Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

На Дианиных губах осталась облекающая сладость кроваво-алого яблока; пряная коричная нотка сообщилась его губам, дыханию, языку. Поцелуй вызывает чувство тревоги, заставляет ощутить себя в западне; его руки, даже не прикасаясь к ней, — словно запертая клетка. Не страх, но волнение, острое, обессиливающее. Диана не сразу разбирается, в чём причина. Все их прежние поцелуи были точно краденые; в них они не отдавали себе отчёта, как невозможно требовать рассудительности и умеренности от человека, захваченного подводным течением и из последних сил вырвавшегося на поверхность, чтобы пить воздух алчными глотками. Теперь в действиях Демиана было спокойное право и уверенная неспешность. Он склонился над ней, поначалу легко касаясь уголков рта и лука Венеры — в иных обстоятельствах Диана посчитала бы эту ласку почти что целомудренной, но не теперь. Теперь эти невесомые поцелуи были дразнящими, вызывающими тревожное ожидание, и её губы, подчиняясь мягкому призыву, размыкаются, как раскрывается согретый теплом цветок мака.

Разносятся ритмичные удары — аккурат по смежной улице чеканили шаг подкованные сапоги стражи: праздник не повод забывать о порядке.

Диана с неловкостью смеётся вполголоса; придать себе вид невозмутимости оказывается неожиданно сложно.

Прознали бы в высшем свете, что беглая герцогиня и сам господин Магистр играют с миром в прятки по укромным закоулкам — подумать только, что за пикантная сплетня вышла бы из этого! Ситуация, которую Диане хотелось бы представить, как забавный анекдот, напротив, воздействовала будоражаще.

— Надеюсь, бравые блюстители порядка промаршируют мимо. Иначе придётся отвечать за недостойное поведение.

— Мы знакомы с капитаном стражи, — ответил Демиан с таким спокойствием, что оставалось лишь позавидовать его способностям. Он отстранился, и Диана, отодвинувшись от стены, без особой нужды принялась разглаживать юбки, хоть в этом действии более нуждались её руки, нежели вовсе не помятый наряд. — Кроме того, — прибавил насмешливо, — нет ничего недостойного в том, чтобы мужу поцеловать свою жену.

Пройдя несколько шагов до пересечения с патрулируемой улицей, он окликнул стражу. Диана не слышала, какими фразами Демиан перекинулся со старшим из отряда, но не более чем пять минут спустя они вдвоём подходили к подъехавшему закрытому экипажу. Откинув занавеску, Диана рассеянно смотрела на проплывающий за окном город.

Путешествие не продлилось долго. Карета пересекла несколько тихих, неплотно застроенных богатыми домами улиц, и остановилась у очередного, кажется, трёхэтажного особняка, помеченного неразличимым в опускающейся темноте гербом. Глухие ворота служили надёжной преградой для любопытных взглядов и не только. Далеко не каждый обеспеченный горожанин имел возможность обнести своё жилище стеной. Особняк выглядел ухоженным, но необжитым. Впрочем, где-то в глубине горел свет, его аура приветливо мерцала.

— Чей это дом?

— Нашего дорогого брата, — ответил Демиан, спрыгивая и протягивая к Диане руки. — Маркиз любезно предоставил нам его на неоговоренный срок. — Диана соскользнула в его объятия, ожидая, что Демиан поможет ей сойти на землю, но карета медленно тронулась, а он не отпускал. — За что ему честь и хвала.

— Честь и хвала, — эхом повторила Диана. Руки, которые она опустила на плечи Демиану, когда он принимал её в объятия, неловко замерли, прежде чем она обняла его за шею.

— Прислуга живёт во флигеле. Когда вам понадобится...

— О нет, не нужно слуг! — не дослушивая, отвергла Диана. Демиан молча улыбнулся, плечом отворяя ворота.

Видимые со двора стены заплело частой сетью плюща; понизу тянулся дикий виноград, его плети ещё красовались багряными листьями.

Обстановка нижних этажей терялась в густой уже тени, освещённой была одна широкая лестница. И только свечи свидетельствовали о наличии здесь слуг, которые расставляли их, сменяли нагар с фитилей, заменяли прогоревшие на новые. Это единственное напоминало о стороннем присутствии: дом был восхитительно пуст.

То, что её несут на руках, смущало больше, чем Диана хотела показать.

— Нужно же соблюсти хоть одну церемонию. — Демиан негромко засмеялся; в его веселье пряталась горчинка.

