Муданжские зарисовки - Юлия Борисовна Жукова
Исар хрюкнул, теперь уже не из-за кресла, а с усмешкой.
— И-и, Хотон-хон! Про эти ваши Этуть-скелеты вы ему долго будете объяснять, а я уже про мебельные ручки договорился.
— Это мы ещё посмотрим, кто кого, — подмигнула Хотон-хон и уволокла несчастного кузнеца в своё логово.
Адаптация
— За Хотон-хон! — в очередной раз поднял тост молодой купец.
Олог послушно поднял пиалу, благо ему в случае чего было идти до соседнего домика.
С тех пор, как он провалился в зияние в конце весны, уже прошли и лето, и осень, и за это время жизнь у него более-менее наладилась. Да какое там более-менее… Деньги ему все перечислили, он каждый месяц получал из банка выписку со всеми цифрами, и они не убывали, а прибывали. Современного языка он нахватался достаточно, чтобы не чувствовать себя ущербным. У него был свой дом. Дедок, присматривающий за домом, провёл ему целое обучение — как пользоваться монорельсом и телефоном, с какими проблемами в какие службы обращаться, как изменились деньги и как относиться ко всяким нелюдям, живущим в столице.
Вскоре после этого Олог смог арендовать себе кузницу, а к концу осени — и купить. Ахмад-хон лично поручился перед ним за своего друга-мебельщика, и они быстренько заключили эксклюзивный контракт на фурнитуру, а Хотон-хон и её работников он регулярно консультировал по созданию искусственных костей. Но даже при этом у Олога оставалось время поделать на продажу всякий инструмент, и вот купец, с которым он договорился о сбыте, сейчас сидел рядом.
Олог не любил пускать к себе чужих людей, да и вообще никого, а вот его сосед — путешественник, похожий на горца, радовался любому гостю, поэтому на праздники все собирались у него и его жены, чёрной, как демоница. Она первее всех поднимала пиалу за Хотон-хон, правда, пила только воду, соблюдая наказ суровой целительницы. Олог и сам поелозил, устраиваясь в кресле так, чтобы спина была в тепле, но боли его не беспокоили уже давно. Грозная инопланетянка, жена нынешнего Императора, могла быть сколько угодно странной, но дело своё знала, и Олог с удовольствием в третий раз опорожнил свою пиалу фруктового вина.
— Что мы всё за Хотон-хон? — спросил крылатый путешественник из третьего дома. Он уже выучил язык, но говорил с каким-то птичьим акцентом. — Надо за Ахмад-хона тоже, и за Старейшин…
— Так у неё сегодня день рождения! — радостно объявил купец.
Олог нахмурился. Он совершенно точно помнил, что день рождения Хотон-хон праздновали в начале лета, тогда ещё все деревья по городу украшали огоньками. Сейчас, правда, тоже, но Олог думал, что это просто зимняя подсветка — при новом Императоре на освещении улиц не экономили.
— Был же уже, — удивился не-горец. — День рождения только раз в году бывает, разве нет?
— Так Хотон-хон с другой планеты, — пояснил купец. — Там год короче. Поэтому мы её два раза в год празднуем!
— Во-от оно что, — покивал крылатый. — Да, на моей планете год тоже короче.
Некоторое время разговор вился вокруг причуд небесных тел и скорости их вращения — темы, в которой Олог ни шиша не понимал, да и о которой, сам будучи с Муданга, не беспокоился. Потом купец что-то рассказывал о том, какие новые традиции сложились на этот праздник среди муданжских женщин, но Олог уже не очень слушал, захмелев после третьей пиалы. Конечно, до дома два шага, но надо бы развеяться, а то с утра будет паршиво… Да и душновато уже стало у соседа в гостиной, где столько народа засели прятаться от зимы.
— Пойду пройдусь, — сказал Олог, ставя пиалу.
— Мы ж только сели! — удивился купец.
— Ну, я, может, попозже ещё зайду, — пробубнил Олог. Он не любил большие шумные компании. То есть такие, в которых было больше двух человек, и они не молчали всю встречу.
Запахнув новую шубу и намотав какой-то неприлично мягкий шарф — подарок от мебельщика, — Олог вышел на улицу и похрустел по свежему снегу в сторону центра. Не то чтобы он очень хотел именно в центр, но их домики вклинились у самого подножия горы, и на склон в этом месте тропы не было, да и лазать по горам зимним вечером Ологу не очень импонировало.
