Хранитель истории - Тэффи Нотт
На этот раз доктор нашёлся не сразу. Крепче сжал челюсти, чуть прищурился и спустя паузу на выдохе ответил:
— Конечно, мадемуазель.
Конечно, как только гости отбыли, на меня фурией накинулась генеральша.
— Кто позволил Вам приглашать кого бы то ни было в наш дом? — Тёмные глаза сверкали, она глубоко дышала.
— Роман Гавриилович медик…
— Я прекрасно знаю, кто такой Иванов! — Едва не сорвалась на крик Мария Алексеевна, но в последний момент снизила тон, от чего её голос дал «петуха».
— Его пригласил Пётр Александрович… — Предприняла я последнюю попытку образумить женщину, стараясь не отступить назад.
— Пётр Александрович предлагал вам другого лекаря, не так ли? — Ответить мне не дали. — Знали ли вы Вера Павловна, что Иванов из крепостных?
Я непонимающе смотрела на генеральшу, ожидая каких-то дальнейших объяснений. очевидно, Мария Алексеевна ждала иной реакции.
— Его отец ещё был крепостным. — Растолковала для меня генеральша, считая, по всей видимости, меня умалишённой.
— Не понимаю, что плохого в том, что Роман Гавриилович выслужился своим дарованием, Мария Алексеевна. Это может вызывать лишь почтение. — Как можно спокойнее постаралась ответить я. Хозяйка смотрела на меня так, будто бы я только что при ней нарекла царя идиотом. — Если правильно помню, граф Пётр Андреевич Толстой, тот, что положил начало славному роду Толстых, выслужился за счёт того, что переметнулся от царицы Софьи к Петру Великому…
— Враньё! — Тонким голосом отозвалась генеральша и вылетела за дверь, точно пробка из шампанского. Я, посмеиваясь, пошла к себе. Конечно, Мария Алексеевна не урождённая Толстая наверняка тоже из какого-то богатого и именитого рода. Но откреститься от имени мужа она просто не могла, заткнув слишком умную пигалицу. Впрочем, думаю, что из какой бы семьи ни была родом генеральша, я и про них что-нибудь да припомню.
Глава 6
Через пару дней Иванов появился вновь, правда, без сопровождения в виде поручика. Я не стала спрашивать, куда подевался Фёдор Алексеевич, но несколько заволновалась. Неужели рассказ Романа Гавриловича произвёл на него такое впечатление, что он решил, что связываться со мной — себе дороже? Или доктор не стал пересказывать Толстому мои слова?
Но Роман Гавриилович сразу понял моё волнение.
— Я думаю, что Фёдору Алексеевичу очень жаль, что он не смог составить мне компанию. Дело в том, что он на гауптвахте… — Иванов на мгновение отвёл глаза, но потом всё же прямо посмотрел на меня. Такие слова требовали от медика изрядной смелости. По всей видимости, поручик не хотел, чтобы товарищ рассказывал о его наказании.
— Спасибо за честность, Роман Гавриилович. — Вот генеральша, вот змея! Наябедничала-таки мужу, так что генералу ничего не оставалось, как наказать Фёдора Алексеевича за такое самовольство. — И за заботу.
— Всё что в моих силах. Полагаю, что больше Вам мои услуги не понадобятся. Говорите, плечо не болит?
— Почти что нет.
С тех самых пор минуло пару дней. Рука моя и правда с каждым днём становилась всё лучше, а вот медальон на груди по-прежнему не радовал – так и оставался заурядным украшением сентиментальной барышни. И если поначалу у меня ещё оставалась надежда на то, что это лишь временный сбой в пространственно-временном континууме, через пару дней связь наладится, и я смогу вернуться домой, то теперь последняя надежда угасла. Стоило предпринимать более конкретные действия.
Мария Алексеевна разговаривала со мной исключительно сквозь зубы и по делу. Это несмотря на наши совместные завтраки. Пётр Александрович вёл себя со мною так, будто бы я всегда сидела за столом четы Толстых и просила блинов на добавку. Что ужасно раздражало его супругу. Не обошли меня стороной и весьма недвусмысленные знаки внимания генерала. Но как на них отвечать, я покуда не решила. С одной стороны, короткий, как вспышка фейерверка исторический роман, пока я сижу тут в засаде непонятно на кого, был бы приятным разнообразием. С другой, а если моё пребывание здесь затянется? Не хотелось бы портить отношения раньше времени с нужными людьми.
– К слову, об этом, Вера Павловна? – Я встрепенулась, когда генерал обратился ко мне. Погруженная в свои мысли, я даже не слышала, что супруги что-то обсуждали. И судя по недовольному лицу Марии Алексеевны, что-то, что генеральше очень не нравилось. Она демонстративно отвернулась. Боги милосердные, бывает эта женщина хоть иногда довольна? Меж тем, улыбка хоть немного бы смягчила её резкие черты лица.
– Простите, Пётр Александрович, я не расслышала, Вы спрашивали что-то? – Для пущей убедительности похлопала ресницами, чтобы создать уж совсем растерянный вид.
– Мы с Марией Алексеевной обсуждали небольшой приём, который пройдёт у нас во вторник. Надеюсь, Вы осчастливите нас своим присутствием и не спрячетесь в своих покоях, как улитка в раковине? – Мне досталась мягкая, полная симпатии улыбка красивого генерала. Ну как тут не растаять?
– Я, право, не знаю… – Краем глаза заметила, с какой надеждой на меня посмотрела генеральша. Ага, думает, что я откажусь? Фигушки.
– Вера Павловна, не заставляйте меня Вас уговаривать! – Шутливо пригрозил мне пальцем генерал.
– У меня ни одного подходящего наряда. – Сделала я вид, что всё ещё сомневаюсь.
– О, если проблема исключительно в этом, то я уверен, что Мария Алексеевна что-нибудь придумает, верно, душа моя? – Мне кажется, я даже слышала, как у «души» скрипнули зубы, когда она согласно кивала мужу.
Однако минул день, второй, а от генеральши не было никакого ответа на просьбу супруга. Я долго сомневалась, стоит ли напоминать хозяйке дворца о своей ничтожной персоне, но в итоге решилась, ведь назначенный день приёма был всё ближе.
Я застала Марию Алексеевну в детской. Небольшая, по сравнению с другими залами дворца, комната предназначалась для младших детей четы – погодок Сони, Саши и Егора. Насколько я поняла, наведывалась их мать раз в несколько дней, проверить, всё ли в порядке с детьми и отсидеть свои положенные пару часов. Потом у генеральши резко начинала болеть голова, и она до конца следующего дня пряталась у себя в спальне.
– Мария Алексеевна? – Женщина вскинула на меня взгляд уже порядочно уставший. Это я вовремя, а то бы не поймала её ещё сутки. – Нижайшее прошу прощения, но я
