Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго

— Знаешь, когда мне приходится быть милой с кем-то, кто мне не нравится, я стараюсь представить его в смешном виде, — поделилась опытом Эржебет. — Например, вон видишь барона Хуняди? Жирный боров, бесит меня ужасно, так бы и зажарила его на вертеле! Так вот, когда я с ним беседую, то всегда представляю, как у него вырастает пятачок, а на заднице — хвостик…

Плечи Гилберта затряслись от беззвучного смеха.

— Нет, у меня так не получится, — утирая с глаз слезы, произнес он. — Я сразу же начну дико ржать, и в результате все опять закончится жалобами в духе: «Ох, ох, этот невоспитанный чурбан Байльшмидт!»…

Эржебет посерьезнела.

— Не такой уж ты и невоспитанный. Ты действительно сегодня хорошо постарался. Я рада, что ты внял моему совету. Это большое достижение…

— К умным советам глупо не прислушиваться. — Гилберт едва не выдавливал из себя слова, было видно, как ему трудно признавать, что он был не прав.

Но затем в красных глазах сверкнул веселый огонек.

— Я тут из кожи вон лезу, и если все это зря, то ты будешь виновата, советчица. И я с тебя спрошу! Еще как спрошу!

— Ах, напугал, я вся дрожу. — Эржебет в притворном страхе округлила глаза.

Вдруг на лице Гилберта появилось беспокойство.

— Эй, смотри, там что-то происходит. — Он тронул Эржебет за плечо, кивком указал в центр зала. — И печенка мне подсказывает, что-то скверное…

Эржебет проследила за направлением его взгляда и напряглась: гости плотным кольцом окружили кого-то, раздавались громкие раздраженные голоса. Слов она различить не могла, но уже по тону было понятно, что разговор далеко не мирный. Они с Гилбертом переглянулись и поспешили к толпе. Пока Эржебет протискивались сквозь ряды гостей, дурные предчувствия все усиливались, и как оказалось не напрасно.

— Да как вы смеете обвинять благородных мадьярских рыцарей в трусости! — надтреснутым фальцетом звенел голос принца Белы.

— Кто же вы еще, если не трусы, раз не смогли разогнать кучку степных дикарей и позвали нас? — отвечал ему один из тевтонских рыцарей.

Они стояли друг против друга на окруженном гостями открытом пространстве, точно на турнирной арене. И Эржебет явственно ощутила, что в ход кроме слов вот-вот пойдут клинки. Атмосфера была раскалена до предела, тевтонские рыцари поддакивали своему товарищу, насмешливо поглядывали на венгров. Те отвечали злобными взглядами.

«Опять противостояние, опять, опять… Да сколько же можно!»

— Дерьмо, Генрих, говорил я ему не петушиться, — прошипел Гилберт.

— Надо их разнять как можно быстрее, — шепнула в ответ Эржебет. — Иначе все твои сегодняшние старания пойдут прахом.

— Да знаю я, сейчас этот идиот у меня получит…

— Вы только и годитесь, что для разгона степных дикарей! — тем временем надменно бросил принц. — Мало чести в том, чтобы победить каких-то там кочевников. Против арабов вы уже бесполезны. Кто бежал из Святой Земли так, что только пятки сверкали, а? Тоже мне храбрые рыцари! Столько лет болтать об освобождении Гроба Господня, и в итоге не справится с сарацинами! Вы умеете только хвастаться!

«О нет…»

Эржебет очень захотелось подбежать к Беле и заткнуть ему рот, но было уже поздно — роковые слова были произнесены. Принц, сам того не подозревая, разбередил старые раны и задел самую больную для Гилберта тему. Эржебет отлично знала, как остро он переживает провалы многочисленных Крестовых походов. Это было для него личной трагедией…

Она взглянула на Гилберта и поняла, что теперь о мирном разрешении спора нечего и думать. Его глаза налились кровью, руки сжались в кулаки. Прежде, чем Эржебет успела что-либо сказать, попытаться как-то его успокоить, он рванулся вперед и схватил Белу за воротник камзола.

— Чертов выродок! — рявкнул Гилберт, с силой тряхнув принца. — Ты никогда не был под Иерусалимом! Никогда не видел полчищ сарацин! Ни разу не скрестил мечи ни с одним из них! С твоих товарищей не сдирали живьем кожу, их не сажали на кол, не вешали на стенах Святого Города! Так что не смей… Слышишь! Не смей марать своим мерзким языком доблесть павших за веру рыцарей!

