Рыжий и черный - Татьяна Лаас
Моне так же тихо ответил:
— К отплытию готовы.
— Команда товьсь! — отдал распоряжение Анри.
— Есть товьсь!
Зазвенел внутренний телеграф, передавая команду. Тут же погасли электрические лампы под потолком, и рубка погрузилась в темноту, а рулевой надел на глаза тяжелые, морские гогглы. Только свет с дирижабледрома проникал в рубку, освещая её и превращая все в нереальность.
Андре прикрыла глаза, на миг представляя весь «Леви» перед глазами, рвущийся к небесам — он обретал свободу. Еще чуть-чуть, и он взлетит.
Вся предвзлетная суета шла мимо неё. Все эти команды совсем не про Леви. Леви — свободный змей.
— Фалы собрать!
— Есть фалы собрать!
— Запустить моторы!
— Есть запустить моторы!
— Балласт сбросить!
— Есть сбросить балласт!
— Рули в положение к взлету!
— Есть рули к взлету!
— Полный вперед!
— Есть полный вперед!
— Курс…
— Высота…
Андре хотелось закрыть уши и не слышать этого. Леви взлетал сам — змеи это умеют. Он был живым и почти неноровистым. Шел легко, быстро набирая высоту — потому что рожден для неё. Больше всего на свете Андре хотелось сейчас встать у переднего окна, возможно загораживая вид рулевому, и смотреть вперед — как Леви плавно разворачивался в воздухе, закладывая огромную петлю, в сторону Ривеноук и Вернии. Леви собрался плыть над океаном, чтобы не мешать полицейским дирижаблям нести патрулирование улиц.
Сверкали драгоценными камнями под Леви огни города. Сияли уличные фонари и перемигивались немногочисленные светофоры. Огромная пробка из тянущихся к танцевальному залу, где сегодня проходил торжественный вечер, паромобилей мерцала белой змеей. И Андре даже понимала сейчас, почему мифических драконов так привлекали драгоценности — невозможно, пролетая над ярким, переливающимся в чернильной темноте ночи городом, не взять и не зачерпнуть капельку его сияния.
Серебряная петля Ривеноук медленно разворачивалась перед Леви, красуясь перед змеем сразу всеми разноцветными, еще очень далекими островами — только громада Маякового острова была погружена в маскировочную темноту.
Хотелось раскинуть крылья и лететь рядом с Леви в удивительной тишине — наконец-то команды стихли, перестал стрекотать и звенеть телеграф, рубка погрузилась в темноту и относительный покой. Леви вышел на курс. Сюда не долетал гул и рокот моторов. Сюда не доносился шорох и свист дрожащей от ветра обшивки. Сюда не прилетал стук матросских ботинок.
Леви летел сам, и летел в полной тишине.
Анри разбил магию полета, робко прикоснувшись к локтю Андре:
— Хочешь, устрою экскурсию по дирижаблю?
— Нет, спасибо! — отказалась чересчур резко Андре. — Мне хватило прошлого раза.
В прошлый раз их с Эваном засунули в капитанскую каюту и вежливо попросили не мешаться под ногами. Когда раненому Эвану захотелось пить, Андре позволила себе выбраться из каюты и чуть-чуть побродить по Леви. Принеся Эвану горячий чай, Андре, не спрашивая разрешения корабельного врача, самовольно присоединилась к выхаживанию раненых — их в то плавание было много. На Леви тогда загрузили выживших вернийских матросов и воздушную инфантерию с других дирижаблей. Андре до смерти набегалась между гондолой управления и скрытыми в обшивке аэростата отсеками. На входе в Серую долину её тогда насильно вернули в каюту и привязали страховочными ремнями к койке. Тогда утешало одно — Эвана прикрепили в верхней койке точно так же, несмотря на новоприобретенный титул герцога. Но, небеса, как же она тогда хотела увидеть буйство Серой долины, её потенцитовые грозы, её ветра и вспышки эфира. Она, конечно, все прочувствовала всеми своими костями и бунтующим желудком, не готовым к тяжелой болтанке, которую им устроила Серая долина, но это совсем не то. Она могла тогда помогать с ремонтом динамической защиты на обшивке, а вместо этого отлеживалась в койке.
Анри заглянул в глаза:
— И все же?
— На обшивку пустишь? — огорошила его Андре.
Мужчина раскашлялся от неожиданности, поперхнувшись какими-то особо извращенными «шестеренками»:
— Давай не в этот раз? Нет подходящего для тебя костюма для работы на обшивке. Там очень холодно и опасно.
— Анри… Мы идем ниже облаков. Ты меня совсем за дурочку держишь?
— Нет, конечно. Просто нет подходящего костюма — в следующий раз обязательно дам прогуляться по обшивке. — Он отжал от стены откидной стул: — Присаживайся.
— Нет, не хочу. — Андре знала, что никакого другого раза, скорее всего, у них не будет.
— Устанешь стоять на ногах.
— Правда, не хочу. Сидя не такой вид открывается.
Анри взял её за руку и потянул к переднему окну, шедшему от потолка до пола, к самому его боку. От стекла откровенно несло холодом. Анри надел на голову Андре гогглы, позволявшие видеть в темноте, и обнял девушку со спины, согревая:
— Здесь ты не мешаешь рулевому.
Андре не сдержала смешок — от проклятий рулевого её защищала крепкая спина капитана — в его спину особо не поругаешься.
Анри снова повторился:
— Правда, не мешаешь! Я тут всегда стою. Нравится смотреть, как Леви летит.
— Словно сам. — прошептала она, и Анри её понял:
— Точно. — его голос звучал горячечно. — Я потому и не люблю командовать взлетом и посадкой — теряется волшебство. Леви словно умирает в тот момент, когда я командую им.
Так можно было стоять и любоваться плывущей под ногами землей бесконечно. Красота океана и города давно сменилась проплывающими под ними островами и мрачной темнотой оборонной линии Меца на правом берегу Ривеноук. Ни огонька, ни отсвета — казалось, что никого живого нет сейчас на границе.
Андре на всякий случай уточнила:
— Это же военная тайна, да?
— Ты о чем?
— С линии Меца выведены все войска. — пояснила она.
— Это не тайна. Поверь, герцог Аквилиты и король Эдуард знают, что мы тут не ждем нападения.
— Совсем плохо на фронте?
Он лишь кивнул — она почувствовала движение, когда его нос прошелся «случайно» по её коротким волосам.
Говорить не хотелось.
Руки принца благонравно лежали на её талии, согревая теплом. Хотелось отстраниться, но Андре понимала, что это глупо — замерзнет. Ног, обутых в легкие весенние ботинки, она уже почти не чувствовала. Леви — военный дирижабль, на нем не предусмотрен обогрев рубки, хотя можно было сделать теплый рунный контур — был бы лишний потенцит. Хорошо еще, что Леви плыл крайне низко, почти царапая брюхом вырастающие на горизонте одиночные скалы. Они возникали в темноте в непредсказуемом порядке, как столбы. Словно гигантский ребенок пробежал, в спешке теряя свои игрушки.
Время замерло. Время почти не шло, отмеряемое только тихими командами и теплым, мятным дыханием у виска. И потому звон телеграфа и резкие команды о торможении и снижении оказались для Андре неприятным сюрпризом.
Анри отстранился и повторился:
