Наталья Якобсон - Живая статуя
Вместо того, чтобы двинуться прямиком к поместью, я зачем-то углубился в лес. До рассвета можно было немного погулять по окрестностям. Может быть, я набреду на какой-то след: обрывок платья Бланки, нож, спрятанный под корнями дерева, или пуговицу, отлетевшую от камзола убийцы. Если я увижу улику, то сразу ее узнаю, даже если другим она и покажется совершенно неприметной. Просто у меня есть то чутье и тайное зрение, которого нет у других.
Снежные хлопья садились на одежду, сапоги вязли в снегу, но я упрямо шел вперед, не выбирая дороги и надеясь исключительно на удачу. Возможно, ноги сами приведут меня туда, куда надо. Может быть, мое охотничье чутье и на этот раз сработает безошибочно.
Кажется, выбранная на удачу тропа завела меня туда, где я еще ни разу не был. Заросли становились менее густыми, впереди виднелась какая-то поляна, но еще до того, как дойти до нее, я понял, что не один. За соснами мелькнуло юркое серое тело. Волк пронесся мимо так, словно я показался ему слишком незначительной жертвой. Значит ли это, что впереди он заметил кого-то более заманчивого. Куда так спешил хищник? В другой раз он непременно напал бы на меня.
И снова зашевелилось предчувствие. Кому-то нужна моя помощь. Я покрепче сжал ремень, к которому крепилось ружье. Оно болталось у меня за спиной, и было заряжено. Я решил, что должен застрелить волка, прежде чем тот нападет на кого-то.
— Он ищет либо мелкого зверька, либо другого хищника, а не человека. Такого же жестокого зверя, как он сам, — произнес вдруг за моими плечами чей-то чистый и звонкий голос.
Почему-то я воспринял этот звук, как должное, и незамедлительно ответил:
— Нет, я знаю, что где-то рядом человек.
— Ты ошибаешься, — опять сказал кто-то. — Это самая роковая ошибка в твоей жизни, охотник.
Кто-то оглушительно рассмеялся и вдруг резко дернул меня за накидку так, что я чуть не упал. Тесемки, завязанные под горлом, натянулись так, что я мог задохнуться, а кому-то за моей спиной было очень весело оттого, что он может придушить меня. Он смеялся, точнее, она, потому что голос был определенно женским, но я знал, что если обернусь, то никого не увижу. И голос, и сила рук исходили из пустоты, но я ничуть не удивлялся тому, что нечто пристало ко мне. Так, кажется, и должно было быть.
Мне удалось вырваться и бегом кинуться прочь, но ружье осталось в руках нападавшего. Конечно, я мог подумать, что оно всего лишь зацепилось за дерево и упало, но это было бы неправильным, ведь я же ощущал, как кто-то, шутя, борется со мной.
До поляны оставалась пара шагов. Я остановился у сосны, чтобы перевести дух. Мне хотелось прислониться к шероховатому стволу и постоять так какое-то время, но то, что я увидел, не позволяло мне дольше бездействовать.
На поляне что-то блеснуло, но не первый луч солнца. Чья-то золотистая голова на фоне предрассветной тьмы. Волосы я вначале принял за нимб, а плащ за крылья. Нет, кажется, это не плащ, а, действительно, крылья. Накидка не может быть такой густой, светлой и оперенной. Острые перья отливали чистым золотом. Я закрыл глаза на секунду, даже ущипнул себя, чтобы прогнать иллюзию. И она пропала. Теперь я видел только юношу в порванном камзоле, который тщетно пытался найти шпагу, оброненную в снег. А еще я видел волка, изготовившегося к прыжку.
— Пригнись, — крикнул я, нащупывая за поясом мушкет. — В сторону, иначе я не смогу его пристрелить.
Он, как будто, меня не расслышал, и все-таки золотистая голова вдруг обернулась ко мне. Я разглядел красивый профиль, а потом и все лицо. На меня смотрели далеко не испуганные, чуть взволнованные и недоумевающие глаза Эдвина. Он, как будто, не мог понять, в чем тут опасность и зачем он должен отойти в сторону.
Вот это апломб! Нужно же даже в миг смертельной опасности иметь такую самоуверенность, чтобы всем своим видом показать, что помощь ему нужна не больше, чем услуги надоевшего слуги.
И все-таки я решил помочь. Нужно только прицелиться так, чтобы не задеть Эдвина, и на раздумья у меня всего несколько секунд.
Мохнатое, грузное туловище метнулось вперед, сверкнули с высоты прыжка злобные зрачки и когти на лапах. Как только волк прыгнул, я выстрелил и…промахнулся. Первый промах в моей жизни. Как так может быть, я ведь меткий стрелок, но на этот раз пуля, как будто, была заворожена, чтобы не попасть в цель, а, может, та же шаловливая ловкая рука, которая отняла ружье, на этот раз подтолкнула меня в локоть. Все, хватит оправдывать себя. Естественно, можно промазать, когда речь идет не о собственной безопасности, а о чужой. Раньше промах был для меня недопустим, но ведь сейчас-то я защищал не себя, а почти незнакомца.
Я почти ничего не знал об Эдвине. Он был мне почти чужим, так почему же я ощущал такой сильный страх за него. Чувствовал боль от когтей волка на его руке, как собственную боль, и кровь, растекшаяся по снегу, вызвала во мне такой же трепет, как если бы была моей. Наверное, это солнце, выглянувшее из-за верхушек сосен, создало иллюзию того, что на снегу, орошенном кровью Эдвина, всего на миг вспыхнуло и погасло яркое пламя. Я выставил ладони вперед, чтобы защититься от иллюзорного огня, но его уже не было. Остались только Эдвин и хищник, сцепившиеся на земле, в смертельной схватке. Правая рука Эдвина была в крови. Волку удалось повалить юношу с ног и упереться когтями ему в грудь, чуть ли не в горло. Должно быть, сейчас Эдвин чувствует на своей щеке дыхание смерти. Он смотрел хищнику в глаза, и, как будто, даже не собирался сопротивляться. Он, словно, силился прочесть что-то в глазах зверя.
Теперь мушкет не поможет. Я нащупал нож и быстро кинулся вперед. Эдвин, кажется, попытался нащупать рукоять шпаги в снегу, рядом с собой. По крайней мере, он вытянул вперед раненую руку, и луч солнца скользнул по ней. Блеснули золотом ногти, и пальцы немного удлинились. Я застыл и смотрел, как завороженный. Это были уже не пальцы, а когти. Эдвин изогнулся плавно и легко, как если бы участвовал в таких схватках уже не раз. Здоровой рукой он скинул хищника с себя. Все произошло быстро, и было мало похоже на действительность. Золотые когти скользнули по горлу волка. Снег опять оросила кровь, но уже обычная, а не огненная.
Голыми руками Эдвин вцепился в пасть поверженного зверя, разогнул челюсть и… Я отвернулся всего на миг, чтобы не видеть, как он разрывает труп на части, но режущего слух хруста ломающихся костей не слышать не мог. Туша упала в снег, а Эдвин поднялся на ноги и изящно отряхнул одежду от снега и шерсти.
Он пнул труп ногой и невидящим взглядом уставился вперед так, как если бы хотел вызвать призрака.
— Смотри! — произнес он, обращаясь к кому-то, кого я не видел.