Сердце степи (СИ) - Иолич Ася
- Ну что же ты так рыдаешь, - сказала Утар испуганно. - Я пока тебя нашла, пол-становища обошла.
- Ты... Ты знаешь, за кого меня выдали? - всхлипывала Алай. - Знаешь?
Утар отвела глаза и вздохнула.
- Мне Укан сказал ночью.
- Откуда он вообще взялся, этот Харан?!
- Ну, про него разное говорят, - с сомнением в голосе сказала Утар. - Говорят, он на каторгу попал за убийство.
- Но как он сюда-то попал? За убийство - это же...
- Сбежал, наверное. Мне откуда знать, Алай? Он же убил человека. Значит, и там мог...
Алай закрыла лицо руками. Убийца, каторжник... Мать Даыл, Отец Тан Дан, чем провинилась перед вами дочь ваша Алай?
Её рыдания разбудили наконец Камайю. Та вышла, недовольно ёжась и запахиваясь в халат.
- Ты чего рыдаешь? - спросила она, положив руку на плечо Алай.
Та заполошно оглянулась на второй шатёр, внезапно вспомнив, что Харан говорил про любовь к тишине. Плохо, плохо... Такой рукой, как у него, один раз оплеуху отвесит - и отлетит душа на спине Отца Коней в ветви Вечного Дерева...
- Я пойду, - тихо сказала она, всхлипывая. - Прости.
Она нырнула в шатёр и сидела на своём войлоке, пока Камайя шестом снаружи откидывала отдельный войлок для проветривания.
- Тут всегда по ночам так холодно? - спросила та, заходя внутрь. - Там, где я жила, погода очень мягкая.
- Да. До сентября днём очень жарко, а ночами всё холоднее. Выы за ночь выдувает солнце из травы. А потом и дни постепенно холодают. Но ты не бойся. Мы к юго-востоку пойдём. - Алай вспомнила, как Тур стремится побыстрее попасть в Улданмай, в воинство Ул-хаса Бутрыма, и в носу защипало. - Ты мёрзнуть не будешь. Камайя, а ты откуда?
- Издалека. Харан вроде сказал, ты тихая, - прищурилась она, и Алай слегка отодвинулась. - Не болтаешь.
- Прости... - тихо сказала она, подбирая колени к подбородку.
Камайя внимательно смотрела на неё, потом мотнула головой и вздохнула.
- Иди лучше выгони овец.
Алай посмотрела на свой праздничный халат, расшитый золотыми нитями и отороченный дорогим мехом. Она накинула его, пригладила волосы и вышла наружу, где за оградой, поодаль, всё ещё стояла взволнованная Утар.
- Тебе бы вещи забрать, - сказала она, глядя, как Алай, подбирая подол, перешагивает через овец в ограде. - У них есть повозка?
Алай помотала головой, потом огляделась ещё раз. Две верховые лошади и три вьючных. Негусто. Шестнадцать овец...
- Я слышала краем уха, его братья в Улданмае служат, у Ул-хаса, - сказала Утар, оглядываясь на торг. - Там, говорят, справным воинам почёт и деньги.
- Справным воинам? - горько переспросила Алай, вспоминая Харана и его огромное неповоротливое тело. - Утар, не утешай меня. Это воля отца. Отдал меня ему - значит, судьба моя такая. Кто же против воли хаса идёт?
Утар вздохнула. Остаток пути они проделали молча.
14. Ты обманул
- Алай! - воскликнул Тур с порога, и сердце заколотилось, как бешеное.
- Не хочу говорить с тобой, - сказала она, отворачиваясь.
- А ну, иди со мной, - нахмурился Тур, под удивлённым взглядом Утар отводя Алай за угол. - Ты что такое говоришь?
- Ты предал меня, - сказала Алай, пытаясь не смотреть в его красивое лицо. - Ты обманул!
- Я не обманывал! Я сам не знал! - воскликнул Тур. - Он не обижал тебя?
Алай молча покачала головой, не поднимая глаз.
- Я ждала, что ты подойдёшь ко мне и встанешь рядом. А ты смотрел на меня... Смотрел и ничего не сказал даже, - тихо проговорила она.
- Мать меня удержала, - сокрушённо признался Тур. - Она сказала, что ты знаешь...
- Я не знала! Я думала, ты сказал отцу!
- Я и сказал! И он ответил - всё хорошо, я не откажу тебе! - воскликнул Тур, крепче сжимая её рукав. - Я уехал радостный, потому что он не отказал мне!
- Значит, он передумал, - прошептала Алай. - Почему он передумал?
