Ольга Горошанская - Загораются звёзды
«Естественно, ведь это магические вампиры и в противном случае они потребуют жертву и полностью высушат ее, а известно, что больше всего они предпочитают волшебную кровь».
— Жнецы Милосердия, что теперь заменят нам Смерть и Жнецы Скорби — весь мир скоро будет принадлежать нам. Это пока все, чем я вас порадую. Что ж, теперь ваша очередь.
Осмотрев всех пришедших пятнадцать человек, он взглядом окинул одну фигуру.
— Ланцерис? — прошипел Император, требуя ответа у своего слуги, появившегося сразу после Севема. — Что ты выяснил?
— Мой Император…
— Ясно, Фаирдепин.
В светловолосого волшебника полетело яркое нарисованное проклятие, приводящее к оголению и возбуждению магических окончаний с последующим выдергиванием, от чего причинялась неимоверная боль, а при долгом воздействии могло привести к потере сознания, коме, иходу магической энергии, нарушению работы спинного мозга, от чего могло и парализовать. В зале раздались неопределенные шепотки, о том, как Солерону удается переносить такую боль молча, но Севем отлично знал, того защищает родовое заклятие, иначе он давно бы умер, имея предрасположенность к болезням нервных и магических окончаний, на которые невероятно сильно влияет это проклятие.
Император, решив, уже достаточно наказал своего слугу, отменил заклинание и пока блондин приходил в себя, переключился на другого.
— Севем? Где Линкс?
— Он еще недостаточно силен, чтобы свободно использовать темную магию, — не поднимаясь, ответил дем Гор.
— Неправильный ответ, Фаирдепин.
Севем максимально расслабился, позволяя магии проходить сквозь него, протекая мимо, и это намного ослабило боль, но обжигающее чувство, словно каждую ниточку магии выдергивают вместе с нервом, разрывало стальными когтями, не исчезло полностью. Он плотно сжал зубы, не позволяя вырваться крику боли, зная: если закричит, пытка не закончится еще долго.
— Ладно, — прошипел Император, снимая заклинание. — Что с девчонкой? За ней кто-то наблюдает? Она сильна? Ее можно будет использовать? Ее ты можешь мне привести?
— Все свое свободное от проектов время она проводит в Царстве Книг под присмотром Хранителя, но не очень сильна в магии и не особенно умна, — заверил дем Гор, подкрепляя свои слова соответствующим фальсифицированным воспоминанием:
Клеопатра стоит перед огромной клеткой с фениксом, забытым своей хозяйкой и хочет погладить его огненное оперение, но птица каждый раз вспыхивает огнем, опаляя ей пальцы. Она кладет их в рот и сосредоточенно посасывает, обдумывая следующую попытку, или как задобрить строптивую птицу, о чем свидетельствуют то появляющиеся, то угасающие искорки в ее глазах. Совершенно не замечая вошедшего Главного Защитника, хоть и стояла в пол-оборота, снова тянется обожженными пальчиками к птице и снова обжигается.
— И тебе так трудно в отсутствие Хранителя дать ей портал, который перенесет ее ко мне? Ты разочаровываешь меня, Севем.
«А вот это очень плохо. Если его сейчас никто не отвлечет, то я получу не только Фаирдепин, но и что серьезней — довольно интересную комбинацию других проклятий, а на что способна его фантазия, знают все. Может и сердце вырвать».
— Мой Император, — главные двери распахнулись, и в зал вошла неестественно худая, но дорого одетая колдунья: обтягивающие бриджи, высокие ботфорты из кожи шомескалых ящеров и золотые каблуки, играющие красками при каждом шаге.
Пройдя мимо коленопреклоненных фигур, она, словно распустив хвост почти мгновенно преобразованного платья, присела в низком реверансе перед Императором.
«Если и духи покупал тебе Ланцерис, то у него значительно ухудшился вкус», — отстраненно подумал дем Гор, стараясь не пропустить ни одного слова из окружающих его, но пока пустых, разговоров.
— Ты принесла хорошие новости? — чуть ласковее проговорил хозяин, показывая, внимательно слушает ее.
Белладонна всегда была готова услужить своему Императору, а иногда ее острый ум даже пугал Севема. Колдунья могла без особых проблем пробраться через любой из мысленных блоков, и приходилось только удивляться, почему она до сих пор его не выдала, а ведь если бы рассказала хоть четверть, скрываемого им, могли истребить всех Магнификантов.
— Мы с Некроменером побывали в Александрийской библиотеке.
«Ах, ну да, совсем забыл, ты недавно научилась превращаться в животных и первое — черная сколопендра. Не забыть бы в этот раз рассказать остальным Защитникам».
— Мы там нашли некоторое пророчество, но…
— Но? Фаирдепин.
По залу пронесся душераздирающий крик на очень высокой ноте, почти переходящий в ультразвук.
— Я не закончила, мой Император, — прохрипела Белладонна, когда действие проклятия прекратилось.
— Прости, Беллочка, я внимательно слушаю тебя, только не испытывай мое терпение, — прошипел он, все еще пребывая в плохом настроении, желая согнать его на окружающих.
— Да, мой Император.
Тут глаза колдуньи покрылись поволокой, и она, поднявшись с вихрем на несколько метров над полом, захрипев, словно раненый лев, стала говорить:
— Вернется та, что отдала себя как малое дитя. И грянет свет минувших дней — надеждой светлой у людей, вернется все в круги своя и так очистится земля, что жаждущее мести зло пойдет туда, где суждено ему вернуть себе покой, где существует мир иной, а там окажется добром — вокруг жестокость и разгром. И до тех пор все будет так, пока есть в мире кавардак. Вернется маг домой к себе, лишь подчинившийся судьбе, когда простит ей все слова, когда война везде была. И в мире ярком заживет, как испытание пройдет.
Обмякшее тело грудой упало на пол.
«Это вроде как Сирена вернется? Не забыть бы Светоса предупредить, а то подумает, что кто-то откопал первый источник по некромантии и балуется с заклинаниями возрождения».
Император начал рисовать сложный комплекс рун, который действовал не на одного человека, а группу и нес с собой забвение за последние полчаса — существенный минус этого проклятия.
«Хорошо, что у меня иммунитет к данному заклинанию, но притворимся, будто это не так», — подумал Севем и стал удивленно водить головой, подражая всем остальным.
— Ну, все собрались. Теперь начнем. Кто меня порадует сегодня? Ланцерис?
— Мой Император…
— Ясно, Фаирдепин.
«Бедный Ланц. А я? Надо что-то придумать и ответить на его вопрос по-другому».
Проклятие снова летело в Ланцериса, но Севем этим временем думал, как ответить, и не получить себе повторную пытку. В зале снова, словно по команде раздались неопределенные шепотки, о том, как Солерону удается переносить такую боль молча, но Севем лишь скривился, лихорадочно соображая.