Чем ближе к сердцу города, тем ярче и живописней становились огоньки. Жители не ограничивались одними деревьями, украшая и стены домов, и заборы, и даже крыши колодцев, а в некоторых дворах Олог видел самодвижущиеся повозки с выписанным на задней крышке узорчатым гуйхалахом о долгой жизни Хотон-хон. Это было непривычно — при старых Императорах их жён особо не почитали. Самое большее, Император мог в честь жены провести неурочные игры или раздать нищим еды. А теперь и нищих-то в столице Олог за всё время встретил одного, и тот оказался лесным демоном. Олог был не из тех, кто принципиально не признавал ничего нового, но как относиться к этому странному чужому миру — пока не понимал.
Как будто в ответ на его мысли от домика у дороги потянуло невероятным ароматом ореховых лепёшек на сале — именно таких, какие он в детстве упрашивал отца купить на базаре, когда они выбирались в город. Олог чуть не прослезился. Многое изменилось, да, но что-то и осталось прежним. Он застыл, вдыхая аппетитный запах, обещая себе, что сейчас ещё один вдох, и он пойдёт дальше и не будет, как извращенец, стоять у чужого дома и принюхиваться. Но тут он сфокусировал взгляд и понял, что перед ним не дом, а лавка. Над крыльцом висела резная вывеска — с теми самыми лепёшками. Недолго думая, он поскрипел по снегу к крыльцу, только уже на ступеньках проверяя, взял ли кошель.
Внутри всё дышало жаром и пылало янтарным светом — жёлтые лампочки сияли во всех витринах, подсвечивая лепёшки, пирожки, слойки, корзиночки, гнёзда и даже инопланетные хлеба, оранжевые и коричневые. Олог сначала не увидел никого за прилавком, но потом понял, что хозяин копался в углу, что-то то ли пакуя, то ли распаковывая. Как раз когда Олог определился, чего именно хочет, кроме лепёшек, человек выпрямился и оказался не хозяином, а хозяйкой.
— Чего изволите? — спросила она как-то с хитрецой и приосанившись.
Женщина была помладше его, но не намного, кругленькая, в ярком платке, накрученном в высокий тюрбан с блестящей брошкой. В жаре лавки она пренебрегла дилем и стояла в одной рубашке — ну и, надо думать, юбке, хотя Олог за прилавком не видел. Летний загар с женщины ещё не отмылся — Олог заметил, что в морщинках около глаз кожа оставалась светлой, хотя лицо хозяйки напоминало цветом хорошо пропечённый пирожок.
— Всего, — выпалил Олог, растерявшись. — То есть, ореховых лепёшек и медовые гнёзда.
— Чаю? — предложила женщина.
— Да я домой…
— Остынет же всё! — фыркнула хозяйка, уже доставая пиалу и чайник. Довольно маленькую пиалу. Олог огляделся и заметил сбоку от прилавка небольшой низкий диван с широкими твёрдыми подлокотниками вместо столика. — Шубу вон туда повесить можно.
Олог не любил спорить без большой нужды, а при мысли о горячих, с пылу с жару лепёшках быстро сдался. Вскоре на его подлокотнике высилась горка ностальгической снеди, а хозяйка пристроилась рядом, подливая горячего чая с молоком и ему, и себе.
— Так поздно работаете, — заметил Олог, который терпеть не мог светские беседы, но чувствовал, что молчать некрасиво. — Как муж-то допускает?..
Сказал и прикусил язык: был бы у неё муж, она бы не работала не только так поздно, но и вообще. Хотя странно, женщина-то недурна собой и не вредная.
— А я его выгнала, — легко отмахнулась она. Олог чуть лепёшку мимо рта не пронёс.
— Куда? — спросил он, как будто это было важно.
— Да на все четыре стороны, — пожала плечами та. — Ещё о прошлом годе. Надоел, собака, глодал меня, как мозговую кость!
Олог пытался осмыслить то, что услышал. Нет, нововведения нововведениями, но чтобы жена мужа выгнала, а сама осталась в лавке?
— Вы простите, — неуклюже сказал он, понимая, что должен заткнуться и свалить, но не находя сил сквозь хмель сдержать любопытство, — я путешественник… Это… Из прошлого. Не разобрался тут ещё. Это теперь обычное дело, что ли, мужей выгонять?
— А-а, — хозяйка слово обрадовалась вопросу. — Так-то не очень обычное, но на день рождения Хотон-хон можно. Каждый раз
