Роза для герцога (СИ) - Соул Таня

Свет, до этого скудно освещавший комнату, начал постепенно уходить, и на пол ложились длинные, несуразные тени, обрамлённые багровыми лучами. Розалин подошла к окну и выглянула на улицу: слева, на западе, солнце уже жалось к рваным пикам гор, видневшимся вдалеке. Отсюда они выглядели маленькими и совсем не величественными — не так описывали их путники, прибывавшие в Каринэю с севера.

Один бард как-то весь день пел на рыночной площади, рассказывая о неумолимом величии гор Северной половины. Их пики, по его словам, подпирали небо, пронзали его и тянулись к звёздам. Их отвесные склоны отталкивали своей монолитной холодностью и страшили, но в то же время навсегда врезались в память. Эти каменные громадины напоминали любому человеку о хрупкости его тела и скоротечности его жизни. Наш век короток, пел бард. Когда караванщик поведёт нас в последний путь по бескрайней Пустыне, северные горы всё так же будут подпирать небо и купаться в снеговых тучах.

И вот Розалин наконец увидела те самые горы, пусть и вдалеке, но не почувствовала ни благоговения перед их величием, ни досаду из-за скоротечности собственной жизни. Скорее наоборот, они напоминали ей, что надо ценить каждую минуту и бороться до последнего.

Дверь скрипнула, и в комнату заглянул один из стражей:

— Покои готовы, госпожа. Пройдёмте.

Розалин кивнула, взяла с кровати свою котомку и послушно вышла из комнаты. Большой чистоты в своих новых покоях она не ожидала — столь короткого времени для хорошей уборки было недостаточно, это она знала наверняка, поскольку и сама совсем недавно работала служанкой в замке Каринэи.

Её новая просторная комната располагалась на третьем этаже и окнами выходила не на обрыв, как предыдущая, а на небольшую полоску огороженного стеной сада. Трава в нём ещё не пожухла и даже в сумерках зеленела густым, распушённым ковром. На таких газонах знатные особы любили расположиться с подругами: покрывало, слуги с опахалами, несколько тарелок фруктов — и ещё один день был израсходован на приятное ничегонеделание.

В замке Каринэи такие прогулки случались нередко, но в Тэнае, казалось, и стены были неприступнее, и люди суровее. Почему-то Розалин не верила, что ей удастся хотя бы раз увидеть под своими окнами щебечущих беспечных особ. Она вообще, кроме слуг, других жителей в замке не заметила.

— Высоковато для побега, — прошептала Розалин, продолжая смотреть на видневшийся внизу газон. — И стены вокруг высокие. А за ними наверняка обрыв. И за ними наверняка свобода.

Только, что ей эта свобода вне высоких стен, если сам замок на возвышении, а до соседнего города добираться придётся пешком, по пустынной дороге и в одной только шали, не способной защитить от холодных, пронизывающих ветров. Это был её первый день в Тэнае, и ей уже не нравился этот край.

В комнате стоял подсвечник с тремя незажжёнными свечами и имелась лучина, но огнива Розалин нигде не нашла и решила разобрать вещи и улечься спать в темноте. Комната, обставленная дорогой мебелью, казалась ей неуютной и непривычно роскошной. Кровать с багровым жаккардовым балдахином, тёмная глазница небольшого камина, ковёр на полу, гобелен на стене, плотные расшитые портьеры — всё это она видела и в Каринэи, в комнатах господ. Кто бы знал, что однажды и ей придётся спать на такой же огромной постели. Вот только её она бы с удовольствием променяла на свою скрипучую старую кровать в коморке с маленьким окошком.

Ночь выдалась лунная и звёздная. Холодный свет уже не такого юного месяца бесстыже заглядывал в её комнату, оседал на полу и мебели, касался балдахина и неуверенно ложился рядом с ней на кровать. Розалин натянула повыше плотное шерстяное одеяло и прикрыла глаза, надеясь, что сон не затеряется на пути к ней и вскоре положит свою тяжёлую ладонь на её веки, и под ними яркими вспышками станут сменяться сновидения. Но вместо сна к ней одна за другой приходили беспокойные мысли, они заставляли вздрагивать в полудрёме и оглядываться в поисках непрошенного гостя. Уже в который раз она просыпалась, думая, что возле её кровати, сложив руки на груди и насмешливо на неё поглядывая, стоял герцог. Розалин, шумной выдыхая, обводила комнату взглядом — никого.