Принц побелел, на щеках выступили красные пятна.

— Руки прочь, — прохрипел он, пытаясь оттолкнуть от себя Гилберта. — Что вы себе позволяете, герр Байльшмидт?! Это может быть расценено как попытка покушения на жизнь наследника престола!

— Расценивай, как хочешь, кусок дерьма… Принц ты там или нет, но я набью тебе морду!

— Бандит! Не строй из себя рыцаря! Вы не смогли захватить земли сарацин, так решили нашими поживиться! Собираетесь окопаться в Бурценланде и забрать его себе… Проваливайте-ка отсюда лучше назад в свой Иерусалим, раз вы его так любите!

— ПРЕ-КРА-ТИТЬ! — От крика Эржебет задрожали стоящие на пиршественном столе кубки.

Мужчины застыли, казалось, они даже боялись дышать, и оба смотрели на Эржебет с суеверным ужасом. В зале повисла звенящая тишина, все взгляды были устремлены на Эржебет, а она выдержала паузу и заговорила нарочито тихо и властно:

— Ваше Высочество, вы немедленно принесете свои самые искренние извинения герру Байльшмидту и его братьям.

Принц открыл было рот, чтобы возразить, но Эржебет не дала ему вставить ни слова.

— Я приказываю вам, как ваша страна, — отрезала она. — Вы нанесли нашим союзникам и друзьям тяжкое оскорбление и должны загладить вину. Герр Байльшмидт…

Она повернулась к Гилберту.

— Как я поняла, ваш брат также оскорбил моих людей и я требую, чтобы он извинился.

Пару мгновений он смотрел на нее, затем медленно кивнул и отпустил воротник принца, который все еще продолжал безотчетно сжимать.

— Хорошо, пускай принц и герр рыцарь пожмут друг другу руки в знак примирения, — приказала Эржебет.

— Генрих, — окликнул своего товарища Гилберт.

Под тяжелым взглядом командира он с видимой неохотой протянул Беле руку, тот с не меньшей неохотой пожал широкую ладонь.

— Отлично. — Эржебет лучезарно улыбнулась. — Теперь, когда мир и дружба восстановлены, почему бы нам не продолжить праздник, господа?

Но Эржебет прекрасно понимала, что никакие рукопожатия положения уже не спасут. Несмотря на все усилия, ее и Гилберта, пропасть между тевтонскими рыцарями и знатью только расширялась. И в глазах Гилберта она прочла, что он ничего не простит и не забудет…

— Тупоголовые кретины! — Гилберт в сердцах стукнул кулаком по столу, чернильница опрокинулась и черная клякса расплылась на светлых досках.

— Да уж, не ожидал, что с венгерской знатью будут такие проблемы, — протянул фон Зальца, задумчиво глядя на пятно. — Мне следовало меньше бывать в разъездах и больше внимания уделять общению с местными баронами. Но я даже не думал…

— Бог свидетель, я старался поладить с этими болванами! — Голос Гилберта звенел от обиды и гнева. — Но зависть застилает им глаза. Они даже не понимают, что если прогонят нас отсюда, орды половцев тут же набросятся на их теплые гнездышки. И уже не будет рыцарей, которые грудью примут удар… Черт…

— Не произноси имя врага рода человеческого всуе, — одернул его фон Зальца.

— Да как тут не произносить, когда эти… — У Гилберта кончились слова, и он просто махнул рукой.

— Но король и госпожа Венгрия пока на нашей стороне. — Фон Зальца ан потеребил бороду. — Настоящие проблемы начнутся, когда наследный принц вступит на престол… До этого времени нам надо как-то обезопасить себя от произвола знати. Они уже заставили Андраши подписать Золотую Буллу, расширяющую их права, а уж после коронации слабого Белы разойдутся по полной…

— У тебя есть какие-то идеи, признавайся, старик. — Гилберт прищурился.

— Я хочу обратиться к Папе, просить, чтобы он взял наши земли под свою защиту.

Гилберт нахмурился.

— Но разве это будет не то, что нам так упорно приписывают в своих грязных сплетнях вельможи? Что мы хотим создать королевство в королевстве и все такое… Это подло! Мы будем выглядеть как какие-нибудь воришки!