— Трей и Ниери нарушили с дюжину! — беспечно возразила Диана.

— Эту не нарушали.

— Да, потому что Ниери ноги не держали. А я, хвала Выси, в состоянии идти сама.

Будто в отместку Демиан легонько подкинул её, отчего Диана, ахнув, прижалась к нему крепче.

— Смеете перечить мужу, сударыня?

— Если бы знала, какой вы, сударь, деспот, нипочём не дала бы вам обета... Хотя! Ведь я и не клялась.

— Ну!.. — поддразнил он, — поздно сожалеть, назад уже не отыграешь.

Под аккомпанемент этой пикировки, тщательно выдержанной в шутливом тоне, они поднялись на верхний этаж. Здесь была приотворена дверь, в последнюю, за рядом одинаковых закрытых дверей, комнату. Внутри зажжены были свечи в единственном канделябре на три рожка, и те почти уже прогорели. Сладковато веяло расплавленным воском и дымом, сквозь этот первый запах угадывался аромат лаванды — верная примета того, что горничная постелила свежую постель. На край этой самой высокой постели Демиан её и опустил.

Растопленный невидимой заботливой рукой камин уже догорал, но прежде отдал достаточно тепла. Диана механически расстегнула плащ, повела плечами, высвобождая руки из прорезей. К богатой ткани покрывала приятно было прикасаться; сумрак крал цвета, кажется, оно багряное. Диана успокаивающе погладила кровавый бархат. В подобной обстановке они вдвоём встречались не единожды, но всегда — иначе. Келья Магистра, куда Диана приходила, сама в полусне, среди ночи, чтобы заставить смолкнуть голос`а проклятия и подарить пару часов забвения. Её собственные роскошные покои в Телларионе, где Демиан остался всего однажды, подчинившись её желанию узнать истину.

Какой была постель в тот, самый первый раз, когда отрава проступала под его кожей чёрными лозами, в ночь, что была длиннее жизни?

Диана сжала губы, замыкая воспоминания.

Приглушённо расстоянием, но определённо в городской черте часто затрещало; громыхнуло, захлопало, обрастая эхом.

Прорыв? Нападение? Диверсия?

— Светлая Высь! Что это?..

Демиан с улыбкой отошёл к окну, откинул портьеру. Небо расцветало огнями. Над Хетанью точно распускались букеты из астр: золотые, багряные, лиловые. Диана рассмеялась с запоздавшим облегчением.

Мир вокруг Демиана менял цвета и оттенки, словно галактики зажигались в бесконечной тьме Вселенной; и хоть огни эти были творением рук человеческих, наваждение минуты преображало их в самое прекрасное волшебство пронизанного магией Предела. Словно в растерянности, Диана позвала его по имени.

Он шагнул навстречу.

К счастью, он не стал спрашивать уверена ли она, не сказал "Если попросишь уйти, я уйду", или нечто подобное, словно призванное добавить неловкости. Он не хотел уходить.

Она бы и не отпустила.

Он опустился рядом, окутал объятиями. Снял-таки венок — чудо, что тот остался с нею, после всех танцев без удержу, после пряток по тенистым углам... Бережно снял, как драгоценный венец, и волосы расплёл, вынул сдерживающие косы шпильки, неощутимо, осторожно, как не всякая камеристка. И косы распустил, а волосы от кос вьются больше обычного, и длинные, длинные... выходит, не напрасно берегла, будет кому любоваться. Он и любовался, перебирал пряди, как гребнем, и Диана потянулась ответно к чёрной шёлковой ленте, и та соскользнула, стоило задеть ослабший узел. Смоляные пряди качнулись, почти доставая Демиану до плеч, и на ощупь, как на вид — гладкие, густые, точно вороново оперенье, в горсть не захватить, странно, как ещё лента держит. И гладить приятно.

Прошептав беззвучно, Демиан склонился ближе; дыхание путалось в волосах, и не сразу Диана поняла, что сбивчивое это дыхание принадлежит не ей одной. Их вдох и выдох сливались воедино.

Вот уж не думала — да и случая не выпадало узнать, — что у мужчин с одеждой мороки ничуть не меньше. И непривычное к тому же всё, и застёжки тугие такие, что пальцы соскальзывают. Или не от того соскальзывают, а оттого что прикосновение поцелуев чередуется с прикосновением дыхания, и не знаешь, от чего выше взвивается жар внутри. Всё, что годами нагнеталось и тлело... светлая Высь...