Я познала хаос - Катти Карпо
Мне одновременно и стыдно, и радостно. Маленький салютик бьется в голове. Практически задыхаюсь от восторга.
Но…
Прикасаюсь к дверце и плотно сжимаю губы.
«Пожалуйста, заберите и Четыреста пятую с собой. Пусть она поедет с нами» ‒ как же сильно я хочу это сказать. Или даже пролепетать.
Какая-то странная тяжесть давит на сердце.
Открываю рот, чтобы озвучить просьбу. И тут вижу отражение Четыреста пятой в окне дверцы. Она снова вылезла через окно и устроилась на ветке сухого дерева с покореженным стволом.
Оглядываюсь. Наверное, Четыреста пятая умеет читать мысли. Или мои намерения выдает отчаяние, застывшее на лице?
Она неистово мотает головой, сердито хмурится и дергает обеими руками, призывая меня поскорее нырнуть в автомобиль.
Четыреста пятая ‒ дитя Клоаки. Но она, пожалуй, единственный человек во всем живом мире, который так сильно печется о чувстве собственного достоинства. Четыреста пятая никогда не позволит, чтобы ради нее умоляли. И не простит, если ради нее умолять буду я.
Так ничего и не говорю Сэмюэлю. И не подозреваю, что о своем молчании буду потом жалеть еще долгие годы.
‒ Надоела! Топай сюда, Чахотка!
Из темноты салона выскакивает Виви и впивается пальцами в мои плечи. С силой тянет за мешковатое платье, и мы вместе заваливаемся на широкое сиденье. Я пищу и вырываюсь, а затем забиваюсь в дальний угол ‒ подальше от грубияна. Золотистые глаза по-звериному светятся и неотрывно следят за мной.
‒ Вацлав, больше так не делай, ‒ укоряет сына Сэмюэль. ‒ Не пугай ее. ‒ Забирается вслед за нами, присаживается напротив и аккуратно прикрывает дверь. ‒ Поехали. ‒ Стучит прижатыми друг к другу указательным и средним пальцами по стеклянной вставке, за которой видны голова и плечо бугая-водителя.
Автомобиль трогается с места. Практически без всякой тряски. Я упираюсь носом в стекло и с открытым ртом наблюдаю, как отдаляются разбитая дорога, приют и мое любимое сухое дерево.
Летающий автомобиль!
Хочу пищать от восторга, но в голове сразу проносится образ недовольной Четыреста пятой, что-то бурчащей о воспитании. Теперь понятно, как «черная драгоценность» в целости добралась до приюта. Пространство над Клоакой хоть и пропитано вонью, но открыто и свободно.
Дрожу от необузданных чувств. Мне еще ничего толком не объяснили. Просто забрали и увезли.
Впрочем, я все равно счастлива. Смотреть на Сэмюэля и слушать его приятный голос. До остального мне нет дела.
‒ Все будет хорошо, ‒ успокаивающе говорит он, глядя мне прямо в глаза.
И я верю.
Граница приближается, но у меня еще есть в запасе время, чтобы вдоволь полюбоваться моим Сияющим Спасителем. В контрасте с разрухой, что проносится за окном внизу, Сэмюэль просто прекрасен. Золото его глаз теплое и нежное, а не такое ужасающе дикое, как у Виви. Светло-серый костюм идеален настолько, насколько идеален и его владелец, а мыски туфель блестят, будто бока газовых труб в подземелье, отполированных челюстями голодных крыс.
Выделяю его лицо для отдельного любования. Глубокие черты, аккуратно подстриженная снежно-белая поросль волос над губой и на подбородке. Почему-то уверяю себя, что она ‒ мягче пуха. Как и его локоны, зачесанные в бок. Образовавшаяся пушистая горка прядей у левого виска напоминает прижатые друг к другу перышки, а на серединке лба затаился отбившийся от других белоснежный завиток, рьяно пытающийся свернуться в спиральку.
Все ясно. Я без ума от Сэмюэля. Смотрю на него, а внутри пылаю, как уголек. Чувствую, как щеки начинают гореть, но образ мужчины передо мной слишком притягателен, чтобы найти в себе силы отвести взгляд.
Ужасающе больнючий тычок в бок. Случайно прикусываю щеку с внутренней стороны и обиженно гляжу на Виви. Тот обжигает меня в ответ ледяным взглядом и, не проронив ни слова, складывает перед собой руки и отворачивается к окну на своей стороне.
Не понимаю, чем успела ему насолить. В конце концов, решаю, что мальчишка злится из-за того, что отец уделяет мне слишком много внимания.
Из-за нападения Виви пропускаю весь процесс перехода через Стену. Немножко злюсь на него. Однако через пару минут злость улетучивается в небытие. За окном ‒ ливень, но я в состоянии рассмотреть сквозь влажные дождевые дорожки на стекле громады зданий Высотного Города.
Не верю глазам. Чувствам. Не доверяю слуху, улавливающему лишь недовольное сопение Виви и тихое шуршание, которое доносится откуда-то из-под ног.
Я покинула Клоаку. Я пересекла границу и преодолела Стену. Я вошла в пределы Высотного Города.
И у меня есть имя.
На мою голову опускается широкая ладонь. Сэмюэль гладит меня по спутанным волосам и улыбается. Наверное, ему нравится мой восторг. И я расцветаю еще больше, но более из-за его прикосновений, нежели из-за вдохновляющей картины за окном.
‒ Не будем откладывать вопросы с формальностями.
Сэмюэль откидывается на спинку сиденья, и я едва не попискиваю от сожаления. Вот бы он касался меня постоянно!
Глухой удар совсем рядом. Я испуганно сжимаюсь и смотрю на Виви. В этот раз он пихнул не меня, а ударил кулаком по обивке в какой-то паре сантиметров от моего бедра. Съеживаюсь сильнее и вжимаюсь в дверцу. Маленький агрессивный Иммора. Он вообще когда-нибудь бывает добрым?
Сэмюэль не видит, что творит его отпрыск. Он занят вытянутой блестящей пластиной, которую моя ассоциативная память распознает как мобильное устройство связи.
«Говорилка» ‒ так его называет Четыреста пятая. Подобные мы видели лишь на картинках в лавках в низине. В Клоаке послания оставляют на клочках бумаги, корябают на консервных банках, скоблят на стенах. Или вырезают на впалых боках умерших бездомных.
‒ Тео, ‒ обращается Сэмюэль к кому-то по ту сторону волшебного устройства. Я пялюсь на него во все глаза и жадно слежу за движениями его губ, будто надеясь понять смысл всего бытия. ‒ Свободен сейчас? У меня дело, не терпящее отлагательств. ‒ Пару секунд сосредоточенно слушает ответ. Кивает самому себе. ‒ Понятно. Мы будем в том районе минут через двадцать. Двигаемся от Стены. Заберем тебя. Жди у театра.
