Лина Люче - Огонь в его глазах (СИ)
Ксеар покачал головой. Из его взгляда спустя пару секунд ушел холод, но появилось разочарование:
- Дес, надо быть очень самоуверенной, юной и бестолковой, чтобы пускаться давать людям советы на такую тему. Очень бестолковой, - громче и резче повторил он, даже видя, что Дестина заливается краской от возмущения.
- Ты все сказал? – убийственно тихим тоном поинтересовалась она и, вместо извинений получив его царственный кивок, мгновенно перенеслась в третий мир, чтобы переварить ссору с мужем. А Ксеар, подумав, перешел в седьмой, обиталище стихий. В надежде, что хоть там ему удастся прийти в себя и обрести подобие гармонии.
***
В седьмом никого не было, кроме камня. Пустыня, тишина, звенящая пустота и переливы солнечных лучей на скале. Легкое движение горизонта-потенциала – как везде в мирах. Кристально чистое лазурное небо.
- Такое впечатление, что ты отсюда никогда не выходишь, Аквинсар, - бросил Айи вместо приветствия. Камень помолчал, потом с любопытством коснулся его, изучая его состояние:
- Неудачный день? – без какого-либо выражения спросил он.
- Неудачное тысячелетие, - рявкнул в ответ Айи, нарезая круги как бешеный.
- Даже тебе еще нет столько лет, - со смешком ответил Аквинсар. – Так что все еще может наладиться в этом тысячелетии.
- О, ради бога. Оставьте меня все в покое. Просто оставьте меня в покое, - пробормотал ветер.
- Строго говоря, я к тебе и не приставал, - парировала скала. – Я, конечно, понимаю, что дело в моем брате и привык огребать за него от вас всех, но вообще-то я – не он. Так что…
- Скажи мне, ты с ним уйдешь, Аквинсар? Ты уйдешь с ним? – с нажимом и яростью спросил ветер, леденя неподвижную скалу своим потоком.
- Вообще не планировал. Ты что, меня выгоняешь? – насмешливо спросил камень.
Ветер стих.
- Нет… прости. Я не хотел бы, чтобы ты уходил.
- Тогда я останусь.
Они долго молчали, набираясь энергии. Айи успокоился, летая уже в своем нормальном темпе.
- Айи, это не заговор. Никто не уходит из Седьмого. Только Яльсикар. Даже если бы я хотел, я бы сейчас не ушел, - мягко сказал Аквинсар наконец.
- Джара может уйти.
- Они же расстались.
- Сегодня расстались, завтра – помирились.
- Даже если она уйдет, мы выдержим всю нагрузку.
- Ты кое-чего не знаешь, Аквинсар. Идем ко мне, поговорим. Не могу здесь с мыслями собраться.
- А по-моему, наоборот, хорошо…
Последнее слово Аквинсар договаривал уже в кабинете Айи в Ксеариате. С возвращением в первый мир оба мужчины обрели свой обычный облик. Младший из них оказался намного ниже Ксеара ростом, что было удивительно для повелителя стихий, который мог сделать себе любую внешность. Но Айи это не удивляло: в этом мире не было человека, который меньше, чем Аквинсар, интересовался бы своей внешностью.
В результате она у него оставалась ровно такой же, что и в реальности. Поэтому перед ним стоял стройный светловолосый человек лет двадцати-двух, с веснушчатым длинным носом, пушистыми ресницами и необычно светлой кожей. Рядом с ним сам Айи казался почти мулатом – очень загорелый, очень высокий, с волнистыми волосами, яркими темными глазами, густыми ресницами и большим упрямым ртом.
- У нас изменения в мирах, Аквинсар, несанкционированные – время от времени происходят пожары, и я никого не могу поймать. Яльсикар не говорил тебе, что начал расследование? Надеюсь, он его хотя бы закончит перед уходом, но не поручился бы за это, - бросил Ксеар, все еще взвинченный. – Мне нужен твой совет. Ты лучше всех знаешь, как устроены миры – что это или кто это, к чертям, может быть?
Каль, первый мир. Редакция газеты «Политика сегодня»
Длинные загорелые мужские пальцы стучали по клавишам так яростно, что наверняка разломали бы их, не будь они неповреждаемыми, как и многие вещи в мирах. Большинство жителей первого давно перешли на "касательную" клавиатуру, которая представляла собой простую проекцию на поверхность стола и реагирующую на прикосновения по принципу тач-пада. Но Каль Ягиль, как и многие журналисты и писатели старой закалки, предпочитал ощущать под пальцами настоящие клавиши, еле слышно щелкающие при каждом нажатии. Поэтому в их редакции на всех столах лежали обычные плоские клавиатуры, подключающиеся к коммуникаторам одной кнопкой, как и большие удобные мониторы.
Каль посмотрел на время - часы показывали пять. Это означало, что у него ровно два часа для завершения материала - главной статьи недели, а он едва успел начать.
Спецкорр "Политики сегодня", опытный, обросший за долгую карьеру такой кучей источников, что иногда они даже мешали - он все же не мог вспомнить, когда последний раз в его руках был настолько "разрывной" материал. Было бы преступлением не подать его максимально красиво. Но времени не хватало катастрофически...
Заставив себя сосредоточиться, Каль вновь заглянул в свои записи и застучал по клавишам с удвоенной силой. Возбуждение, охватившее его при этой работе, не затмевало неприятного чувства, ощущать которое было непривычно. В реальности, так называемом восьмом мире, Каль тоже работал журналистом, только не газетчиком, а новостником. Передавая горячие "брейкинг-ньюс", те, что часто маркируются пометкой "срочно", он, как правило, ничего не успевал осмыслить, кроме того, что это, собственно, срочно. Обычный человек вряд ли найдет нечто общее в таких событиях, как, например, отставка премьера, десятибалльное землятрясение или высадка человека на Марс. А для журналиста все это одно и то же. Срочная новость. Которую полагается немедленно передать, озвучить, написать, распространить, наболтать на камеру в прямом эфире, опередив всех конкурентов.
Лишь потом, потом-потом можно будет отреагировать на все это по-человечески. Погоревать над погибшими, порадоваться или расстроиться из-за премьера (в зависимости от политических взглядов), снова помечтать стать космонавтом - как в детстве. А в первые секунды - только возбуждение, адреналин и охотничий азарт. Успеть первым. Отработать лучше всех, достать неведомые подробности, прокомментировать у экспертов – такая работа.
Однако в этот раз Каль отреагировал не так. Сначала была оторопь. И лишь потом - возбуждение и привычная гонка пальцев по клавишам. Хотя материал он получил эксклюзивно, соревнование с самим собой было для Ягиля не менее важным. Написать еще изящнее, еще ироничнее, еще точнее выразить свою мысль - в последние годы для него было важнее, чем просто обогнать конкурентов.
Но на этот раз собственный текст казался нелепым налетом на пугающей истине.
Разумеется, Каль не упустил возможности больно уколоть Яльсикара Бьякку, своего давнего оппонента, стремительно превращавшегося во врага. Он также не забыл позлорадствовать по поводу бесполезности новых мер безопасности. И беспомощности научного института, на деятельность которого тратятся немалые бюджеты. Но главная мысль Ягиля, красной нитью прошедшая через внушительных размеров статью, заключалась в другом.