- Я не знаю... Не знаю. Алай, мы что-нибудь придумаем. Поцелуй меня!
Алай шарахнулась от него, чуть не споткнувшись.
- Так нельзя... Я уже наказана за тот поцелуй... И за то, что дотронулась... - прошептала она, пятясь. - Не надо. Я боюсь...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Не бойся! Мы доедем до Улданмая, и я стану воином. Я приду к самому Ул-хасу и скажу, чтобы тебя передали мне в жёны! Он не откажет такому воину! Смотри, каков я!
Он гордо расправил плечи и задрал подбородок. Алай снова почувствовала укол в сердце.
- Я верю тебе, - сказала она, снова отводя глаза. - Я буду ждать этого.
Она шла от него, будто на плечи ей взгромоздили весь гребень Хале. С хасом не спорят. Охар - хас Расу. Если Тур станет воином... Нет. Не "если". Когда Тур станет воином. Когда это случится, он может попросить ярлык на создание своего хасэна. Ему не откажут. Он станет хасом и вызовет на честный поединок Харана. Он победит, и Алай станет его.
Утар встретила её тревожно у крыльца, заглядывая в глаза.
- Алай, тебе не стоит говорить с ним. Он неженатый... Из другого хасэна. Мало ли, что твой муж подумает, если узнает.
- Подумает? - невесело усмехнулась Алай. - А он умеет?
Утар прикусила губы и помолчала немного.
- Тебе не стоит так говорить о нём. Мало ли, услышит кто... Ему донесут... О нём разное говорили на торгу. Знала бы я, что тебя ему отдадут - слушала бы не вполуха. Прости.
- Да я понимаю. Ты только на Укана и смотрела.
- Хочешь, тайну открою? - хитро покосилась на неё Утар. - Мы с Уканом два года назад условились. Представь себе... Он почти накопил на выкуп за меня, и тут такая удача... Если бы дядя не купил Далсаха, Оладэ не захотели бы с нами породниться. А теперь у Укана деньги остались. Он сказал, что это нам задел на будущее. Он хочет пряности возить из Телара, когда хас Нарыс его до дел допустит.
- Хорошо же вы прятались два года, - прошептала Алай, вспоминая, как Укан смотрел на Утар на весеннем торгу и неожиданно всё понимая. - Я бы и не подумала...
- Ты-то куда смотрела? - с грустной улыбкой спросила Утар. - Почему не заметила?
Алай пожала плечами, заходя в дом. Что толку сейчас об этом говорить?
Она переоделась в повседневное и свернула красное нижнее платье. У Харана нет повозок, значит, придётся перекладывать вещи в кожаные тюки. Ну, что уж...
- Готова? - заглянула к ней Утар, глядя, как Алай вынимает из ушей тяжёлые праздничные серьги Мулги. - Пойдём, помогу. Потом мне в хасэн надо... Мы к вечеру снимаемся. Хорошо, что вместе идём. Веселее будет.
Камайя встретила их недовольным взглядом.
- Умеешь рис запаривать на воде? - спросила она у Алай.
- Не на молоке?
- Господин ест рис на воде и тушёные овощи, - сказала Камайя.
Алай грела воду в тяжёлых раздумьях. Утар права. Лучше помалкивать. Этот Харан так смотрит, того и гляди как сложит кулак, да и вышибет дух... Тогда не о ком будет Туру просить Ул-хаса Бутрыма.
- Готово?
Она вздрогнула и шарахнулась, выдернутая из своих мыслей голосом Харана. Он нависал над ней, угрюмый и мрачный, как громадный кусок заледеневшей скалы, и от его присутствия волосы на затылке поднялись дыбом.
- Да... господин, - сипло пролепетала Алай, косясь наверх, на его бороду. - Подать, господин?
Он молча стоял на пороге шатра в ожидании, почему-то не садясь к очагу. Алай подала ему плошку риса с овощами и юркнула за шатёр, подальше от его ненавидящего взгляда.
- Подала еду? - окликнула Камайя, выглядывая из второго шатра. - Иди сюда, рубашки надо починить. Можешь взять на холм.
Алай сидела на холме, пришивая завязки к рубашкам Харана. Она внимательно осматривала следы неоднократной починки, с удивлением замечая, что в боковых швах они были не единожды вырваны прямо с клочками ткани и усердно пришиты обратно. Срывал, небось, в гневе с себя эти рубашки, и топтал... Камайя, видимо, и пришивала. Часто, наверное, ей нагайкой достаётся...
Она вздрогнула, и по коже пробежали мурашки. Сидеть тихо. Помалкивать. Он так ударит, что просто красным следом не отделаешься, это уж точно.