Незнакомец (СИ) - Стасина Евгения

                – Боже, Ванька её на втором курсе носил. Она на нём едва ли не до колен болталась. Кофе будешь?

                Мужчина кивает, подхватывает на руки задремавшую Зефирку и садится на стул, а я достаю с полки вторую кружку.

                Ну что сказать? Мы вроде как неплохо ладим. Секретами, конечно, не делимся (ведь я человек скрытный, а он ничего о себе не знает), но парой сотен слов за сутки обязательно перекидываемся. О ерунде говорим и терпеливо ждём, когда же его разум уже включится в работу: проснётся после затяжной спячки, отроет в своих глубинах важную информацию и, наконец, выдаст хоть что-то  о его прошлой жизни. Пока безрезультатно.

                – Как спалось, Семён? – я опускаю перед незнакомцем дымящуюся кружку и внимательно слежу за его реакцией. Ну вот, как обычно, ни один мускул  на мужском лице не дрогнул! Только губы растянулись в кривой усмешке, а пересечённая затягивающейся раной бровь насмешливо изогнулась.

                – Спалось отлично, а я, слава богу, никакой не Семён.

                – Чем это тебе Семён не угодил?

                Он как-то неопределённо ведёт плечами, а я тяжело вздыхаю, ведь за эти дни уже кучу имён перебрать успела. Кажется, никого не упустила, а всё без толку.  Нет, есть, конечно, одно,  но я до сих пор боюсь его примерять на своего квартиранта. Вдруг сядет как влитое? А ещё одного Миши, пусть и не Васнецова, моя нервная система точно не выдержит.

                – Ладно, с завтрашнего дня начнём перебирать восточные. Вдруг ты какой-нибудь Арам или Давид?

                – Главное, чтоб не Акакий или Прокопий, – мужчина ухмыляется, пряча слабую улыбку за поднесённой ко рту чашкой, а я подпираю щёку кулачком – хорошо мне.

                Вот сидит человек израненный, потерянный, думает это я его спасаю, а на деле… Плакать он мне не даёт. Бродит по моей квартире и даже не подозревает, что своей задумчивой мятой физиономией отвлекает меня от грустных мыслей.

                Миша ведь сгинул, словно и не было его никогда: ни поцелуев его, ни рук на моём обнажённом теле, ни мятых простыней, навсегда потерявших его запах после убойной дозы кондиционера. Только халат и остался, как напоминание, что, поддавшись собственному безумию, я чуть добровольно не согласилась на роль карманной собачки: захотел – поманил, надоело – бросил.

Наверное, пока я здесь нянчусь со своим болезным, упорно отгоняя подальше назойливые воспоминания, мой самый страшный кошмар налаживает отношения с Кариной… Она, конечно, и бровью не повела, когда мы с моим безымянным соседом заявились в её клинику, но моё зашедшееся в безутешном вое сердце испуганно пропустило удар – знает она. И о том, что было у меня с её бывшим мужем, и о том, чего уже никогда не будет.

Засматриваюсь на снимок Тото, висящий в беленной рамке аккурат по центру стены, и так глубоко погружаюсь в болезненные воспоминания о любимом мужчине, что не сразу ощущаю блуждающий по моему лицу задумчивый взгляд карих глаз. А они карие. Пусть белки до сих пор красные, но стоило отёкам немного сойти, как я без труда определила их оттенок – горячий шоколад. И волосы у него чёрные как смоль, так что может и впрямь пора обратиться к Востоку?

– Чего? – зажимаю губами чайную ложку, которой вот уже пару минут мешала давно растворившийся в кофе сахар, и удивлённо на мистера Икс смотрю. А он плечами пожимает:

– Ничего, спросить хотел.

– Так спрашивай.

Только, пожалуйста, не о мужчинах. Стыдно же – четыре дня сосуществуем рядом, а мне ни одного звоночка от кавалеров не поступало. Как бабка-кошатница, ей-богу!

– Что это за собаки?

Фух, пронесло! Даже и не заметила, что от волнения задержала дыхание! Теперь с облегчением выдыхаю, одновременно с собеседником глянув на десяток хаотично развешанных над столом снимков, и, горделиво задрав свой нос, произношу:

– Моя личная доска почёта. Их я смогла пристроить в семьи. Правда, не всех с первого раза, но сейчас, – переплёвываю через плечо, тут же постучав кулачком по столешнице, – с ними всё хорошо.

Только Тотошке не повезло, но последние годы его жизни по всем собачьим меркам были прекрасны.

– Этих тоже скоро раздашь?

