Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ) - Анни Кос
— Доброй ночи, милорд.
— Попросить провести вас?
— Благодарю. Нет.
***
Улица встретила его сыростью и холодом, от которых на мгновение закружилась голова. Дождь уже закончился, ощущение морозной чистоты приятно будоражило сознание. Штрогге опустил капюшон и размеренно зашагал прочь. Без повозки отсюда до его дома на окраине было не менее часа бодрой ходьбы, но Макса это устраивало. После общения с канцлером хотелось проветрить голову, но после разговора с амаритом — о, было бы неплохо помыться целиком.
Ночная темнота мягко прильнула к открытой коже лица и рук, лаская, словно опытная любовница. Звуки шагов по мокрому снегу вязли в стылой тишине, почти не создавая эха. Окна домов были темны, ставни закрыты, свет нечастых уличных фонарей лениво мешался с бледным отблеском молодой луны, проглядывавшей среди рваных облачных клочьев и фигурных флюгеров остроконечных городских крыш. Макс шумно вдохнул, чувствуя, как жуткое напряжение минувшего дня постепенно отступает, оставляя в разуме только холодные факты: свадьба, бумаги на целое состояние, предложение короля. Клеймо. Свобода.
Мда.
Есть повод торжествовать, как верно заметил Глосси. Вот только стоит ли? Удача — капризная тварь, изворотливая и скользкая, как змея, не зря жрецы называют её одной из дочерей Фазура, прародителя всех демонов, населяющих свободный мир.
В том, что идея использовать Сюзанну, как племенную кобылу, пришла королю не сегодня, Штрогге не сомневался. То, что при этом ему позволили взять её в жены, могло означать целый десяток различных вещей: от того, что король действительно доверял своему главному палачу, до того, что при дворе пытаются разыграть очередную скрытую шахматную партию со ставкой в его жизнь. Жизнь последнего линаара королевства.
Макс криво улыбнулся собственным мыслям: это неплохо, совсем неплохо. В отличие от надушенных и изнеженных аристократов он хорошо понимал, во что ввязывается и чем это ему грозит. И в деталях мог описать наиболее вероятные исходы, вплоть до того, в каком порядке ему будут ломать конечности или выжигать внутренние органы, если всё пойдет «не так». Он знал это наверняка. Более того — видел и совершал подобное десятки раз. Он был готов.
В отличие от своих противников.
Ему некуда отступать, да и терять особо нечего, а значит, он гораздо менее уязвим, чем все они — слабые, жадные, окрыленные надеждами — вместе взятые.
Шорох тени за спиной вырвал его из невеселых мыслей слишком поздно. Макс рефлекторно пригнулся, уходя в сторону от косого удара сверху вниз. В скупом ночном свете тускло сверкнула отточенная сталь. Будто из ниоткуда, из самой первозданной темноты на мостовую вывалилось трое. Все в темном, с закрытыми лицами, хорошо вооружены.
За ним следили. И точно не ради того, чтобы выпросить серебрушку.
Идиот.
Макс резким выпадом отбросил руку второго нападающего и оглянулся. Переулок был пуст: ни патрулей, ни прохожих, даже фонарь, тускло горевший еще минуту назад, оказался аккуратно прикрыт плотной мешковиной.
Больше заметить он не успел. Третий нападающий сумел дотянуться до его рукава и дёрнул на себя. Макс поскользнулся, теряя равновесие. Жесточайший удар в солнечное сплетение сбил его с ног и заставил упасть в лужу под стеной дома. Ледяная вода отрезвила, в мозгу вспышкой разлилась холодная ярость, выпускающая на свободу магию. Он вцепился в голень замешкавшегося человека и выстрелил силу вверх.
Она хлынула стремительно и прицельно, пройдя немного выше скулы нападающего. Позвоночник Макса пронзила знакомая огненная волна: отголоски чужих мыслей и ощущений обрушились на сознание гранитной плитой, собственное тело отреагировало соответственно. Будь у него хоть несколько минут в запасе, можно было бы отдышаться, переворошить чужие воспоминания и понять, кто эти люди и кто их послал. Увы, такой возможности у Макса не было. Короткий приказ — и чужое сознание затопила боль, иллюзорная по факту, но очень реальная по ощущениям. Такая, от которой лопаются сосуды и останавливается сердце.
Человек взвыл и рухнул на землю, сотрясаемый конвульсиями. Крик оборвался, сменившись хрипом, тело выгнулось, в распахнутых глазах разлилась знакомая черная пелена. Хорошо, минус один, осталось еще двое.
В темноте что-то блеснуло, раздался омерзительный мокрый звук — и в груди Макса огнем взорвалась боль. Кто-то подхватил его за воротник, вздернул на ноги, прислонив спиной к стене, вырвал из его тела кинжал длиной не менее двух ладоней. А потом с силой всадил его повторно, чуть выше и правее первой раны.
— Старый друг передает пламенный привет и желает почтенному мэтру сдыхать как можно дольше, — глухо ударил в лицо чужой шепот.
Затем его отпустили.
Ноги подкосились, он рухнул на землю, едва не потеряв сознание от удара. Горячая, совершенно черная в ночи кровь хлынула на прижатые к ранам пальцы, булыжники мостовой и чужие сапоги.
Незнакомцы подхватили тело упавшего подельника и отступили, их силуэты слились с мраком ночи. Изображение перед глазами Макса поплыло и исказилось, мир бешено качнулся, а потом на голову рухнула пахнущая железом и солью тьма.
Глава 5. Сюзанна
— Руди, проказник, прекрати, — я сонно махнула рукой, убирая от лица пушистый кошачий хвост. — Знаешь же, что я этого не люблю.
Однако пальцы не встретили ни мягкого кошачьего тела, ни острых коготков. Я распахнула глаза, недоуменно рассматривая свисающую с опоры балдахина тяжелую шелковую кисть, поддерживающую полог. Она-то и щекотала меня сквозь сон.
— Ох, Руди, — тихо выдохнула я, возвращаясь из сна в реальность, в которой не было места ни знакомой с детства комнате загородного особняка, ни рыжему коту отца, проказнику и любимцу всей семьи.
Косые солнечные лучи падали густыми золотистыми снопами на покрывало и маленький пушистый коврик у кровати, прикрывающий темно-коричневое деревянное покрытие пола. На узкий столик в углу, заставленный коробками и шкатулками самых разных размеров и форм, серебряное зеркало в резной раме и мягкое кресло перед ним.
Не на нутро тюремной камеры, благодарение всем богам.
Игнорируя ноющие мышцы, я откинула одеяло в сторону и опустила ноги на пол. Ступни тут же утонули в мягком ворсе, и я вздрогнула. Оказывается, за полгода можно отвыкнуть не только от чувства безопасности, но и от обычных ощущений.
Ладонь скользнула по шершавой, идеально белой ткани простыни. Собственная кожа, отмытая от вечной грязи подземелья, казалась слегка прозрачной. Я одернула скомкавшуюся рубашку и в несколько осторожных шагов подошла к зеркалу.
Что ж, могло быть и хуже.
Ткань болталась на худых до немощности плечах, как на деревянной вешалке. Некогда роскошные золотые локоны
