Развод по-драконьи - Екатерина Белова
— А ты чистенькая, мягкая, — вдруг задумчиво сказал солдат.
Он так резко остановил лошадь, что та поднялась на дыбы, а повозка завалилась на бок. С козел я практически упала, словно сквозь вату слыша женский визг откуда-то из повозки. Он же сказал, что везет товар… Или это он женщин товаром назвал?
Я свалилась на четвереньки куда-то в сухую комковатую землю, сквозь которую пробивались редкие пучки травы. Теперь-то понятно, почему тут ничего не растет, драконы все выжгли, отбивая перевертышей.
— Куда ж ты, милая? По-доброму ж предлагаю, а то на базе-то тебя сразу попортят, а я мужик добрый, ласковый, зазря не бью…
Повозка завалилась на бок, но визг стих, и худосочную дверцу можно было выбить просто слабо навалившись, но, если внутри и был кто, помогать он мне не захотел. Выходит, поторопилась я с прогнозами, не дожить мне до вечера.
Мужик тяжело спрыгнул вслед за мной, взгляд у него был дурной, да и улыбка тоже. Пошатываясь, я поднялась и приняла боевую стойку, магии у меня нет, но так и он простой вей.
— Не подходи! — отпрыгнула, чувствуя сквозь тонкую подошву туфель неровную землю. — Я попала в Ленхард по ошибке, когда меня хватятся, тебе выплатят награду, солдат. У меня… у меня высокое положение в Вальтарте.
Вместо ответа солдат ударил меня ладонью в грудь, и я только что на метр не отлетела, дыхание вышибло. Я кулем повалилась на землю, жадно глотая горячий воздух.
— Все вы разъезжаете такие чистенькие, в бархате, а мы жрем раз в сутки, ни тебе чистой воды, ни тебе крыши над головой, боеприпасы и те задерживают. От перевертышей голыми руками отбиваемся.
Солдат навис сверху, больно вдавив меня в землю.
— Мне имперский военный совет наобещал за службу откупные матери слать, а где они? А? Ни медяка мать не получила, а меня здесь держат, как пса на цепи, и твоя награда мне вот до сюда.
Солдат рубанул себя по горлу ладонью. Это был самый отвратительный момент для вопроса, но я не удержалась:
— А ты жалобу составлял?
— Я, баба, сотни жалоб составил. Думал, коли денег нет, так хоть сам отсюда выберусь, ан нет, высекли меня, как ворюгу, да обратно отправили. Сказали, что жалоба моя дойдет куда надо, и все без меня порешают.
Он тряхнул меня с такой ненавистью, что у меня зубы клацнули. Я ухватилась за его руки, пытаясь ослабить хватку и уточнила:
— Быть того не может. В Ленхарде семь пунктов связи, поскольку он расположен в красной зоне. Абсолютно все донесения из Ленхарда находятся в приоритете, даже если это жалоба на подогревшую овсянку.
— В чем находятся? В прио… в приоритете?
Мужик отпустил меня и уставился, как на алую драконицу. А алых дракониц, чтоб вы знали, не существует, поскольку это цвет матери всех драконов, божий цвет.
— Их рассматривают в первую очередь, — объяснила терпеливо. — Люди, состоящие в столичном пункте приема все, поголовно, дали рабочую клятву Его Высочеству Теофасу, который лично контролирует военную зону Ленхарда. Они не могут не принять вашу жалобу и не дать вам ответ в течение недели.
— Тварь он редкая, этот ваш Его Высочество, — мужик с ненавистью сплюнул.
— Не могу не согласиться, — ответила с чувством. — Но свою работу он делает хорошо, уж поверь мне. Он лично был в Ленхарде трижды.
Рожа у мужика налилась багрянцем, но я, привыкшая замечать полезные мелочи, видела, как нервно его узловатые пальцы теребят военную куртку. Он не считал меня особо полезной, но хотя бы был готов меня выслушать.
Отключившись от очередного нарастающего грохота, я полностью сосредоточилась на солдате. Я вела переговоры с аристократами противоборствующих группировок, имперской тюрьмой и следственным отделом, с вояками и простыми веями, ко мне тек бесконечный ручей претензий и жалоб, до которых не было дела следственным отделам столицы. И я хорошо делала свою работу.
Сейчас моей работой стал этот солдат.
— Расскажи, как именно ты составлял жалобу, все мелочи, какие вспомнишь.
— Цвет бумаги припомнить, что ль?
Мужик угрюмо усмехнулся, но я совершенно серьезно ответила:
— Нет, цвет бумаги не имеет значения. Значение имеют форма, подписи и оттиск.
— Дак, я покуда в селе своем жил, составлял пару раз документики, так что правила знаю. Верно я все составил, украли просто мои денежки.
— Возможно, что и украли, но пока это означает только то, что твоя жалоба даже не была зарегистрирована.
Не впервые сталкиваюсь с неверием в правосудие. Хорошо бы увидеть, что этот солдатик накатал в жалобе, и почему та обошла рабочую клятву. Ужас перед насилием у меня немного утих, так что я осторожно сменила позу, приподнимаясь и стараясь не совершать резких движений. Огляделась в поисках удобного пригорка, который вроде бы видела при падении, там можно было бы расположиться с относительным комфортом. Увидела и замерла.
Пригорок-то я нашла, но на нем уже сидел широкоплечий пепельноволосый тип с глазами песчаной змеи-убийцы. Поняв, что я его заметила он жестко усмехнулся:
— Продолжай, вея, а я посижу, послушаю. Уж больно интересные ты вещи рассказываешь.
В такую ситуациию я еще не попадала.
Обычно отчитывались как раз мне, а теперь отчет с меня требует какой-то жуткий тип. В любой другой раз я бы взбунтовалась, но у этого парня был веский аргумент. Взгляд у него был такой, что желудок слипся в полосочку.
— Имя, возраст, статья. Говори мне, дева, и не вздумай соврать.
Положение было унизительное, но и из него я собиралась извлечь максимум пользы. Кто знает, может и доживу я до ночи. Назло тебе, Теофас, любовь моя.
Плавно перетекла в позу народов Сиби, которые не чурались сидеть на коленях, обложившись шелковыми подушками. Расправила платье и поправила надорванный ворот.
— Эль Фана, вея, двадцать лет, осуждена по 27 статье военного времени, пункт второй, четверная поправка.
Имя я безбожно сократила, фамилию позаимствовала у одной памятной вейры. А вот со статьей… надеюсь не прогадала. В Ленхард ссылали преступниц только по особо тяжелым статьям. Убийство, нападение на аристократа, сговор с целью причинения вреда, мошенничество в особо крупных размерах, участие в банде.
