Под крылом Дракона (СИ) - Митра Нурт
— Мне жаль, что я создала тебе столько проблем, — покачав головой, я коротко изучила окружение на наличие лишних ушей. Марина догоняла нас, а Вика, думая, что её не замечают, грела уши совсем недалеко, прикрываясь стайкой каких-то младшеклассников. — Всё нормально.
— Нормально? Как после всего этого что-либо может быть нормальным? — глухо выдохнул Антон, не отставая от меня. — Я хочу знать, что произошло на самом деле! Где Михаил Сергеевич?
— Ты его больше не увидишь никогда, — проглатывая горечь, коротко отрезала я. — И никто его никогда больше не увидит.
— Он что… — глаза у парня стали испуганные, поэтому я торопливо стала уточнять в допустимых рамках.
— Живой и здоровый, но так далеко, что это и представить невозможно, — я вновь заторопилась на урок, игнорируя даже подругу — мне очень не хотелось, чтобы кто-либо заметил появляющиеся у меня на глазах слёзы.
Допрашивать что и как случилось моим близким друзьям быстро надоело, буквально через пару дней. Быт мало-помалу проникал в меня снова, но не заметить отчужденность, которая его теперь пронизывала, я не могла. Я изменилась, и не только внешне, приметив, как по-иному на меня начали посматривать даже учителя. Я стала внимательнее и усидчивее, изменилась моя манера речи и поведение, больше напоминая о Княгине, что блюла правила хорошего тона. Наблюдая сама за собой, я подмечала свой изменившийся почерк, ставший более округлым, и стиль одежды и прически. — Уже к четвергу я чувствовала себя в бешенстве от неуюта, если не носила длинного платья или юбки, скрашивая их вязаными безрукавками, а волосы не были заплетены хоть в мало-мальскую косу. Друзья остались, — мы всё так же гуляли компанией после занятий, шутили и много смеялись, но я среди сверстников надолго не задерживалась, спеша вернуться в квартиру сестры, чтобы под боком у неё посмотреть какую-нибудь глупую передачу по телевизору и снова завалиться спать.
Изменения тяготили из-за постоянных напоминаний, кем была та, что взрастила приобретенные мною привычки. Подъём физической и умственной активности сменился на упадок в тяжёлой тоске. Мысли мои сумел озвучить сам Антон, как-то заметив, что я стала намного тише и молчаливее, нежели совсем недавно.
Утро неизменно, раз за разом, начиналось с одного и того же — я просыпалась, чувствуя бетонную тяжесть какого-то неизвестного ужаса, и как мои губы шепчут заветное княжеское имя. Вскочив, как ошпаренная, я умывалась, на скорую руку завтракала, проверяла повязки, одевалась и уходила в школу. После перебранки с Викой почти все девчонки избавили меня от своего общества — что только радовало, однако, появилась новая небольшая загвоздка, ставшая настоящим бедствием первые дни, а потом скорее так, развлечением, заставляющим в больших количествах использовать салфетки. — Вскоре после моего красноречия на моем учебном месте стали появляться однотипные — со временем — проблески творчества каменного века. Пещерный человек, по крайней мере, отличался разнообразием и уникальным в своем роде искусством. Мой стул и парта же были скучны в этом плане. Нецензурщина стала обыденностью, да и «шл*ха» и «шал*ва», перестали быстро изумлять, как и мусор в рюкзаке или испачканная в раздевалке одежда. Что поражало, так это лёгкость, с которой художники сочинили истории обо мне и бывшем историке. Я бы не удивилась, что меня проклинают за спиной — весть, что я причастна к исчезновению красавчика-учителя, коснулась тех, кто хотя бы мало-мальски грезил о нём, так что косые взгляды девиц разной масти были оправданы. Благодаря «шпионажу» Марины я вскоре получила один из вариантов причины тихой ненависти окружающих — якобы мы с учителем уже давно встречались на стороне, а после того, как Антон нас «застукал», ему пришлось исчезнуть. Что же касается моих не слишком-то лестных оценок по предмету «моего любовника», так это всё нарочно делалось, чтобы никто и не подумал, что между нами что-то может быть. В общем, завистники и полоумные на выдумку не слишком-то тратили время и ресурсы мозга, у кого он только имелся.
Антон, насколько я видела со стороны, по-своему страдал из-за перемен во мне, но не настолько болезненно их переживал — его дух, по-молодому ветреный, быстро восстанавливался. Я часто наблюдала за его беспокойством, но сама не испытывала тревоги за него, как и спокойно относилась к тому, что наша и без того мелочная близость была обрублена на корне. Да и не скучала я по его прикосновениям и объятиям.
Не прошло и месяца, как я вернулась в дом родителей. Ситуация в школе не изменилась ни в одну сторону — меня медленно и верно выводили из равновесия, в то время как я старательно не реагировала на раздражитель, мало-помалу замечая причастных к выходкам школьниц. Не думаю, что мне стало бы в тягость выловить хулиганок по одной и припугнуть похлеще Вики, но я жалела этих бестолковых дурочек, потому, что они немного напоминали мне меня, продолжающую любить когда-то ненавистного Светлейшего. Вот только у них был шанс забыть всё и начать свою собственную историю, не зацикливаясь на школьной влюбленности в учителя.
Я снова привыкала к дому и родителям. Всё, что изменилось с тех пор, как я перестала жить с сестрой, — было начало дня. Любого, — будь то школьные будни или выходной день. Он начинался с того, что я видела свою комнату в Клыке, стоя в углу напротив двери. Помещение было мрачным из-за потухших свечей, но в нём чувствовалось чье-то присутствие, кто-то сонно копошился в другом конце комнаты, а я пыталась добраться до гостя. Каждый день на шаг, чувствуя, что с каждым разом мне становится только страшнее и страшнее.
Октябрь подходил к концу, когда в полумраке всё-таки показалась знакомая широкая спина. В призраке света вырисовался сине-чёрный кафтан и тёмные волосы, разметавшиеся по подушке-перине. Я смогла присесть рядом и даже коснуться любимого лица, как поняла, отчего мне становилось уже давно страшно — смуглая кожа была холодна, как лёд, и бледнее обычного. Рванув вперед, я потянула мужское плечо на себя, опрокидывая лежащего на спину, а через секунду я дрогнула в немом крике — глаза цвета стали немигающее смотрели в потолок.
«Он не дышал», — снова и снова напоминала я сама себе, сидя на уроках и безразлично относясь к проходящим занятиям — перед глазами постоянно стояло бледное лицо Маэрора. Я помнила каждую чёрточку Княжеского рисунка на его лице, изменившемся с тех самых пор, как я его видела последний раз — щёки впали, а под глазами появились тёмные тени, словно Светлейший мучился от переживания, до того, как…
Вытянул меня из омута крадущегося ужаса звонок мобильника. Стараниями Марины я стала его для галочки закидывать к рюкзак, хоть порой не вытаскивала его оттуда сутками, если не возникала необходимость разве
