Дом неистовых клятв (ЛП) - Вильденштейн Оливия

— Я пытаюсь, генерали. Я пытаюсь, — голос Энрико звучит встревожено.

— Пытайся лучше!

Я слышу чьи-то шаги и хруст, словно кто-то ступает по снегу и льду.

— Они нашли Росси и Мориати?

— Нет, генерали. Им удалось привести только провидицу.

— А ну просыпайся, Аврора.

Раздаётся шлепок, а затем я ощущаю, как чья-то ладонь начинает скользить по моему лицу.

Мне не нужно открывать глаза, чтобы понять, что эта рука принадлежит Данте. Его дыхание ударяет мне в нос, и хотя он пахнет не так ужасно, как в туннелях, от этого запаха мой желудок готов вывернуться наизнанку.

Как и от его прикосновения.

Как он смеет касаться меня?

Раздаётся свист, за которым следует громкий крик, мой пульс учащается.

— Аврора вставай, — напевно произносит Таво. — Это всего лишь небольшая огненная вспышка, которая поможет тебе прийти в чувство.

Неужели этот урод опалил её своим огнём?

Я. Четвертую. Таво Диотто. Если это не сделает ещё раньше Киан, но чтобы он мог меня опередить, мне нужно найти Лора, а тот должен разбудить воронов. Но для того, чтобы найти мою пару, мне нужно встать с пола, или куда они меня там положили.

— Если хочешь, я могу поджечь и…

— Нет.

Я, конечно, благодарна Данте за то, что он отверг мерзкое предложение Таво, но я прекрасно понимаю, что это не имеет ничего общего с милосердием. Он, наверное, боится, что огонь убьёт меня, если, конечно, Мириам не умрёт от своей раны ещё раньше.

— Давай же, Фэл, — шепчет он.

Из-за того, что он назвал меня дружеской формой имени, моя кожа покрывается мурашками. Зачем ему надо, чтобы я очнулась? Что за гнусный план он приготовил для меня на этот раз?

Его рука, наконец, покидает моё лицо, но, к сожалению, не моё тело. Он прижимает два пальца к изгибу моей шеи и пытается почувствовать пульс.

— У ведьмы больше не идёт кровь, — объявляет нервный солдат — Энрико — с явным облегчением в голосе.

Таво издаёт возглас, который отражается от ледяной поверхности.

— Что там с пульсом Фэллон?

— Он стал сильнее, — бормочет Данте.

— На твоём месте я бы вытянул губки и притворился прекрасным принцем. Посмотрим, подскочит ли скорость её пульса.

Гнев тут же охватывает меня, и я боюсь, что мои щёки могут покраснеть… Пусть только попробует, твою мать…

Губы касаются меня — полные, тёплые. И это не губы Лора.

Меня захлестывает отвращение, и прежде, чем я успеваю его подавить, я поворачиваю голову и сплевываю.

— Ты только посмотри, — усмехается Таво. — Сработало.

Я так крепко сжимаю руки в кулаки, что вены под кожей набухают, напоминая мне о синяках, покрывающих всё моё тело, которое начинает ныть. Когда моя грудь сжимается от желания закричать, я напоминаю себе о том, что жива.

Я выжила. И я продолжу это делать.

А чтобы лучше разыграть свои карты, я должна понять, что всё-таки уготовила мне судьба, поэтому я открываю глаза и осматриваю своё окружение.

Голубой лёд сверкает подо мной, надо мной и вокруг меня. Полупрозрачные сталактиты украшают изгибы замерзшего потолка и сияют, точно тысячи стеклянных мечей. Если бы не холод, я бы почти поверила в то, что оказалась на дне океана, а не на куске замерзшей воды внутри горы.

Я опускаю взгляд на своё тело и на цепи, которые обматывают меня от шеи до самых щиколоток. На этот раз они не стали использовать лианы. Неужели Данте не доверяет своим солдатам или он считает, что от металла мне будет хуже, чем от магии?

Я пытаюсь пошевелить руками, в основном для того, чтобы убедиться, что они не сломаны, как это случилось с моей шеей, но мне также надо понять, насколько крепко держат меня мои путы. Ослепляющая боль пронзает мои конечности и заставляет мускулы сократиться, но мои руки работают. Как и ноги.

Моё чудесное, невероятное тело не только выжило, но и исцелилось.

