И немного волшебства (СИ) - Волжская Анастасия

***

   Часовая башня медленно погружалась в полумрак. Руны профессора Хольмена выгорели почти дотла, оставив на дощатом полу черные выщерблины. Мои меловые узоры полностью стерлись,и стекло тролльской работы вновь сверкало первозданной чистотой. Лишь руны на поисковом камне продолжали тускло светиться в центре часового механизма да мерно двигались по кругу секундные стрелки, отсчитывая последние секунды до полуночи.

   Риборг снова стал прежним, совершенно знакомым и привычным. Отражения других миров больше не проглядывали сквозь истончившуюся грань – или же я перестала чувствовать их незримое присутствие. Но теперь я знала, что где-то там, у самой северной границы Финнхейма, спешила в сторону ближайшего человеческого жилья потерянная экспедиция во главе с отцом. А значит, неделя-другая,и первый же ледокол доставит их в порт Венло, где уже буду ждать я.

   И Трулльс.

   Развернувшись в объятиях херра Хольмена, я подняла голову и встретилась с ним взглядом. Что-то странное и непривычное читалось в его темных глазах, чему я никак не могла подобрать названия, но сердце отчего-то забилось радостно и взволнованно.

   – Ингри…

   Профессор наклонился ко мне. Его пальцы легко прикоснулись к щеке, заводя за ухо выбившуюся светлую прядь, очертили линию скул, скользнули, едва коснувшись, по моим губам. Он осторожно взял меня за подбородок, чуть приподнимая мое лицо,и я сама подалась ближе, не в силах оторвать от херра Трулльса завороженного взгляда. Все внутри сжалось в сладостном предвкушении.

   – Я всегда был очарован тобой, Ингри, – почти в самые мои губы прошептал профессор. – С самого первого дня, когда увидел тебя. Ты сидела в первом ряду и смотрела на меня своими восторженными голубыми глазами почти так же, как сейчас. Я сразу понял, что мне нужна именно ты, и если бы ты не была моей студенткой, я бы начал ухаживать за тобой еще тогда. Но… теперь я больше никуда тебя не отпущу.

   — Не отпускай, - хрипло ответила я.

   Трулльс потянулся к моим губам.

   Часы позади нас гулко пробили полночь, и ночь над городом расцветилась яркими oгнями. Послышался грохот праздничного фейерверка, традиционно запускаемого в ночь Зимнего солнцестояния во всех парках и площадях Риборга.

   Херр Хольмен замер,так и не дотронувшись до меня. За окном раздался новый громогласный раскат,и профессор, едва заметно вздрогнув, застыл, неподвижный и холодный, словно каменное изваяние.

   – Что с вами? - вырвался у меня невольный вопрос.

   Я посмотрела на херра Хольмена с недоумением и он, чуть поморщившись, отвел взгляд и криво улыбнулся, словно извиняясь за испорченный мoмент. Что-то было не так, но я никак не могла взять в толк, что именно. Хотелось верить,что причина, по которой херр Трулльс вдруг отстранился от меня, была вовсе не в том, что он не хотел… нашего поцелуя.

   – Прости, Ингри, – в его голосе чувствовалось едва сдерживаемое напряжение. - Не… – он замолчал, пережидая очередной огненный залп, - не люблю фейерверки.

   Со всех четырех сторон громыхнуло – не спрятаться, не отвернуться. Руки херра Хольмена сжались в кулаки, крепко,до побелевших костяшек. Я прикусила губу. Подслушанные разговоры отца и мамы, сплетни о профессоре теории составных рун, ходившие в академии,и собственные смутные подозрения – все в один миг сложилось в единую картину, и рот наполнился едкой горечью.

   Прошло едва ли пятнадцать лет с тех пор, как между Финнхеймом и сопредельным Свейлендом установился худой мир. Война за установление господства в рудоносных предгорьях и южном море длилась безумно дoлго. Дед и херр Χьюго оба были призваны в армию, и даже отец некоторое время провел на флоте в составе боевой эскадры, пока не был отозван для выполнения более существенных исследовательских работ. Мы с мамой и тетушкой жили далеко от границы,и сюда, на тихие северные равнины у подножия заснеженных гор, не докатывалась ни война, ни серьезный голод. Но херр Хольмен старше меня,и он военный…

   Дед изредка рассказывал о своей службе, упуская большую часть подробностей, не предназначенных для ушей маленькой девочки. И жестко одергивал меня, когда я с детским восторженным любопытством расспрашивала о морских боях и сложной боевой магии, воображая себе столкнoвения игрушечных корабликов и красочные искры и вспышки, какие видела во время игр соседских мальчишек.

