Цветочек. Маска треснула. Том 2 - Екатерина Гичко
– Была бы умной, сперва узнала бы, кто я такая. При дворе о моём происхождении любят судачить. И зная это, ты бы сразу поняла, что виконтессе Фанлекс и будущей графине Аррекс простят что угодно и спишут на эксцентричность натуры, – Дейна пригладила кружева на груди женщины. – Даже если я расторгну помолвку с наагалеем после всего, что между нами было, мне простят.
– Ты… – начала было Марила, но осеклась, уставившись на зашевелившуюся грудь Дейны. Меж распущенных завязок высунулась змеиная голова, и у женщины волосы зашевелились от ужаса. Но только она распахнула рот для крика, как почувствовала, что вокруг щиколотки кто-то обвивается. И с визгом вскочила, отпрыгивая от скамейки и отшвыривая в сторону зонт.
– Позвольте спросить, госпожа, что вам нужно от моей невесты? – мрачный Ссадаши, облачённый лишь в исподнюю рубашку, отпустил ногу верещащей женщины и теперь нетерпеливо постукивал хвостом по земле. – Я, знаете ли, жутко ревнив.
Рядом с наагалеем стояли Оршош и такой довольный Шем, что Дейна сразу поняла: если господин и не слышал весь разговор, охранник услужливо пересказал каждое слово.
– Дейна, – строгий взгляд вперился в хранительницу, – я просил выйти ненадолго, а не уходить совсем. И что это за речи о разрыве помолвки? – красные глаза угрожающе прищурились.
– Это к слову, – с неохотой отозвалась Дейна.
Задыхающаяся от испуга Марила уставилась на них широко распахнутыми глазами.
– Иди за мной, – велел раздосадованный «жених» и, дождавшись, когда «невеста» поднимется на лестницу, пополз следом.
Шем немного приотстал от них и задержался на пролёте у вазона с пышно разросшимися львиными головами. Дрожащая от ярости Марила наступала на зажавшуюся служанку и, казалось, была готова отхлестать её по щекам. Останавливали её только гуляющие: женщина явно не хотела прослыть истеричкой.
– Аррекс?! Аррекс?!! Почему я не знала об этом с самого начала?! Ты наплела мне, что она просто воительница!
– Но мне так сказали, госпожа, – служанка почти плакала.
Шем заинтригованно приподнял брови.
Похоже, о Дейне начинают говорить так же, как и о наагалее: не всё и не всем.
– Дейна, если ты постоянно будешь говорить о разрыве помолвки, нам перестанут верить, – плохое настроение господина волшебным образом развеялось ещё на лестнице, и укор произнесли с весёлым блеском в глазах.
– Вам и так не верят, – зато плохое настроение Дейны перешло на новый уровень, и удержать язык за зубами не удалось.
– И всё…
Ссадаши осёкся. В коридоре гостевого крыла нарастал шум: звучали холодный взбешённый голос Делилониса и недовольный, но всё же миролюбиво рокочущий бас Вааша.
– …весь парк прочесал, город и без тебя осмотрят…
– Я сам его найду и насажу на кол!
Подобные угрозы услышать из уст Дела можно было нечасто, и заинтригованный Ссадаши пополз к его покоям.
Двери в гостиную были распахнуты настежь, дверь в спальню тоже приоткрыта, и из-за неё доносились голоса друзей.
– Тук-тук, – известил о своём прибытии Ссадаши, проползая внутрь.
В спальне царил кавардак, что для Дела тоже было нехарактерно. Эта белая змея обожала порядок. Огромное одеяло было смято и скомкано так, будто под ним кто-то свернулся, перина лежала кривовато и местами была подрана. Сам Делилонис стоял посреди комнаты полностью собранный и выползти ему мешал только стоящий на пути Вааш. Оба нага с раздражением уставились на Ссадаши, а Дел вдруг ткнул в него пальцем и обличительно заявил:
– Ты знал! Знал и потворствовал ей!
– Ты о чём? – Ссадаши заинтриговался ещё больше. – И кого ты хочешь посадить на кол? Меня?
– Да ты тут при чём? – отмахнулся Вааш. – Того рыжего пройдоху, который тебя пристрелить пытался.
Ссадаши ни на миг не заподозрил, что рвение Дела вызвано желанием отомстить за него, дорогого друга.
– Что он сделал? – хвост резко дёрнулся из стороны в сторону.
– Не надо делать вид, что не знаешь! – белый хвост Дела разъярённо свивался в кольца.
– Да он спал весь день и всю ночь, – пытался достучаться до разума друга Вааш. – Черви ему ещё не донесли, я запретил беспокоить.
Дейна не понимала, о чём говорят наги, но непривычно нервный наагариш её насторожил, и она поспешила приблизиться к наагалею. Но запуталась в трёх извивающихся конечностях и рухнула на зелёный хвост господина Вааша.
– Ой, прости, – вскинулся тот и хвостом же помог ей подняться.
Ссадаши тоже решил помочь, но не успел толком оторвать хвост от пола и невольно подставил Дейне подножку, из-за чего женщина рухнула лицом вниз уже на постель наагариша. Ссадаши прыснул от смеха и скосил ехидные глаза на Дела.
– Если не скажешь, что произошло, я напишу Амарлише, что в твоей постели была другая женщина.
И Вааш, и Дел посмотрели на него как на идиота. И тот же миг одеяло зашевелилось, поползло вниз, и высунувшаяся Амарлиша с заинтересованной улыбкой уставилась на женщину в постели своего мужа. Дейна изумлённо распахнула рот.
Улыбка тут же стекла с лица Ссадаши, глаза поражённо распахнулись, и на некоторое время наг остолбенел. А затем его лицо исказила такая искренняя ярость, что он мгновенно оправдался в глазах Дела.
– Что ты здесь делаешь?!!
– Божечки, как прекрасен мир! Какой замечательный город!
Рыжая как костёр девушка шагала по главной улице Дардана и, прижимая к груди белый горшок с голубыми узорами, восторженно осматривалась и восхищалась самыми простыми вещами. Особенно её радовали люди, их живые лица, и она с такой радостью улыбалась всем встречным, что от неё шарахались.
– Вы ни за что не пожалеете, что отпустили меня, – в сотый раз заверила она неведомо кого и чмокнула растущий в горшке ссадишей в белоснежную головку.
У цветка, казалось, от многочисленных ласк подрагивали стебель и листья, а длинные лепестки развевались, нежно оплетая шею девушки, хотя ветер уже улёгся.
И девушка, и цветок привлекали многочисленные взгляды. Девушка выделялась своей яркой шевелюрой и богато расшитым походным мешком, никак не подходящим к простому коричневому платью. А великолепный ссадишей светился белизной, длинные лепестки опускались ниже донышка горшка, а тычинки словно белый бархат обтягивал.
– А воздух-то какой! – рыжая с наслаждением втянула не самый ароматный уличный запах и расплылась в улыбке.
После почти шестимесячного заточения, когда она не видела никого, кроме Духа, и ничего, кроме собственного дома
