Десять причин никогда не быть с тобой - Мира Ризман
По слухам выходило, будто Найиль решила вернуться в тот мир, в котором жила все прошлые годы, и Маркус решил воспользоваться ситуацией, подбросив новости о тоске по дочери.
— Вообще-то я не горю желанием становиться Брэйт! — Сестре эта идея совсем не понравилась.
— Кому-то из нас всё равно придётся возложить на себя эту ношу, — не отступал Маркус.
— Я лучше буду возрождать Майэрсов!
— Имение Майэрсов сожжено, все артефакты и книги вывезены Нэриэлом. Тебе нужен дом, а цитадель всё равно пустует…
— Я никогда не вернусь туда! — оборвала его Саманта, вновь становясь неестественно бледной. — Никогда! Это невозможно! Я понимаю, что у тебя теперь семья, но… ты ведь это скрываешь. Почему?
— Для безопасности Джэйн.
— И кто ей угрожает? — В голосе Саманты появились ядовитые нотки. — Матери нет, деда тоже, зеркало под твоим контролем. К чему эти тайны?
Её правдивые слова били, словно стрелы, точно в цель. Ему давно стоило во всём разобраться, но каждый раз находилась очередная веская причина, чтобы повременить.
— Не забывай, Джэйн всё ещё под действием зелья. Она едва ли соображает, что с ней сейчас происходит.
— И что? Думаешь, хоть кто-то в здравом уме подумает, что это ты её таким напоил? — продолжила наседать Саманта. — Да, скорее, все решат, что она что-то напутала, а ты взял на себя всю ответственность!
— Это несправедливо! — возразил Маркус. — Пусть поступки Джэйн порой бывают весьма сомнительными, порочить её имя, да ещё гнусной ложью — уже слишком!
— У тебя вот-вот родится ребёнок, ты и его планируешь скрывать? — Сестра всё не унималась. — Для его безопасности, верно?
Маркус не мог ответить на этот вопрос. Он прекрасно понимал, что сам ставит себя в глупое положение, которое только усугубляется от его молчания, но внутреннее чутье подсказывало, что торопиться не стоило. До испытаний ещё было время, а до тех пор они могли спокойно жить без лишних слухов.
Впрочем, кое-о-чём Маркус не говорил даже сестре, и именно это обстоятельство сдерживало его. Ребёнок был не один. Вероятно, в том повинен эффект от двойного употребления любовного зелья, или же судьба так решила всё расставить по своим местам. Всякий раз думая об этом, Маркус вспомнил ироничных смех последней горгульи на Алой Аллее и понимал, почему она всё же его пропустила. План матушки, а точнее зеркала, трещал по швам. Малышей было трое. И каждый довольно быстро проявил характерные черты наследника Трёх основателей. А уж после рождения вообще не осталось никаких сомнений. Так, единственная девочка, постоянно пихавшая братьев и материнский живот, вызывала тем не менее безотчётное умиление, даже несмотря на то, что растолкала всех, чтобы непременно появиться на свет самой первой, как и полагается настоящей Редиан. Один из мальчишек отличался поразительным спокойствием. И Маркус, когда тот родился, сразу отметил его рассудительный, вдумчивый взгляд типичного Майэрса. Тогда как второй малыш постоянно пытался спрятаться и часто вёл себя слишком боязливо. Сразу после рождения он выглядел совсем щуплым и хилым, по сравнению с пышущими здоровьем братом и сестрой, и постоянно цеплял какие-то недомогания, но, встречаясь с трудностями, никогда не хныкал и стойко терпел все выпавшие на его долю неприятности, как и ожидалось от будущего Брэйта.
Управиться сразу с тремя малышами было очень непросто, и Маркусу на время пришлось отложить исследования зеркала и больше времени уделять Джэйн. Медленно, и очень осторожно он начал изменять рецепт её ежедневного зелья. Пора было выходить из дурмана любовных чар. И вместе с тем, желая как можно мягче преодолеть этот этап, Маркус принялся постепенно убирать воздвигнутый защитный барьер в сознании. Теперь Джэйн могла считывать его поверхностные мысли и чувства, и каждый раз приходила от того в восторг. Маркус и сам разделял эту радость, начиная ощущать всю полноту единения истинной пары. Однако эта робкая и пока ещё хрупкая семейная идиллия была безжалостно сметена одним холодным осенним утром.
Маркус по обыкновению поднялся рано, когда предрассветные сумерки только начинали разгонять ночную мглу. В это благостное время тишины и покоя он занимался приготовлением зелья. Малыши должны были вот-вот проснуться, и Маркус старался успеть закончить с рутинным делом, прежде чем дневные заботы окончательно поглотят его. Он уменьшил количество крупноцветковый горянки, и добавил чуть больше ползучего тимьяна. Сначала следовало убрать излишнее влечение и добиться спокойствия.
И вот в момент, когда зелье пора было снимать с огня, его настигла внезапная волна ненависти. Она обрушилась на сознание подобно смертоносной лавине, сметая всё на своём пути. Руки дрогнули, и Маркус едва не пролил подготовленное зелье. И лишь невероятная воля, выработанная годами, позволила ему не поддаться этому потоку и перенести котелок на стол. В мыслях мгновенно воцарился невероятный хаос, словно сотню разноцветных шариков разом перемешали и бросили на пол, и те принялись кружить и катиться кто куда. Маркус тщетно пытался поймать хоть одну, чтобы зацепиться хоть за что-то в этом обезумевшем океане обуреваемых им чувств, но терпел в том одно поражение за другим. Он ненавидел всё! Тонкий аромат зелья, поднимающийся над котелком, в тот миг казался отвратительным зловонием, потрескивание поленьев в очаге, было подобно мерзкому скрежету, приглушённый свет парящего под потолком магического шара раздражал глаза и даже собственное дыхание, слишком громкое и неровное, вызывало невероятную злость. Маркус ощутил себя натянутой до предела тетивой, которую кто-то ради развлечения решил дёрнуть, и теперь она, издавая непрерывный гул, вибрировала.
Детский плач вспорол царящую в доме тишину, словно нож разрезающий холст. Малышка Джис, как всегда, проснулась самой первой и теперь требовала к себе внимания. Именно мысль о необходимости позаботиться о детях и стала тем якорем, который позволил Маркусу выплыть из пучины диких чувств. Он резко закрыл своё сознание от Джэйн и поспешил в детскую.
Поднявшись на второй этаж, Маркус услышал грохот. Джэйн, не справляясь с свалившимся на неё безумием, похоже, начала крушить мебель. Однако шум привлёк внимание и Саманты. Сестра показалась на лестнице, ведущей на мансарду. После рождения детей было решено, что она пока погостит в бывшей комнате Джэйн.
— Что случилось?
Маркус не спешил дать ответ, его разрывало между плачем дочери и присоединившихся сыновей, и тем ужасом, что творился с Джэйн.
— Ты… — наконец, смог выдавить из себя он. — Можешь сварить сильное снотворное?
Саманта уставилась на него в полном