   «Магия , если применять ее против живых людей, - говорил он, - это серьезное и смертоносное оружие. И рунический огонь, Ингри, способен не только на разжигание каминов и праздничные фейерверки».

   Он тоже не любил их…

   При виде профессора, вздрагивавшего от раздававшихся отовсюду громких хлопков, сердце сжалось . Повинуясь порыву, я шагнула к нему, взяла его похолодевшие ладони и переплела наши пальцы, согревая херра Трулльса своим теплом. Он крепко сжал в oтвет мои руки.

   – Ингри, – выдохнул он.

   – Херр Хольмен, – тихо произнесла я. - Вы можете мне все рассказать . Если хотите.

   – Я… – он на мгновение прикрыл глаза, коротко вздохнул, и продолжил, через силу подбирая слова. – Мне едва исполнилось пятнадцать,когда я пошел на флот. Шла затяжная война, приграничные территории терзал голод. Я был старшим ребенком в семье без отца, а нужно было хоть как-то кормить мать и четырех сестер. Моя служба позволяла им хоть как-то сводить концы с концами… а потом война прокатилась по предгорьям,и мне стало уже некуда возвращаться.

   Он замолчал,тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.

   – Три года я сражался в южных водах Финнхейма и Свейленда и вдоволь насмотрелcя, на что способна огненная магия. Все это, - он мотнул головой в сторону окна, за которым распускались яркие цветы праздничного фейерверка, - навевает… не самые приятные воспоминания. Прости.

   За окном загрохотало сильнее : приближалась финальная часть праздничного фейерверка. Напоследок обычно оставляли самые красивые огни, и в детстве я с нетерпением ожидала этого момента. Но сейчас это внушало лишь беспокойство – за профессора,из-за меня оказавшегося так далеко от тихого скрытого за аллеей деревьев домика, на огромной высоте, где было прекрасно видно и слышно каждый залп огненного фейерверка.

   И тогда я сделала то единственное, что я могла сделать для херра Трулльса.

   – Профессор Хольмен... Трулльс, – он вздрогнул, услышав своё имя,и поднял на меня напряженный взгляд. - Не смотри туда. Смотри на меня. Думай... обо мне.

   – Ингри...

   Привстав на цыпочки, я потянулась к нему – и поцеловала.

   Наш второй поцелуй совершенно не походил на первый.

   В тот раз я была пьяна, а херр Хольмен не ожидал и не желал нашей близости. Сейчас же мы оба хотели этого. И профессор... нет, Трулльс ответил на мой порыв с жадной решимостью.

   Разделенная на двоих страсть захлестнула нас штормовой волной, лишая остатков разума. Казалось, в один миг весь мир перестал существовать. Исчезли стрелки часов и щёлкающие колёса механизмов, растворились в мягком полумраке стены и своды башни, снег, черепичные крыши раскинувшегося внизу города. Остались только мы, наши тесно прижатые друг к другу тела, учащенное биение наших сердец, и касания губ к губам, становящиеся все смелее и смелее. Вот его рука легла на мою талию, обжигая даже сквозь плотное пальто, а вот я сама выгнулась в его объятиях, всем телом прильнув к Трулльсу, подсознательно желая быть как можно ближе. Я обвила руками его шею, запустила пальцы в мягкие густые волосы, притягивая его к себе. Мне хотелось, чтобы мгновения эти длились вечно.

   В небе расцветали огненные фейерверки, шумел под башней далёкий Риборг, а я... Я была просто и незамутненно счастлива. Здесь и сейчас, трепещущая от предвкушения скорой встречи с отцом, опьяненная близостью с Трулльсом... Могла ли я знать,что для того, чтобы в одну долгую ночь разом сбылись вcе мои мечты, мне потребуется всего лишь капля упрямой решимости, разноцветный фонарик и... немного волшебства. Настоящего чуда, какие случаются лишь в ночь Зимнего солнцестояния. Или в любой другой день, если не перестаешь верить в невозможное.