Телохранитель: танец в живописной технике - Анна Григорьевна Владимирова
Да, я помнила слова Дилана о том, за какие специфичные заказы они с Дэйраном брались.
Он снова поднял на меня смеющиеся глаза:
— И что ты во мне нашла?
— Дурак! — я скользнула ему в руки и обняла.
Хотелось просидеть так всю жизнь, просто рядом, кожа к коже, и одно дыхание на двоих…
— А что ты подумал, когда я пришла на то интервью и впервые тебя увидела?
— А ты? — улыбнулся он, блуждая чуткими пальцами вдоль моих позвонков.
— Я же нарисовала тебя. До тебя я рисовала только море.
— Я думал, что больше тебя не увижу, — он переплел пальцы на моей спине, — хотел запомнить тебя всю, каждый взгляд, каждое слово…
— Тупая анкета… — покачала головой, зарываясь руками в его волосы, прижимаясь сильнее.
— Зато длинная, — улыбался он, — хотя… ты собиралась сбежать на ее середине, и пришлось меняться с тобой местами, задавая вопросы самому… лишь бы ты не ушла.
Я шмыгнула носом:
— Дэйран…
Меня давно мучил один вопрос, который я не решалась задать.
— …а что на счет твоих родителей?
Он замер и напряженно выдохнул. Тишина сгустилась вокруг нас и завибрировала отдаленным грохотом, как волна, что вот-вот собирается рвануться на берег.
— У военных преступников нет родителей, Леана.
Он порывисто перехватил меня под бедра, увлек за собой на матрас и рывком укутал нас одеялом. Но его тяжелое прерывистое дыхание еще долго не давало заснуть.
Под утро я резко подскочила от чувства щемящей пустоты рядом. Небо еле-еле занялось грязно-розовым рассветом, обещая в кои-то веки пасмурный день, но тишина так никуда и не делась, а словно стала только гуще.
Оглянувшись, я обнаружила Дэйрана рядом с матрасом на… армейском коврике! Он обнимал меня рукой, насколько мог дотянуться, и явно замерзал, так как ему достался лишь уголок одеяла.
Тихо выругавшись и протерев глаза ладонями, я сползла с матраса к нему на коврик и укутала нас обоих.
Хмурое утро так напоминало мне Миарранд, что, засыпая, я вдруг и вправду оказалась в своей старой квартирке на последнем этаже. Меня окружали заляпанные краской стенки, а в окно смотрело холодное перламутровое небо. И сейчас это казалось мне это запредельной мечтой, ведь там я была свободной! Но только я…
***
Сосредоточиться было сложно. С каждой волной, что с грохотом выбрасывалась на берег, мои мысли становились все дальше от реальности, разлетаясь подобно пряным брызгам. День действительно оказался пасмурным. Берег был словно окутан прозрачной вуалью тумана, обесцвечивающей привычно яркие краски побережья. И мою палитру.
Сюжет картины не двигался, потому что сегодня мне доставляло больше удовольствия смешивать краски, чем рисовать. Я брала две наугад и соединяла их, любуясь. Нет, конечно, я могла предсказать результат и просто так. Но меня завораживал сам процесс.
Вот только цвета было два, но несколько движений мастихином, и начиналось самое невероятное. Сначала их глянцевые бока едва соединялись, играючи пробуя друг друга, но в какой-то момент становилось поздно: следов первого легкого соприкосновения было уже не избежать. А потом они смешивались безвозвратно… необратимо. Меняли оттенки, лишаясь индивидуальности, и рождали новый цвет…
Я думала о вчерашней ночи и нашем разговоре с Дэйраном. Мне казалось, что мы тоже смешиваемся, но я была не права.
Дэйран во всем был уникальным. Только он растворялся не растворяясь. Темнел самой непроглядной чернотой и одновременно ослепительно сиял светом. Он жил по максимуму, и, в то же время, едва существовал, ведь эта жизнь была ему навязана чужой волей, несправедливостью.
А еще между моим освобождением и спасением Каира он выбирал нас обоих.
Я глянула через плечо: Дэйран сидел позади шагах в десяти на краю каменного выступа, сцепив пальцы перед собой, и не спускал с меня взгляда. Мягко мне улыбнулся, прищурившись, и склонил голову на другой бок.
Он запоминал меня. Как тогда на интервью.
Отвернулась и стиснула мастихин в руках, сцепив зубы.
Пробраться в космический транспортник Скотта Фримана теперь показалось мне таким пустяком! Как могла я вмешаться в события совершенно другого масштаба? Как вырвать Дэйрана из этой круговерти?
— Леа, посмотришь? — сосредоточенно позвал меня Эрик, не спуская придирчивого взгляда с полотна.
Вытащить киборга на пленэр оказалось не сложно. Я намеренно не стала дознаваться, чем Эрик так занят в последние дни, что почти не бывает дома. Даже отца не стала расспрашивать. Захочет — расскажет сам. Перед тем, как поведать ему о возможностях, предложенных Марио, хотелось завоевать чуть больше доверия киборга, предоставив ему свободу. Я ведь говорила, что он впервые может подумать о том, чем хотел бы заняться.
И сейчас мы сидели в нескольких шагах друг от друга с мольбертами, пытаясь обуздать каждый свою стихию. Эрик — внешнюю, я — внутреннюю.
На скалы вдруг накатила особенно пенная волна, а ветер радостно подхватил вуаль мелких брызг и накрыл нас с головой. Джиджи на мольберте Эрика взвизгнул и опасливо поджал лапки, тревожно оглядываясь.
— Джи, ты же медуза, — усмехнулась я, поспешно скрывая восторг от полотна Эрика. Всего лишь набросок-подмалевок, но я не могла оторвать взгляд и радовалась, что наотрез отказалась его учить. Я так не умела. Киборг снова умудрился раскрыть потенциал каждой детали сюжета. Там, где я видела всего лишь легкий оттенок, он вскрывал целую палитру цветов, переходя из одного в другой. Не жаловал темное, больше использовал свет и блики, умело соединяя их с цветом. А в центре картины уже виднелся намек на радугу в преломлении водяных брызг. Невозможно сочная и глубокая бирюза на заднем фоне и сотни цветных капель, выбрасывающихся на зрителя из дикой пучины.
Я даже и не думала, что Леон можно было изобразить еще более живым!
— Ну? — потребовал Эрик, вглядываясь в мое лицо.
Посмотрела на него растерянно, закусив губу.
— Слушай, мое мнение вряд ли авторитет.
— Для меня — авторитет, — обиженно нахохлился киборг.
— Я бы так не увидела этот сюжет, — вздохнула и честно посмотрела ему в глаза.
— Что-то не так?
— Нет, все очень круто… я даже завидую…
Я не врала, и он это видел.
— …Я бы показала твои работы человеку, который разбирается в живописи, — ступила на минное поле. — Самой интересно, что он скажет…