–Надеюсь, – слежу за тем, как его большая ладонь зарывается в пушистую белую шерсть, и невольно улыбаюсь. – Ты ей нравишься. Она редко так спокойно сидит на руках. Даже у меня.

Васнецова так вообще избегала. Чувствовала, наверное, что ему не до этого: сюда он приходил вовсе не за разговорами о тяжёлой судьбе бездомных животных…

– Ладно, мне на работу пора, – горе-бизнесмен как-никак! – Про лекарства не забудь и синяки мазью намажь. А вечером меня рано не жди, я с Таней за город поеду. Говорят на трассе уже несколько дней пёс ошивается.

– И вы его забрать решили?

– Ну да, пропадёт же! – смеюсь над тем, как его челюсть медленно ползёт вниз, и, наспех проглотив бутерброд, вытираю руки о полотенце.

Это нормально. Вполне закономерная реакция на наш с Пермяковой альтруизм. Пока люди вздыхают, лайкая грустные посты об очередной потеряшке, мы дело делаем. И, хочется верить, полезное.  

– Саш! – слышу уже в дверях кухни и оборачиваюсь к незнакомцу, смущённо почёсывающему затылок. – А с вами можно?

– Куда?

– Собаку спасать… А то я в четырёх стенах скоро свихнусь.

Вот дела! Рука огромная, мощная, забита татуировкой; безразмерная футболка далёкой Ванькиной юности едва ли по швам не трещит; поношенные спортивки плотно обтягивают крепкие мужские бёдра, а на лице синяков пять не меньше… В общем, бандитско-дурацкий вид, а он в волонтёры податься решил! До того огорошил меня своей просьбой, что я дольше положенного пялюсь на его разукрашенный бицепс!

– Как с нами? – ещё и переспрашиваю, как дурочка, зачем-то кивая на его незатейливый «рукав».

– За компанию. Трасса же, а темнеет рано. Вдруг помощь моя пригодится.

Логично. Только кивнуть я не успеваю, ведь он растягивает губы в улыбке, укладывает довольную кошачью морду на своё крепкое плечо, и, всё так же поглаживая Зефирку, выдаёт:

– Смешная ты, Саш. Когда домой к себе пустила, даже глазом не моргнула, а как с собой на дело взять, так слишком татуированный.

И то правда! Чего это я? Отступаю в коридор, пятясь спиной по направлению к спальне, и пока не успела передумать, соглашаюсь:

– В шесть у подъезда, ключи на гвоздике. Только шапку пониже натяни, а то у нас в доме старики мнительные в это время своих собак выгуливают. Потом пустят слух, что я к себе домой бандюгана пустила.

– Так я разве похож? – Зефирку целует во влажный нос, а указательным пальцем свободной руки тычет на скуксившийся смайлик на груди.

Ни капельки!

– Ещё как! – и дверь в спальню закрываю, по привычке подпирая шваброй. Одеваться пора, рабочий день вот-вот начнётся.

Незнакомец

                Она мне трусы купила. Три пары простых серых боксеров с оранжевой надписью на резинке. Пять пар носков, ну знаете, тех, что при желании можно натянуть до середины икры. Зубную щётку, крем для бритья, кучу лекарств, блок сигарет и упаковку спичек – в общем, снабдила всем необходимым. Не знаю, заботился ли прежде обо мне кто-то так, как это делает Саша, но чувство благодарности, с каждой минутой всё больше и больше разрастающееся в груди, даже сейчас не выразить никакими словами.

Ангел, по-другому и не скажешь… Может быть, зря я себя так рано в бандиты записал? Ведь тогда вряд ли судьба свела бы меня с этой женщиной: волосы тёмно-каштановые, глаза цвета дорогого хорошо выдержанного коньяка и обязательная улыбка на губах – добрая, располагающая. Она носится со мной, как с ребёнком, и всякий раз, когда на её вопрос о проблесках памяти я отрицательно качаю головой, расстроено хмурится… В общем, спасать безымянного пса я поэтому и вызвался – стыдно уже на её шеи сидеть. Так хоть в чём-то пригожусь.

Из подъезда я выхожу даже раньше – без пяти шесть. Как и пророчила моя благодетельница, вдоль обнесённых невысоким забором сугробов уже неспешно прогуливается пенсионер, и стоит мне замереть истуканом на скользком крыльце, его огромный чёрный лабрадор тут же изо всех сил тащит ко мне своего хозяина. Похоже, покусать чужака решил… Нет, обнюхивать принялся. Животина тычется носом в мои ботинки, а мужчина украдкой поглядывает на моё скрытое полумраком лицо. Всё же не зря я шапку пониже натянул.