Лекарство - Ксения Гранд
– Думаешь, он хотел увезти тебя от преследователей?
– По правде говоря, я не знаю, что думать.
– Это… просто… очуметь!
Наконец я добилась того, ради чего и был затеян разговор – взаимопонимания. Кажется, теперь Изи поняла, каково мне сейчас. И, принимая во внимание ее беглый взгляд, побывавший за последнюю пару секунд во всех уголках кафетерия, у нее нет ни малейшего понятия, что с этим делать.
– Боженьки, – она хватает сумку, – мы должны немедленно сообщить об этом полиции.
– Что? Нет!
– Мы не можем просто молчать!
– Но и рассказать тоже! Никто мне не поверит.
– Почему это не поверят?
Самое время придумать, как намекнуть ей о нестыковке во времени. Ведь кто поверит, что дядя подвозил меня во вторник, если его официально объявили мертвым с субботы.
– Понимаешь, – нервно откашливаюсь, – у меня мало доказательств, что мы виделись. Если честно, их нет.
– Да ты издеваешься! И о чем ты только думала?
Может, она и права. Нужно было сразу обратиться в полицию. Тогда мне удалось бы… Стоп. Удалось что? Объявить, что я проблемный подросток с тараканами в голове? В репортаже сказано: дядя Ник убит пять дней назад. А, значит, тот человек в машине, кем бы он ни был, не мог быть моим дядей.
– Это еще не все. Вчера я гуляла в старом лесу и наткнулась там на Блэквуда.
– Что?! Как он… ты… Что вы там делали в лесу? То есть что ты там забыла?
– Главное, что он там забыл. Думаю, он имеет к этому всему отношение.
– Почему ты так решила?
– Он был на месте преступления, как раз в тот день, когда нашли те… нашли дядю. И я понятия не имею, что он там делал.
– А ты что там делала, грибы собирала?
– У меня были причины.
– Почему ты думаешь, у него их не было? Может, он просто вышел на прогулку, осмотреть местность.
– Да, а сегодня не появился на занятиях.
– Милая, на улице минус двадцать четыре. Пол-академии не пришло. Будешь обвинять парня в том, что у него есть инстинкт самосохранения?
– Я серьезно.
– Я тоже. Стейси похожа на куклу. Див из параллельной группы играет на банджо. Майкл носит кожаные брюки. А кто-то гуляет один в лесу. Вокруг полно странных людей, но ты не можешь обвинять первого встречного в убийстве потому, что он оказался в неподходящем месте. Речь ведь не о шалости. Мы ведь говорим об… – она оглядывается, – об убийстве. У-би-й-стве!
– Я знаю, но…
– Ты слышала, как умер преподобный? У него выкачали кровь. Его руки все в порезах. Каким ненормальным нужно быть, чтоб дойти до такого?!
Она наклоняется и берет мою руку.
– Понимаю, ты в шоке, но я не хочу, чтоб ты наделала глупостей. Речь ведь не только о тебе. Ты можешь навлечь беду на ни в чем не повинного парня! Поэтому возьми себя в руки и выброси это из головы.
В горле сжимается комок вины. Может, она и права. Может, мои переживания необоснованные, но в такой ситуации сложно размышлять логически. Когда родного человека находят мертвым в лесу, непроизвольно начинаешь подозревать весь город. Но, как ни старайся, интуиция твердит иначе. Не могу описать причину этого беспокойства, но с этим парнем что-то не так. Я это чувствую и обязательно выясню что.
* * *На следующий день к нам в гости заявляется полиция. Мы с Эми отвечаем на лавину вопросов. Нет, я не видела его больше недели. Не знаю, где он был и почему в церкви сказали, что он улетел в Северную Каролину. Понятия не имею, кто мог с ним такое сделать. На вопрос, были ли у него враги, молча машу головой. Какие враги. Он ведь был служителем церкви, а не главой мафии, и еще добрейшей души человеком. Вряд ли он мог кому-то насолить.
Не знаю – этим ограничивается большинство моих ответов. Да и что я могу сказать? Отец Ник? Ах да, видела. Подвозил меня домой на прошлой неделе, завез в лес и пытался задушить, тороча какую-то чушь о ключах и границе. Обычный вечер, ничего особенного. Полицейский не перестает сыпать вопросами, которые дела вовсе не касаются. Просто ему понравилась Эми. Он от нее ни на шаг не отходил. Когда я вернулась из кухни, он уже выдохся и удалился со своей командой живодеров. Это был самый сложный день, день допросов, день воспоминаний, день похорон. Все прошло тихо, родственников у дяди немного, зато жителей Уинтер Парка пришло на мессу немало. Не зря ведь говорят, что его любил весь город. Такими словами просто так не бросаются.
Следующая неделя пролетела, как падающая звезда, быстро и незаметно. И почти так же безнадежно. Затем неделя после нее и после. Каждый день, словно уже прожитый, проходил по заранее написанному сценарию. Просыпаюсь. Еду на занятия. Возвращаюсь домой. Эми нет. С того дня, когда мы узнали о гибели единственного родственника, она отдалилась. С головой нырнула в пруд рабочих ночей и будней. Будто до этого было мало. Я и раньше ее почти не видела, теперь и вовсе словно живу одна. Когда родители были живы, все было по-другому. Дни рождения запоминались на всю жизнь. В отличие от Эми, мама никогда не забывала, когда я родилась, сколько мне лет и какой торт я люблю. А папа всегда старался позабавить меня милым, но бесполезным подарком. Как-то раз он привез мне из командировки целого слона. Игрушечного слона с барабаном. Мне показалось странным, что слон играет на барабане. Помню, я сказала ему, что барабан слишком мал для того, кто может раздавить полквартала, но он только посмеялся. Этого слона я до сих пор храню в шкафу, хоть он потрепался и выцвел. Теперь и дяди не стало. Я одна, снова. Со дня похорон прошло полторы недели, а по ощущениям – полжизни, за которые я выросла, повзрослела и состарилась. Поиски виновного длятся до сих пор, но надежда тает с каждым днем, как снежные сугробы после ноябрьского ливня. У следствия нет зацепок. На месте убийства не найдено ни улик, ни следов, ни отпечатков пальцев.
Поэтому полиция Фрейзера не нашла ничего лучше, как выдвинуть единственную возможную, но заведомо ложную версию – самоубийство. К такому умозаключению их подтолкнули результаты экспертизы. По заключению медэксперта на теле дяди присутствуют как свежие, так и шрамы многолетней давности. Напрашивается вывод, что он сам их наносил, регулярно, хотя это, конечно, полная чушь. Просто перспектива тратить время на расследование убийства священника в городишке вроде Уинтер Парка, да еще и в канун Рождества, полиции не по душе. Отсутствие улик плюс желание закрыть дело равно самоубийство. Вот только поверить, что дядя уже многие годы страдает селфхармом, выше
