Нэй: мой любимый Прародитель (СИ) - Анна Кривенко
ОНА… ВСЕ-ТАКИ ВЫБРАЛА НЕ МЕНЯ!
Конечно, не тебя! — замелькали злобные убийственные мысли. — Ты так и не смог доказать ей свое достоинство. Вместо этого ты снова и снова разочаровывал ее: показал свое темное нутро, ввязался в драку, оказался взломщиком чужих кабинетов и не объяснил причин своего поведения…. Она потеряла к тебе даже то доверие, которое ещё было. А ей нужен кто-то надежный. Такой, как Арман де Сантэ…
Я пошатнулся, закрыл глаза, не замечая скользящей по щеке слезы, а потом мир вокруг закрутился, усиливая головокружение и тошноту, и только когда я очутился на крыше, посреди оранжереи, понял, что наконец-то снова могу телепортироваться.
Вот только сейчас это уже не нужно.
Сейчас не нужно уже вообще ничего.
Потому что без Ангелики моя жизнь потеряла всякий смысл…
Меня больше не колотит: организм начал сам справляться со странными симптомами отравления. Но я не замечаю и этого тоже. Я присаживаюсь у стены и просто замираю, смотря в небо, отчетливо видимое сквозь прозрачную куполообразную крышу оранжереи.
Меня просто больше нет.
Я дышу, но даже это дыхание мне в тягость.
Боль в груди скручивается змеей — такая знакомая и уже даже позабытая. Такой боли я предостаточно натерпелся в своей прошлой жизни: ненависть отца-императора, гибель семьи, жуткое тошнотворное одиночество…
Но теперь мне кажется, что тогда боль была даже меньшей…
Ангелика…
КАК ЖЕ МНЕ ТЕПЕРЬ ЖИТЬ???
Кажется, я кричу.
Этот вопль слышен даже за пределами оранжереи, но мне абсолютно все равно.
Я закрываю уши руками и низко опускаю лицо.
Хочется телепортироваться просто в никуда. Навечно…
Тьма осторожно приподнимает свое лицо…
* * *
Оранжерея на крыше военного ведомства…
Руфина Шайло — племянница полковника де Сантэ — осторожно открыла стеклянную дверь оранжереи.
Ее сердце взволнованно колотилось, руки подрагивали, а на шее проступили красные пятна — признаки ее неудержимых эмоций.
Она уже долгое время жила одной безумной и недосягаемой мечтой — все-таки добиться взаимности от удивительного и загадочного парня по имени Нэй Мирт.
Он стал ее миром. Или кумиром.
Возможно, она слишком его идеализировала, но… Руфина действительно считала его идеалом.
Он был красив, как божество, и столь же недоступен. Девушка создала даже его собственный фан-клуб, который стал довольно-таки знаменит в кругах подростков и девушек чуть больше двадцати, но сам Нэй об этом, наверное, даже не догадывался. Конечно, он ведь там — на вершине этого мира: брат знаменитой на весь Ишир Ангелики Мирт и близкий друг самого́ зонненского принца Риана!
Руфина лично поймала их вместе несколько раз и запечатлела на фото. Потом эти фото она разглядывала каждый вечер перед сном, целуя изображение Нэя и разговаривая с ним, как с живым.
И вот на днях ее дядя Арман — тоже не последняя личность на Ишире — по секрету рассказал Руфине, что у них с Нэем может что-то получиться.
— Нэй очень привязан к сестре, — произнес он тогда, заговорщически подмигивая, — а еще безумно посвящен работе. Но я собираюсь… только не смотри на меня так… завести роман с Ангеликой Мирт! Да-да! Именно так! Нэй может почувствовать себя одиноким, а ты… ты должна в этот момент оказаться рядом. Утешить, показать себя… ну, как там вы, девушки, это умеете… так что… бери быка за рога, Руфиночка! Это твой шанс!!!
Девушка не чувствовала земли под своими ногами от счастья. У нее есть шанс! Если дядя Арман так говорит, значит, это правда!
Последние несколько дней Руфина постоянно крутилась рядом с общежитием, где проживал Нэй. И не зря! Она увидела, как он выскочил сперва на лестницу, потом рванул на пару этажей ниже, но… вскоре она его все же потеряла.
Однако ей пришла мысль, что он может быть в оранжерее — его излюбленном месте отдыха. И Руфина поспешила туда.
Дядя сказал, что сегодня намерен признаться в своих чувствах Ангелике. Он как раз должен быть с ней. Возможно, тот самый момент для нее и Нэя настал прямо сейчас!
В оранжерее оказалось на удивление пусто. Медленно и бесшумно двигаясь между рядами растений, Руфина начала чувствовать некоторое разочарование: неужели чутье подвело ее, и Нэя здесь нет?
Однако, свернув в очередном повороте зеленого лабиринта, девушка наконец-то увидела его.
Он сидел на полу у дальней стены, но выглядел безумно подавленным. Вся его поза выражала боль и жгучее страдание, и Руфина ощутила, как ее сердце начинает горестно сжиматься. Длинная светлая коса небрежно свисала вдоль тела, лицо было бледном, глаза закрыты, а переносицу прорезала морщина боли…
Руфина долгое время не решалась сдвинуться с места, как вдруг Нэй вздрогнул, неистово сжал кулаки, и… закричал.
Почти взвыл, как раненое животное, чем ужасно девушку напугал, а потом обессиленно опустил голову на грудь, а руки его повисли, словно безжизненные плети.
Глаза Руфины начали наполняться слезами.
Она бросилась вперед, наплевав на страх и благоразумие, и совершенно бесцеремонно упала на колени около парня, боясь притронуться к нему.
— Нэй… — прошептала она. — Что с тобой???
Он не ответил. Даже головы не поднял. Словно каменный. Или… мертвый.
Руфина испугалась и в безумном порыве прижалась к нему, словно пытаясь услышать стук его сердца.
Услышала.
Сердце стучало.
Но Нэй никак не отреагировал на ее бесцеремонные объятья.
— Нэй! Нэй! Что с тобой!!! Ответь!!! — слезы ручьями побежали по лицу девушки, но ее кумир, казалось, ничего не замечал.
И вдруг она остро почувствовала чужое присутствие. Вздрогнула и резко обернулась, продолжая прижиматься к любимому плечу.
Прямо перед ними стояла… Ангелика Мирт.
Она тяжело дышала, словно добралась сюда буквально бегом, но лицо ее было необычайно бледным и осунувшимся.
Капитан переводила взгляд с Нэя на Руфину и обратно, но ничего так и не смогла произнести. Совершенно ничего.
Похоже, она уже готова была развернуться и уйти, как вдруг Нэй наконец-то вздрогнул и поднял на нее глаза…
Глава 63. Ледяной звон…
Ангелика Мирт
Всё было волшебно, восхитительно, как вдруг…
Вопль! Он пронесся не в моих ушах, но в сердце.
Вопль боли, отчаяния, обиды…
И я вздрогнула.
В груди всё мгновенно запекло, голова закружилась, а к горлу подступила тошнота.
Я отшатнулась и попыталась выскользнуть из крепких объятий, но чужие руки меня не отпустили.
— Ну куда же ты, моя
