Невозможная принцесса - Ольга Олеговна Пашнина
- Министерство мертвых занимается распределением душ. Кто-то отправляется на Землю, кто-то – возвращается с нее и ждет решения о дальнейшей судьбе. Есть судьи, они как раз и оценивают, достойна ты Элизиума или еще нет. Есть стражи, они следят, чтобы сосланные в Аид души отправлялись по назначению и не вырывались на свободу. Есть магистры – они преподают в колледже и обучают эту толпу.
- И все? Весь мир – огромное министерство?
- Нет, разумеется. Ты забыла, что среди нас много иных? И они не собираются отдавать свой кусочек Элизиума.
- Хорошо, а деньги? Мы не расплатились в баре. Только не говори, что у вас все общее и справедливо поделенное. Судя по тому, что я видела на Земле, нам просто нужны внешние стимулы, чтобы вести себя прилично.
Я не стала упоминать, что уж кому-кому, а мне они нужны в тройном размере.
- Денег у нас действительно нет, - согласился Дэваль. – Но мы нашли способ лучше. Ты имеешь право на привилегии только если работаешь. Работаешь – можешь позволить себе жилье получше, заходить после работы в бар или посещать театр. Работаешь плохо – лишаешься части привилегий. Вот и все.
- Звучит жутко, - скривилась я. – Так поэтому мне досталась каморка по соседству с многодетной семьей тараканов? Потому что я еще нигде не работаю?
- Ага.
- А ты где работаешь?
Дэваль усмехнулся.
- А кто сказал, что я работаю?
- М-м-м… дай подумать. – Я сделала вид, будто напряженно размышляю. – Ты угостил меня в баре, неплохо одет и причесан. Непохоже, чтобы ты жил под мостом.
- У меня богатая семья.
- Сам сказал, у вас не существует денег.
Он посмотрел очень серьезно, я даже немного смутилась.
- Деньги – это не богатство, Аида.
А затем умолк, дав понять, что развивать эту тему нет смысла – все равно ответов не получу.
- Значит, судьи решают, кто хороший, а кто нет? А если они ошибаются?
- Они не ошибаются, - улыбнулся Дэваль. – Поверь.
Вскоре мы свернули с набережной куда-то вглубь, на узкие темные улицы, освещенные лишь тусклыми фонарями. Здесь было куда меньше прогуливающихся, и я ощутила себя не в своей тарелке. Одна, с двумя мрачного вида парнями.
- А умереть здесь можно? Удариться головой, например или подхватить смертельную болячку? Или раз уже умер – живи спокойно, бейся на здоровье?
- Вообще мы бессмертны. От удара головой ты не умрешь, но будешь чувствовать боль. Мало приятного. Убить нас тоже сложнее, однако… способы есть. Тебе не стоит лезть в эти дебри. Так ты быстрее в Элизиуме не окажешься.
Улочки неожиданно для меня превратились в огромный крытый павильон, полный зелени и аттракционов. Зрелище одновременно красивое и пугающее: среди пышных деревьев виднелись колесо обозрения, какие-то качели, карусели, скульптуры и ларьки.
Когда-то парк наверняка был прекрасен. Я могла представить залитые сиянием аттракционы, детский смех, запах попкорна и сладкой ваты. Сердце забилось быстрее: вспомнилось, как папа водил меня в лунапарк. Жаль, что здешний оказался заброшен. Природа отвоевала свое, обвила плющом ржавое железо, оттеснила деревьями проходы к каруселям. Превратила роскошный парк в наглядную иллюстрацию того, что ждет Землю, если ее хранители продолжат в том же духе.
- Что здесь случилось? – спросила я. – Почему парк забросили?
- Никто не знает, - ответил Дэваль. – Когда-то это место любили. А потом он как-то сам собой превратился вот в это. Периодически кто-то пытается возродить его, но пока безуспешно. Мне здесь нравится. Успокаивает.
Я украдкой покосилась на его брата, молча следовавшего за нами, но Дарий выглядел абсолютно равнодушным.
- И зачем мы здесь? Я думала, ты покажешь мне место, где можно поискать информацию об отце.
- Покажу, - кивнул Дэваль. – Не бойся. В архиве ты ничего не найдешь, Самаэль же не дурак. А ты не единственная душа, которая скучает по родным. Идем.
Он вновь схватил меня за руку и потащил куда-то вглубь парка, подальше от приглушенного шума центральных улиц, мимо карусели с порванными цепями, что раньше давали ни с чем не сравнимое чувство полета. Грустное зрелище разбитых детских надежд.
- Постой, а как же дети? Я правильно все поняла: душа отправляется на Землю и там рождается ребенок. Затем он взрослеет и становится либо хорошим человеком, либо плохим. Стареет, умирает – ну, или его переезжает автобус – и вот он здесь. А если умирает ребенком? У вас нет детей здесь?
- Думаю, тебе лучше спросить у Самаэля, - холодно откликнулся Дарий. – Объяснять такие вещи – его работа, в конце концов.
Я даже вздрогнула, не ожидав, что молчаливый послушный брат Дэваля вдруг подаст голос.
Через весь парк, петляя между аттракционами, пролегала старая железная дорога для вагончиков. Должно быть, это было что-то вроде обзорной экскурсии по парку: ты садился в яркую кабину, и она неспешно возила тебя по всему празднику жизни, соблазняя заглянуть в каждый его уголок.
Сейчас дорога заросла травой, хотя с виду пострадала не так сильно, как некоторые карусели.
Вскоре обнаружился и паровозик. Побитые временем кабинки еще стояли на рельсах, но уже вряд ли были способны куда-то ехать. Казалось, словно после очередного рейса пассажиры вышли, а паровозик так и остался в конечном пункте навсегда.
Рельсы вели дальше, куда-то в темные недра шатра с выцветшей надписью «Лабиринт настоящего ужаса» - еще одним любимым многими аттракционом.
Не мной.
В детстве я умоляла папу дождаться первого вагончика. Мы могли отстоять две или три очереди, только чтобы быть первыми и занять то самое место, где не мешали чужие головы. Где ощущение сердца, уходящего в пятки, самое сильное.
Поддавшись порыву, я подошла к вагончикам и забралась в самый первый. Металл жалобно звякнул, но я вдруг почувствовала прилив сил, словно парк истосковался по благодарным посетителям.
Закрыв глаза, я положила руки на перила и дала себе волю представить, что найду здесь папу, и однажды мы придем в парк, чтобы прокатиться на всех его аттракционах. Непременно в первом вагончике.
Раздался противный скрежет. Запястья обвило что-то холодное, сдавив слишком сильно, до боли. Я открыла глаза и увидела кандалы, выросшие словно изниоткуда и приковавшие меня к поручням.
- Эй! Дэваль! – Я обернулась, чтобы