Когда я расслабляюсь в объятиях своих оков, цепи скрипят и звенят, ударяясь о мои металлические доспехи и впиваясь в синяки, которые, по всей видимости, покрывают мою кожу под рукавами водолазки. Как бы мне хотелось снова завернуться в ту мягкую шкуру, которую дал мне Лор. Она была такой тёплой, и на ней мне было бы не так жестко лежать.

Ах, Лор…

Я содрогаюсь, когда вспоминаю о том ужасном ощущении, когда его тело затвердело и превратилось в железо. И о том, как я потом летела несколько сот метров вниз, разрезая воздух, наблюдая за тем, как мои друзья и члены моей семьи падают вместе со мной, а на их лицах написан страх.

Я закрываю глаза и дышу. Просто дышу. Вместо того чтобы отогнать от себя весь этот ужас, я позволяю ему поглотить меня… я хочу, чтобы он завладел мной, выпестовал меня и превратил из пленницы, в воина.

Мой пульс замедляется, дыхание успокаивается, а моя кровь становится такой густой, словно она наполнилась всем этим льдом, который меня окружает.

— Тебе следовало послушать твоего покорного слугу и поцеловать её раньше, Ди.

Я поворачиваю голову в сторону этого идиота-генерала, которого я не видела с той ночи, когда в меня выстрелили отравленной стрелой.

Только…

Только вот человек, который неторопливо подходит ко мне, вовсе не Таво.

Я снова перевожу взгляд на лицо, которое нависает надо мной, на загорелую кожу, полные розовые губы и глаза разного цвета — один голубой, другой — белый.

Насколько сильно я ударилась головой?

Я начинаю моргать, переводя взгляд между самодовольным и сердитым мужчинами, и понимаю, что дело не в моей голове. Это магия крови.

Именно поэтому Лор вылетел из пещеры, никого не убив. У всех присутствующих здесь мужчин — внешность Данте Регио.

Должно быть, это Мириам заколдовала их, ведь Данте не знает, как рисовать магические знаки, и у него нет доступа к моей крови. Похоже, таким хитрым способом она пыталась не дать воронам напасть и случайно убить Данте.

Осознание этого так резко настигает меня, что я делаю резкий вдох. Есть только одна причина, по которой Данте мог согласиться на её план: знает, что вороны не могут его убить.

Твою мать! Я настолько рассержена на Мириам за то, что она раскрыла этот секрет, что почти решаю убить каждого в этой пещере кроме Данте, чтобы эта манипуляторша никогда не смогла оторвать свою задницу от этого проклятого трона.

Мои ноздри раздуваются.

Если бы я так отчаянно не желала добраться до Котла, чтобы снять заклятие с Лора и освободить свою мать от чешуи, я бы превратила Данте в пень без рук и без ног, привязала бы его к коленям Мириам, и утопила их обоих в Филиасерпенс.

Ох, Мириам, какая же… ты… везучая… ведьма.

А точнее — коварная сука.

ГЛАВА 80

Данте — тот, что нахмурен — выпрямляется, на его виске пульсирует вена.

— Добро пожаловать в мир живых, мойя.

Опять это ненавистное слово…

— Фэллон?

Хриплый шепот Бронвен заставляет меня отвлечься от мерзавца, который украл столько дней моей жизни и ударов моего сердца.

Она сидит в деревянных санях, рядом с четырьмя другими санями, припаркованными в ледяном храме. Если бы не цепи, связывающие за спиной её руки, она могла бы сойти за пассажира, который ждёт возницу-фейри.

— Я здесь, Бронвен.

Мои челюсти так плотно сжаты, что слова звучат почти шепотом.

— Ты видишь Мириам?

Её белые глаза широко раскрыты и блестят, точно рог моей матери.

— Нет.

Я перемещаю взгляд влево и вправо. Не найдя нигде трон, я закатываю глаза так далеко, насколько это возможно, и оказываюсь вознаграждена, разглядев что-то золотое, покрытое кровью, и чьи-то каштановые волосы.

— Так значит… твоя тётя говорит на шаббианском, — произносит ухмыляющаяся версия Данте, переводя взгляд на сани.

Я тут же забываю про свою ярость, когда замечаю карий оттенок радужки его глаз. А если задуматься, то и интонация его голоса тоже другая. Неужели заклинание Мириам начало терять свою силу, или она специально не стала менять их голоса и цвет глаз? Несмотря на то, что я очень хочу забыть ту ночь, когда меня забрали в туннели, я точно помню, что солдат, которого Юстус превратил в нонну, обращался ко мне её голосом.