Вечером Розалин не стала задёргивать портьеры, не желая оказаться в кромешной темноте, поэтому утром настырное солнце игриво заглянуло в комнату и залило стены оранжевыми лучами. Она открыла глаза, и тут же сощурилась — похоже, погода в этот день обещала быть солнечной.

— Доброе утро, госпожа, — донёсся сбоку юный девичий голос.

Розалин вскрикнула и обернулась: на стуле неподалёку от кровати сидела молоденькая рыжеволосая служанка в белом чепце. Её слегка кучерявые пряди, с явным трудом спрятанные под головным убором, выглядывали из-под него, обрамляя веснушчатое лицо служанки весёлой рыжиной.

— Меня зовут Дори. Буду вам прислуживать. Его Светлость из всех служанок выбрал именно меня. А это такая честь! Ой, простите, мне все говорят, что я болтлива.

Но Розалин смущала не болтливость служанки, а её присутствие в комнате. Ей раньше никогда никто не прислуживал.

— А что ещё сказал Его Светлость? — Герцогу было недостаточно испортить её ночной сон, он теперь покушался и на утро. — Ах да, меня зовут Розалин. Обращайся ко мне по имени. Никаких «госпожа», поняла?

— Конечно, госпожа, — ой, простите — Розалин. Это так странно, Его Светлость не одобрит.

— Что касается меня, Его Светлость ничего не одобрит. — В этом Розалин не сомневалась.

— Ох, он сказал… — служанка, казалось, собиралась с духом, взвешивая все за и против, примеряясь к инаре и гадая, из какого она разряда господ — тех, кто любит поиздеваться над слугами и укорить их в чём-то, или тех, кто добр к ним так же, как к детям. По схлынувшей настороженности Розалин поняла, что служанка отнесла её ко вторым. — Велел позвать портниху и сапожника, сетовал, что вам надеть нечего. Хмурился даже, беспокоился. Ох, госпожа, как же мы рады все вашему приезду! — Служанка всплеснула руками и тут же подхватилась, — А что это я сижу? Давайте я помогу вам переодеться.

Говорливость рыжеволосой Дори наполнила весь день. Служанка болтала без умолку, принося обед и унося посуду, помогая Розалин заплести её густые каштановые волосы в косу, провожая к ней портниху и портного. Если поначалу инару смущала эта разговорчивая девица, то к вечеру её компания казалась как нельзя кстати. Холодные стены замка давили на Розалин и угнетали, и даже солнечная погода не поднимала настроение, а делала его только хуже, ведь на улицу выйти было никак нельзя.

— Его Светлость запретил выпускать вас из комнаты, — ответила Дори. — Боится за вас, бережёт.

— Себя он бережёт! — выпалила Розалин, но спохватившись, замолкла. Не хватало ещё разоткровенничаться со служанкой и ненароком выдать, кто она на самом деле. Если уж в Каринэе её дар доставил ей столько хлопот, то в Тэнае проблем от него будет ещё больше.

— Видят источники, скоро вся округа про вас узнает. Начнут напрашиваться в замок, чтобы хоть глазком на вас посмотреть. Конечно, Его Светлость беспокоится. Мало ли что случится.

— А с чего им на меня смотреть? — спросила Розалин в недоумении. Неужто герцог сам проболтался слугам о её даре?

— Ну, как же? Герцог со смерти супруги на женщин вообще не глядел, — служанка понизила голос и обернулась, будто ожидала, что Андриан стоял у неё за спиной и подслушивал. — Угрюмый всегда и безразличный. Мы уж и не надеялись, а тут вы. И какая красавица! Немудрено, что он вас с собой из Каринэи привёз. Кто бы не привёз-то?

Кто угодно не привёз бы, только Андриану Фриоро могло прийти в голову шантажировать герцога Каринэйского. Розалин поджала губы и отвернулась.

Вторая ночь в запертой роскошной комнате была так же неспокойна, как и первая. Чем дольше герцог не объявлялся, тем больше Розалин казалось это дурным знаком. Её терзало плохое предчувствие, и, увидев спозаранку улыбающуюся Дори возле своей кровати, она окончательно уверилась, что предчувствие это посетило её неспроста.