Дровосек!

Мне показалось, что среди птичьих голосов я расслышала даже нечто отдаленно похожее на интимные пристрастия дровосека и любовь к чебурекам. В гомоне все слова сливались воедино, как вдруг все чей-то воробьино-истеричный голос заорал громко и отчетливо:

— Сме-е-е-ерть!!!

В этот момент воробьи притихли и вспорхнули с сугроба.

— Где?! — обалдела я, вертя головой. Воробьи тут же пересели на соседний сугроб.

— Рядом! Гадом! Садом! Каким садом! Что рядом! Градом!

Опять их крики слились в неразличимый гомон.

— Сме-е-ерть!!! — истерично заорал кто-то из них, как бы подытожив игру в испорченный телефон. Они снова вспорхнули и отлетели подальше.

— Идиоты! Идиоты! — перекрикивался кто-то из заснеженных ветвей.

— Ага, Ага! — соглашался уже другой птичий голос. — Угу! Угу!

Это казалось таким удивительным, что я на секунду заслушалась. Иногда я думала, плохо, что с птичками умеют общаться только героини мультиков. А вот сейчас понимаю, что у меня это тоже неплохо получается!

— Там она! — крикнула Метелица, ведя нас к огромной ели. Только сейчас я увидела сначала брошенную в снегу корзинку, а потом и саму потеряшку.

В заснеженном лесу возле огромной заснеженной ели стояла девушка. На ней был коричневый тулуп, валенки и еще один платок, обмотавший тулуп сверху.

— Ой, жарко у вас тут! Ну что ж! Посидела я, отогрелась! Благодарствую, братья-месяцы! — слышался ее голос. — Иначе бы в лесу совсем пропала! Вон какую вьюгу Карачун наслал! А у костра тепло!

Девица стояла ко мне спиной. Я видела только толстую растрёпанную косу.

— От костра такой жар идет! А меня мачеха за подснежниками послала и сказала, что без них не возвращаться! Где же я их зимой найду?

Никакого костра не было. Зато был заснеженный куст.

Девица медленно стаскивала с себя платок. Варежки уже валялись на снегу. Девушка протянула руки вперед, словно отогревая их. Вокруг нее стелилась поземка, завывала метель,